Изменить стиль страницы

— Судя по виду, это была просто группа дезертиров.

— Ты несправедлив к себе, — заметил Галитерс. — И, пожалуй, переоцениваешь наши возможности. Мы, в конце концов, просто паломники.

— Возможно, — ответил юноша. — Но немногие паломники ходят вооруженными до зубов или умеют сражаться, как специально подготовленный отряд.

— Сейчас опасные времена, — заметил Кастор, мигнув в лучах утреннего солнца. — А ты тоже прибыл сюда, чтобы поговорить с Пифией? Конечно, это не мое дело, но ты ведь ушел далеко от дома.

Щеки Эперита снова загорелись от стыда. Он не мог сказать о том, что заставило его покинуть Алибас.

— В этом году случился неурожай зерна, и у нас недостаточно запасов, чтобы пережить зиму, — продолжал Кастор, поняв, что молодой воин не в том настроении, чтобы что-то объяснять. — Мы хотим снарядить флот с маслом и гончарными изделиями и отправиться за провизией, но даже пальцем не пошевелим, пока не посоветуемся о том с богами. Если море не штормовое, если там нет пиратов, то мы можем уверенно отправляться в плавание. Если все наоборот, то нашим людям придется голодать. — Командир пожал массивными плечами.

У них за спиной раздался полный боли и печали крик. Воины повернулись и увидели, как один из них стоит на коленях рядом с телом молодого воина, погибшего во время атаки на склоне. Руки скорбящего словно зависли над телом. Он хотел коснуться погибшего друга, но его отталкивали куски плоти, висевшие там, где раньше находилась голова. Наконец человек рухнул на окровавленный труп и зарыдал.

Эперит наблюдал за новыми товарищами, к которым присоединились Кастор и Галитерс. Те начали быстро копать могилу мечами поверженных врагов. Выкопав ее, они уложили туда тело, бросили мечи у него в ногах, затем положили оружие и щит самого погибшего воина. Потом люди Кастора насыпали камней на могилу, очень тщательно устанавливая их, чтобы животным, питающимся падалью, оказалось нелегко добраться до человеческой плоти.

Юноша стоял молча, когда они три раза отсалютовали молодому воину. Крики далеко разносились в прохладном утреннем воздухе. Потом он помог отряду похоронить шестнадцать поверженных врагов. Для этого выкопали неглубокую яму, поверх нее тоже насыпали камней. Воины не ликовали, не торжествовали и не злорадствовали над этими трупами. Но их хоронили не из уважения. Тела опускали в землю просто ради того, чтобы их души отправились в Гадес, а не оставались на земле и не преследовали живых.

К полудню с похоронами было закопчено. Кастор приказал своим подчиненным развести костер и принести воды от ближайшего ручья, чтобы сварить кашу. Он пригласил Эперита присоединиться к трапезе. На одном из тел нашли мешок со свежими оливками. Пока воины выплевывали косточки в огонь и пили воду, юноша молча наблюдал за своими новыми одиннадцатью товарищами.

С другой стороны костра, напротив него, сидел красивый воин атлетического телосложения с короткой бородой. Он явно пользовался авторитетом в группе и, похоже, подчинялся только Кастору и Галитерсу. Однако этот человек холодно и сурово смотрел на новичка. Почувствовав его враждебность, Эперит перевел взгляд на его соседа, воина со смуглой кожей, чей подбородок был украшен густой и вьющейся черной бородой. Она покрывала всю нижнюю часть его лица, грудь и руки были очень волосатыми, напоминая шерстяную тунику. Этот воин рассматривал Эперита с холодным любопытством, но когда их взгляды встретились, улыбнулся и поднялся на ноги.

— Мы должны поблагодарить тебя, друг, — сказал он и низко поклонился, но как только он снова распрямился, поднял голову и снова посмотрел на Эперита, его взгляд вновь стал вопросительным. — Может, ты расскажешь нам, что привело тебя на гору Парнас?

Эперит задумчиво уставился в затухающий костер. Он был отправлен в ссылку. Его изгнали из Алибаса за то, что он оказал сопротивление человеку, убившему царя. Теперь осталась единственная надежда (и единственное желание) — стать воином, как дед. Поэтому юноша и пришел к оракулу за советом. Но боль от позора еще не прошла, он не был готов делиться случившимся с незнакомцем. Кроме того, что-то в поведении задававшего вопросы воина подсказывало ему, что детали прошлого следует хранить в секрете — по крайней мере, временно.

