— Вряд ли вы это сделаете, — усмехнулся я. — Вы еще говорили, что дельцы субсидируют государство, перестраивая производство. Где они покупают оборудование?

— Вы что, записали на пленку нашу беседу?

— Зачем? Преимущество молодости в том, что память не перегружена и все легко откладывается в левом полушарии.

— Почему именно в левом?

— Научная аксиома. Где же покупают?

— Не покупают. Это невозможно в нашем обществе. Ускоряют процесс поставок оборудования…

— Новейшего, которое использует минимум сырья?

Он пытливо посмотрел на меня:

— Что вы имеете в виду?

— Имею в виду, что, если бы чувство нового, энергию, мобильность, наконец, ум дельцов направить на благо общества, польза была бы огромной.

— Никакой пользы не было бы. Они не смогли бы выжить. Слишком много трудностей. Я уже говорил вам о них. К тому же платят мало. Давайте-ка лучше вернемся к нашим баранам. Сначала ознакомьтесь с этими документами. — Вашакидзе передал мне папку.

В ней лежали копии писем с подписями и даже печатями. В первом, адресованном швейной фабрике, фондодержателю ткани «Ариадна», торгово-закупочная база Грузугольурс просит дать указание предприятию-изготовителю — Кутаисскому шелковому комбинату — отгрузить «Ариадну» на сумму 80 тысяч рублей в ее адрес. Во втором, адресованном базе, фабрика отказывалась от фондовой ткани «Ариадна» на такую же сумму с учетом экономии в пользу управления Грузугольурс и просила базу в порядке обмена и производственной необходимости поставить ей искусственный мех на 80 тысяч рублей. Письмо было подписано Ахвледиани. В третьем письме база Грузугольурс просила фабрику изыскать возможность выделить и передать ей часть фонда на ткань «Ариадна».

Я прочитал и другие письма. Все они были похожи на три первых и содержали просьбы об отгрузке фондовых тканей. Разумеется, не только «Ариадны». Получалось, что происходило бесконечное перемещение дефицитных товаров. Какое-то предприятие располагало фондами, выделенными ему государством, какое-то не имело их, и вроде бы это несправедливое распределение исправляли сами фабрики, договариваясь между собой при посредничестве торгово-закупочной базы. Я сделал выписки, а одно письмо переписал в блокнот полностью. Оно было адресовано базе Текстильторг:

«Тбилисское швейное объединение „Иверия“ обратилось к нам с просьбой остаток фонда на ткань „Ариадна“ отгрузить торгово-закупочной базе Грузугольурс всего на сумму 130 тысяч рублей. Поскольку нас связывает с объединением „Иверия“ долголетняя взаимная помощь, просим его просьбу удовлетворить. Со своей стороны мы готовы просьбу объединения выполнить с последующим изменением ассортимента. Директор фабрики Л. Ахвледиани».

— У вас есть вопросы? — спросил Вашакидзе.

— Корректируются не только планы, но и фонды?

— Фонды часть планов. Передача фондов распространенное явление. Но непосредственная передача фондовой ткани уже нарушение. — Он передал мне приказ об увольнении Коберидзе.

Я опешил.

— Коберидзе не увольнять надо, а судить. Вы знаете, что Текстильторг не получил отправленную с фабрики ткань?

— Шофер соврал вам. Ткань поступила на базу Грузугольурс. Я сам проверял. Согласно письмам, с которыми вы ознакомились, мы и должны были передать «Ариадну» на сумму 80 тысяч рублей, но не с фабрики, а из Кутаиси. Коберидзе решил проявить самостоятельность на мою голову. Знаете почему? Чтобы избежать дополнительного плана. Изделия из «Ариадны» пользуются повышенным спросом, и мы с директором хотели увеличить ему план. — Вашакидзе снова закурил. — Вижу по вашему лицу, что наши меры не удовлетворяют вас. Хотите, передайте материалы в следственные органы. Не скрою, я не желал бы огласки этой истории. Но что поделаешь? Каждый выполняет свой долг. Мой долг — защищать честь фабрики. Семнадцать лет отдано ей. Семнадцать! Не шутка. Слово за вами.

