Однако Виктор Викторович, вместо уместной благодарности, лишь раздраженно заявил, что хватит с него уже моих рецептов. Мол, еще один мой рецепт и он вместе со всей семьей окажется на паперти. Я призвал его не драматизировать излишне ситуацию, и даже смотреть на нее философски, с юмором.

Тут Виктор Викторович, поняв, наконец, что возмещением его убытков я заниматься не намерен, совсем расстроился. Забрав свою филькину грамоту, он аккуратно сложил ее, упрятал в нагрудный карман пиджака и, церемонно раскланявшись, удалился в Административный корпус.

Что-то подсказало мне, что в свете всей этой истории наши с ним отношения немного потеряли в теплоте и доверительности.

В свое оправдание хочу сказать, что я пытался вернуть их (отношения) на прежний уровень с помощью мощной PR-компании развернутой мною в пользу Виктора Викторовича. Совершенно бескорыстно, действуя исключительно на общественных началах, я повысил его и без того высокий рейтинг в среде смотрителей, гардеробщиц и младших администраторов до поистине заоблачных высот.

На эту мысль меня подтолкнул щегольской светло-бежевый блейзер, в котором Виктор Викторович однажды заявился на службу. Увидев его поутру в таком наряде, сотрудник Леонов воскликнул:

– Плейбой и прожигатель жизни Винни-Пух!

Затем, выражая переполнявший его восторг души, истошно проорал свою коронную:

– Ти молёдець!!!

Строгий же аскет Горобец, как всегда, ограничился лаконичным замечанием:

– Витек, ты стал похож на сутенера.

В общем и целом, новый имидж Виктора Викторовича вызвал благожелательную, хотя и с оттенком нездорового ажиотажа реакцию. Все думали и гадали, что это значит и как это понимать. По устоявшемуся мнению подобные разительные перемены во внешнем облике зрелого мужчины непременно связаны с подвижками в его личной жизни. Самого романтического свойства, ребята, самого романтического! Так неужто наш педагог-самогонщик ступил на усыпанную шипованными розами тропу любви? Неужто он опять, словно гимназист терзаем трепетными порывами души и томлением упругой плоти? И кто же та Дульсинея, которая зажгла столь яркий и прекрасный огонь в его рано огрубевшем, казалось, уже никогда не способном полюбить сердце? Половина Галереи увлеченно пыталась разгадать этот ребус.

Как-то, глядя вслед его молодцеватой фигуре, гардеробщица Алевтина Федотовна спросила меня:

– Что это с вашим Виктором Викторовичем? Помолодел, похорошел. Жених да и только!

Я отметил в ее вопросе этакую мечтательную задумчивость.

– Ага, – говорю, – вы тоже заметили!

Алевтина Федотовна была любопытна от природы и сразу заявила, что непременно умрет, если только сейчас же не узнает от меня всех подробностей чудесного преображения Виктора Викторовича.

Я как опытный пиарщик не стал торопиться выкладывать все карты на стол. Наученный прошлыми ошибками, в частности памятным случаем с Витей Курочкиным, я не сказал ничего определенного, тем более, что и говорить-то мне было нечего.

Но основной принцип любых политтехнологий таков: «Скажи А, а Б само приклеится». Поэтому помучив немного гардеробщицу, я в конце концов бросил этакую многозначительную фразу, мол, «жених» – это, пожалуй, в самую точку; мол, седина в бороду – сами понимаете, что потом куда. Загадочность и недоговоренность сделали свое дело. Алевтина Федотовна была поражена таким поворотом дела. Ее обширные третьяковские знакомства не оставляли сомнения в том, что новость станет общегалерейным хитом уже к сегодняшнему вечеру. Так оно все и вышло.

На следующий день с утра Валерьян, родной брат Виктора Викторовича подошел ко мне и поделился сокровенным:

– Представляешь, Фил, Фюрер-то каков пройдоха!

«Фюрером» Валерьян по-родственному тепло называл своего старшего брата.

Я, конечно, немного догадываюсь, в чем дело, но делаю вид, что ни сном, ни духом.

Тогда Валерьян рассказал, что надысь он бывал в шестнадцатом зале, где имел короткую беседу со смотрительницей, не помню как звать, допустим, с Зинаидой Гавриловной. Собственно, беседа состояла из одного вопроса и одного ответа. Зинаида Гавриловна по-товарищески прямо спросила Валерьяна:

– Скажите, Валерий, это правда, что у Виктора Викторовича в Административном корпусе есть любовница?