— Я пришел сюда, чтобы узнать волю Зевса, — подняв голову, объявил он. — Я не ведаю, что будет потом.

Кастор вопросительно приподнял брови.

— Это гораздо более сложная проблема, чем ты, вероятно, думаешь, — заметил он. — Не исключено, что ответ окажется трудно принять.

— Что ты имеешь в виду?

— Зевс нелегко раздает милости, а после того, как четко представит все, ты должен будешь ему следовать и не сбиваться с пути. Если все сделаешь правильно, то получишь почести и славу, и аэды на протяжении многих веков станут тебя воспевать. Но если ты провалишься… — Кастор бросил кусочек хлеба в огонь. — Тогда твое имя будет забыто навсегда, даже в Гадесе.

Сердце Эперита возбужденно билось в груди, хотя предупреждение Кастора и прозвучало. Мысль о том, что о нем сложат песню, будут долго почитать после смерти, только радовала. Это все, что хочет услышать воин. Таков единственный вид бессмертия, которого может добиться человек, и его искал каждый боец. Луч света осветил погруженный в тень путь юноши, определил его судьбу, и он, все еще пребывая в возбуждении, решил тут же отправиться в путь.

— Кастор, твои слова идут от богов! Простите мою поспешность, но я хочу отправиться в путь к оракулу. Прощайте. Молюсь богам, чтобы они защитили вас и принесли вам удачу.

Он поднял щит из сложенной вчетверо бычьей шкуры, подаренный ему дедом, перекинул за спину. Теперь щит украшали новые отметины. Но до того, как юноша успел вырвать из земли копья, Кастор шагнул вперед и преградил ему путь.

— Не торопись, друг. Мы все направляемся в одно место. Предлагаю пойти вместе. Нам не помешает твоя защита.

Эперит рассмеялся:

— А мне не помешает ваша еда! Но я не могу здесь больше ждать — до горы Парнас все еще остается три или четыре часа пути, а светлое время дня не длится вечно.

— Пусть идет своим путем, — объявил красивый воин, вступая в круг соотечественников. Темные глаза смотрели подозрительно, когда он рассматривал новичка. — Нам не требовалась твоя помощь, мы не просили о ней, незнакомец. Ты вступил в сражение, которое мы выигрывали, убил пару фиванских дезертиров, пока они стояли, повернувшись спиной. И дальнейшие притязания на всю славу не означают, что мы перед тобой в долгу. Если ты так думаешь, то я с радостью покажу тебе твою ошибку. Нам не нужны любители падали.

Эперит опустил руку на рукоятку меча и быстро обвел взглядом круг критских воинов. Он понял: все смотрят на него и ждут реакции на оскорбление. Если он достанет клинок из ножен, то они наверняка помогут своему соотечественнику. Тогда все надежды на славу испарятся, юношу в таком случае ждет быстрая и ненужная смерть. Но гордость воина не позволяла ему отступать после такого.

Внезапно он почувствовал одиночество.

— Я согласен, Ментор, нам не нужны любители падали, — сказал Кастор, взяв говорившего за руку и мягко отведя в сторону.

— Как не нужны и паразиты, и разные прихлебатели. Но нам необходимы воины. — Затем он заговорил тише, но легкий ветер все равно доносил его слова до ушей Эперита, отличавшегося хорошим слухом. — Ты знаешь, что дома проблемы. Он может оказаться полезен. Мне нравится его боевой дух.

Ментор что-то пробормотал. Юноша не смог разобрать его слов. Кастор кивнул, затем повернулся к остальным, объявил, что вопрос решен и, если Эперит хочет, они вместе отправятся к оракулу. Молодой воин снял руку с рукоятки меча и перевел дух.

— Более того, Эперит, после того, как мы все выслушаем Пифию, то сможем проводить тебя в гавань, где у причала стоит наш корабль. Это оживленное место, а если ты ищешь приключений, то неплохо начинать в порту. Что скажешь?

Юноша кивнул.

— Чужестранец должен принимать предложения дружбы, коли они поступают.