— Послушайте, но ведь должна быть другая дорога? Где-то здесь есть тропа. Отец мне о ней говорил, — спросила Эми.

— Нет здесь никакой ни тропинки, ни дороги, — послышался из темноты женский голос.

Доктор Кинг и Эми обернулись. Опираясь на капот грузовика, стояла молодая девушка. Она жевала бутерброд и выплевывала кусочки мяса себе под ноги.

— А какого черта вам туда надо? — поинтересовалась она.

Майкл подошел к своей подружке, обнял ее за талию и заискивающе глянул в лицо.

— Бабетта, ты чертовски хороша сегодня. По ночам ты мне нравишься куда больше, чем днем.

— Заткнись, козел, — отреагировала Бабетта, выплюнув большой кусок непрожеванного мяса.

— Не твое дело, милочка, — отрезала Эми. — Если я и буду говорить с кем, то это с хозяином дома. — Она посмотрела на Майкла.

Тот, пошевелив своими пропитыми мозгами, все-таки припомнил, что где-то эту девушку он видел.

— А тут действительно есть тропка, — расплылся он в неискренней улыбке. — И мы с Бабеттой охотно вам ее покажем, если, конечно, вы, красавица, нам заплатите.

Солидный вид доктора Кинга обнадежил Майкла. Явно было видно, что у этого мужика деньги водятся и немалые.

— Так сколько это будет нам стоить? — зло спросила Эми.

— Сорок пять, — начал Майкл, но глянул на каменное лицо Бабетты и тут же добавил: — Сто сорок пять долларов.

Но и Эми не растерялась.

— Если ты, парень, понесешь на своей спине мои вещи, то тогда я согласна.

Такой поворот дела явно устраивал Майкла. Он глупо захихикал, облапал Бабетту и зачем-то подмигнул Эми.

Если бы Майкл знал, какой сундучок припасла для него Эми, он бы не согласился тянуть его и за двести сорок пять долларов. Но уговор дороже денег. Изгибаясь под тяжестью большого кожаного сундука, чертыхаясь, Майкл взбирался по узкой охотничьей тропе все выше и выше в горы.

Эми, единственное что не доверила носильщику, это стеклянный футляр со страницами «Книги мертвых». Она прижимала его к своей груди и плелась вслед за Майклом. Первой шествовала Бабетта, налегке. Она явно привыкла, все, что не случалось в ее жизни, сваливать на своего парня. Она освещала дорогу фонариком и все время подгоняла Майкла.

— Ну давай, скорее. Мне уже надоело тащиться.

— Ты уверена, Эми, что твой отец никуда не уехал? — спросил доктор Кинг, нагоняя девушку.

— А куда ему уезжать, — изумилась она. — Он же, как займется какой-то работой, то никогда не бросит, не доведя ее до конца.

— Ну да, это похоже на профессора Веймара Нойби, — довольно громко произнес Мартин.

И тут, наконец, до Майкла дошло, что Эми — дочь того самого профессора, который заплатил ему астрономическую сумму за аренду домика. Майкл, правда, был не уверен, на месте ли профессор. Срок аренды уже давно кончился, а он до этого времени так и не выбрался в свой охотничий домик. Но деньги были уплачены, и Майклу было наплевать, ждет там девушку отец или он уже давно умер и лежит непохороненный в этом домике. Его делом было донести тяжелый сундук, сбросить его, взять деньги и вернуться со своей девчонкой назад в городок.

А еще пьянчуга Майкл надеялся, что, когда он приволочет тяжелый сундук и грохнет его на пол в домике, заломит еще большую цену. И он чувствовал, девушка и этот доктор Кинг ему не откажут и хоть десятку, но накинут.

Но выстрелив раз десять, Эшли пришел в себя. Никаких зловещих мертвецов за окнами не было. Просто в них подхваченные ветром развевались простреленные и истерзанные занавески. Просто за окнами колыхались ветви деревьев, завывал ветер.

Эшли отложил ружье в сторону. И тут вдруг боль пронзила его лодыжку. Он подскочил и увидел, что отрубленная кисть его правой руки впилась ему в могу, Эшли сбросил обрубок своей руки и накрыл его тяжелым чугунным котлом.

— Вот тебе новый дом, — прохрипел он.

От стрельбы, клеенка, которой он обмотал руку, выбилась из-под ленты, и вновь потекла кровь. Эшли, чертыхаясь и корчась от боли, принялся вновь заматывать руку липкой лентой. Он слышал, как скребется под котлом рука, как тот елозит по полу. Эшли то и дело оглядывался, видел, как движется котел.