Валерьян решил не ронять семейной чести и тут же подтвердил:

– Да!

Валерьян не мог забыть Виктору Викторовичу одной давней истории, потому и пользовался всяким случаем, чтобы, как фигурально выражаются англичане, «плюнуть ему в его картофельный суп».

Я остался весьма доволен собой. С одной стороны, мой план сработал, и Виктор Викторович на этой истории заработал-таки небольшой политический капиталец. В чем состоит капиталец? Странный вопрос. Заиметь репутацию повесы и донжуана – это, по-моему, кому хочешь лестно и приятно!

С другой стороны, если окажется, что Виктор Викторович не в восторге от этого факта, то источник слухов совершенно точно определен – его собственный младший братец. Меня же не проймешь даже очной ставкой с Алевтиной Федотовной – я ей ничего конкретного не говорил. Операция была проведена блестяще, и мне было от чего потирать руки. Черный пиар – это, братцы мои, великая вещь!

Между строк, просто чтобы не забыть. В ноябре 1998 года группа сотрудников отправилась на матч Лиги чемпионов «Спартак» (Москва) – «Штурм» (Грац). Это была решающая игра, «Спартаку» для выхода в следующий раунд нужна была только победа. Ситуация требовала от каждого предельного напряжения всех имеющихся в наличии сил. И даже отчаянных поступков требовала ситуация. Виктор Викторович, стало быть, напрягся на поступок. Оценив драматичность момента, он тоже поехал поддержать команду. Все как положено, «на цветах», то есть с красно-белым шарфиком в полиэтиленовом пакетике.

Если говорить вообще, то самым экипированным и заряженным на борьбу был Олег Баранкин – еще совсем недавно записной конявый подпевала. Как всякий новообращенный он стремился быть святее Папы римского. Яростно подчеркивая свою принадлежность к принятой вере, Олег уделял первостепенное внимание, прежде всего, внешним атрибутам. И шарф у него имелся с прямо-таки нескромной надписью «hooligans», и шапка с помпончиком, и мегаваттная дудка, и то, что трудно было ожидать даже от Олега – идиотская огромная шляпа с бубенцами.

Увидев его в таком диком костюме, мы просто охуели… Простите, конечно, мне мой французский, но другие слова не в состоянии передать степень нашего неприятного удивления. Особенно удивился как раз заслуженный спартаковский суппортер Виктор Викторович, державший свою «розу», повторяю, в пакете. Он намеревался повязать ее только непосредственно на секторе, да и то не слишком напоказ.

Подвергнув Олега жесткой, нелицеприятной критике, мы потребовали прекратить позорить коллектив, и немедленно выбросить хотя бы дудку и клоунский колпак.

Тут уже настала олегова очередь изумляться.

А как же тогда я буду поддерживать любимый клуб, если выброшу дудку?! – в ярости вопрошал он.

Как же тогда Егор Титов и Андрей Тихонов узнают, что некто Олежа Баранкин, а вместе с ним и вся Москва Златоглавая верит в них и надеется на победу?!

А Вася? Вася Баранов – почти однофамилец и любимейший правый хавбек, – как же он-то!? Без олеговой дудки-то?!

Валерьян обнял Олега за плечи, отвел в сторонку и пару минут что-то жарко ему втолковывал. Олег был печален, но подчинился непреклонной воле большинства.

– Не грусти, Олег Алексеевич, – утешил его Цеков. – Покричишь «Оле-оле!», да и будет с тебя.

Перед матчем, ввиду прохладной ноябрьской погоды, хорошенько размялись. Коньячок там, пара яблочек, немного водочки… И вот ветеран наш, Виктор Викторович в предстартовом волнении предложенных нагрузок не осилил. Объелся то есть кексов. Обожрался даже.

На сектор его еще по какому-то недоразумению милиционеры пропустили, но там, в дружеской обстановке и среди своих он совершенно обмяк. Почти всю игру Виктор Викторович тихо пропечалился, сидя в кресле. Подвывал там себе что-то заунывное под нос, кажется, про «Таганку, ночи полные огня…» и в целом впечатления не портил.