Я вышел из кабинета обманутый в своих надеждах. Если зло наказано, так чего же бить в колокола? Меня обвели вокруг пальца, как лопоухого мальчика. Вашакидзе понимал, что я не стану писать статью, раз Коберидзе уволен, а напиши я ее, газета не станет публиковать. Не впервые моя доверчивость оборачивалась глупостью. Конечно, я сделал глупость, доверившись Вашакидзе и рассказав ему о Коберидзе. А что я узнал, несмотря на многочисленные вопросы? Ничего существенного. Я явно преувеличивал свои возможности, когда взялся помочь Карло Торадзе…

Из цехов повалил народ. Рабочий день закончился.

Я заметил среди группы мужчин Вахтанга Эбралидзе и окликнул его. К моему удивлению, он обрадовался мне и протянул руку. Я пожал ее.

— Не сердись на меня, — сказал я.

— Я?! Это вы не сердитесь на меня, — сказал он. — Говорят, вы здорово отделали шофера.

— О чем еще говорят?

— Еще говорят, что вы накрыли Коберидзе.

— Больше ничего?

Вахтанг смущенно развел руками:

— Больше ничего.

Мы подошли к автобусной остановке. Очередь была большой.

— Вахтанг, ты знал Карло Торадзе?

— Знал, конечно, но мало. Он инженер, я рабочий.

— Не слышал, почему его перевели на склад?

— Разное говорили. Одни считали, что Торадзе и Вашакидзе не сработались. Знаете, как бывает, два инженера, оба исключительные специалисты, но взгляды у них разные, тем более один молодой, другой в возрасте. Ну а Вашакидзе хозяин на фабрике. Как он скажет, так и будет. Другие считали, что Торадзе накрыл кого-то и с ним расправились.

— Если Торадзе обнаружил неладное, почему он ждал, пока с ним расправятся, а не сообщил в милицию?

— Не знаю. Может, он хотел сначала во всем разобраться сам. Вы тоже не особенно торопитесь сообщать в милицию, что накрыли Коберидзе. Почему?

— Как ты думаешь?

— Я не думаю об этом. Ваше дело, сообщите или нет.

— Ты не крути, отвечай на мой вопрос.

— Только не обижайтесь. Или вы хотите обнаружить больше, чем обнаружили, или… Не обидитесь?

— Да говори, Вахтанг!

— Или у вас есть материальный интерес.

— Что у тебя было в школе по логике?

— А-а, в школе у меня были одни двойки и тройки. Что, не прав я?

— Прав. Все логично. Не слышал, на складе до Торадзе были какие-нибудь неприятности?

— Не слышал. Наверно, были. Вашакидзе громогласно говорил, что Торадзе наведет там порядок.

— Нелепость какая-то! Почему инженер должен наводить порядок на складе? Может, Коберидзе выжил его?

— Да что вы?! Коберидзе мухи не обидит. Он тихий, безвольный. Как скажут, так и сделает.

— Слушай, Вахтанг, ты не думаешь, что на фабрике действует какая-то шайка?

Подъехал переполненный автобус.

— Извините, я договорился с невестой. В кино собрались идти, — заторопился Вахтанг и втиснулся в толпу осаждающих автобус.

Я решил пройтись и по дороге позвонить Нине.

У телефона-автомата стояла очередь.

Я ждал и думал о разговоре с Вахтангом. Внезапно меня осенило, что Вахтанг был кем-то подготовлен к встрече со мной. Слишком поспешно он вспомнил о невесте. Однако я тут же прогнал эту мысль. Он сказал о невесте, когда увидел автобус. Подъехал автобус, и Вахтанг поспешил к нему, потому что его ждала невеста. Его ждала невеста, и не надо становиться подозрительным, сказал я себе.

— Вы будете звонить? — спросила длинная, почти с меня ростом, девочка в школьной форме.

Будка была свободной.

— Обязательно, — ответил я и, войдя в будку, плотно закрыл дверь.

— Что-нибудь случилось? — спросила Нина.

— Почему «случилось»?

— Ну, мы виделись три часа назад… Или вы опять хотите узнать, не звонил ли Гурам?

— Я опять хочу видеть вас.

— Сегодня я занята.

— Чем?

— Домашние дела.

— Жаль. Когда же мы увидимся?

— Не знаю. Позвоните как-нибудь.

— Хорошо, позвоню как-нибудь, — я с такой злостью повесил трубку на рычаг, что аппарат чуть не развалился.

Я толкнул дверь.

Девочка смотрела на меня всепонимающими глазами. Я не сомневался, что она, хотя и не слышала ни слова, обо всем догадалась.