Наконец лента кончилась, и Эшли опустил рукав на обрубок руки. Когда он обернулся, то увидел, что котел перевернут, рука исчезла. Парень, придерживая снизу обрубком ствол ружья, водил им из стороны в сторону.

Ветер подхватывал обрывки газет, шелестел ими по комнате. Повсюду Эшли чудилось чужое присутствие. Наконец, он заметил, как зашевелилось и заскреблось что-то под креслом. Но только он успел направить туда ствол ружья, как из-под кресла выскочила обрубленная кисть его руки и, перебирая пальцами, цепляясь за неровности пола, побежала к крысиной норе.

Эшли вел за ней стволом, но так и не успел поймать на мушку. Рука скрылась в норе.

— Ну, сволочи, — прохрипел Эшли. — Что они сделали со мной.

В ответ неизвестно откуда прозвучал хохот.

Эшли слышал, как кисть скребется в перегородке между комнатами. Он выстрелил на звук. Пуля пронзила перегородку, и зияющий пролом с рваными краями открыл вид в другую комнату. Вновь послышалось хихиканье и легкое постукивание.

Эшли обернулся на звук. Под стулом копошилась его рука, постукивая черным ногтем по доскам пола.

В тот момент, когда Эшли нажал на спусковой крючок и прогремел выстрел, рука успела отброситься в сторону. Картечь только пощипала тяжелые дубовые доски, глубоко застряв в них. Вновь слышался мерзкий хохот. Рука бежала у самого плинтуса. Раздался истеричный визг, такой, как визжит крыса, зажатая зубьями капкана. Больше патронов в стволах не было, и Эшли, перезарядив ружье, увидел, что его рука визжит, зажатая капканом. Он довольно ухмыльнулся.

— Что, попалась, сволочь? Так вам и надо.

Рука, приподняв вверх окровавленный указательный палец, как бы говорила и показывала: вот, вот раночка, вот как я поранилась, смотрите. Она напоминала непослушного вредного ребенка.

А Эшли чувствовал глухую вязкую боль несуществующей руки. Он вновь принялся целиться, пытаясь попасть в нее. Прогремел дуплет. В стене образовалась дыра. Эшли довольно засмеялся.

— Ну что, сволочь, попал, попал я в тебя!

Но из пролома в стене, который появился от выстрела, вначале медленно, потом все сильнее и сильнее, все более мощным потоком полилась густая кровь. Наконец, она хлынула, как из фонтана, заливая Эшли лицо и покрывая его с ног до головы липкой горячей массой. Парень попытался выскочить из-под этой струи, и это ему удалось. Он открыл глаза — стена была белой и из нее только шел легкий, едва заметный дымок никакой крови не было.

И Эшли понял, что теряет рассудок. Он поворачивал стволами ружья в разные стороны, прислушиваясь к малейшему шороху, он оскаливался, готовый принять смертельный бой, готовый стрелять во все, что шевельнется, колыхнется или сделает хоть малейшее движение в направлении к нему. Его глаза были безумными.

— Но что сволочи! Гады! Уроды. Мерзавцы, кричал Эшли. — Я вам сейчас покажу! Выходите, приближайтесь! Ну что, попрятались?! Испугались..

Но дом был молчалив и тих.

А когда чучело головы оленя начало хохотать блестя стеклянными пыльными глазами, Эшли понял, что он сошел с ума. Все вокруг наполнил жуткий хохот. И вместе с этим жутким хохотом, который разносился со всех сторон, который пронизывал все существо парня, он тоже принялся хохотать, приседать и подскакивать, изгибаясь и извиваясь в каком-то страшном бесовском танце. Его лицо было безумным, рот оскалился в жуткой улыбке. Тряслась мебель, подскакивали торшеры, покачивались двери, падали со стеллажей книги.

Эшли принялся стрелять, он стрелял в темные провалы окон, за которыми никого и ничего не было. Перезарядив ружье, он выскочил на крыльцо. Ему показалось, что там скрываются те, кто над ним издевается.

В непроницаемой темноте, среди рваных клочьев тумана, блеснул призрачным светом желтый глаз. Эшли испуганно отпрянул в дом. Из проема двери на него кто-то бросился и повалил на пол, не переставая бить кулаком в лицо. Ружье отлетело в сторону.