– Может быть, в научном смысле твой отец и намеревался сделать тебя таким, – продолжала, не смущаясь, Маша. – Но не думаю, что он мог предвидеть, какую личность он создает. Виктор, я хочу сказать, если ты действительно совершил эти убийства, если ты производишь кокаин... и не в состоянии увидеть моральной стороны своих действий, ну что ж, в каком-то смысле это не только твоя вина.

– Мама, – оборвал ее Виктор-младший. – Ты всегда начинаешь говорить не о том. Чувства, симптомы, личность. Я рассказал вам о величайшем биологическом открытии времени, а тебе хочется, чтобы я снова прошел психологический тест. Это абсурд.

– Наука – это не высшая инстанция. Мораль тоже должна приниматься во внимание. Неужели ты этого не понимаешь?

– Ты не права. И отец, создав меня, доказал, что он ставит науку превыше морали. Если бы он действовал в соответствии с общепринятыми нормами морали, он бы не пошел на эксперимент с ФРН, а он все-таки решился на это. Он герой.

– Поступок твоего отца был продиктован необдуманной самонадеянностью. Он не задумывался о возможных последствиях, его интересовало только достижение цели научного эксперимента. Наука сходит с ума, если она не руководствуется совестью, нормами морали.

Виктор-младший прищелкнул языком, демонстрируя свое несогласие.

– Мораль не может управлять наукой, потому что мораль относительна и, соответственно, ее требования могут изменяться. А наука безотносительна. Мораль формируется человеком и обществом, а общество со временем меняется. Мораль различна в различных культурах. То, что является запретным для одних, представляет собой святыню для других. Наука не может подчиняться этим капризам. Единственное, что неизменно в этом мире, – это законы природы, которые и управляют планетой. Арбитром в конечной инстанции является разум, а не моралистическая чепуха.

– Мальчик, это не твоя вина, – тихо сказала Маша, покачав головой. Спорить с ним было бесполезно. – Твой сверхразум отделил тебя от других, он лишил тебя таких человеческих качеств, как сострадание и любовь. Ты считаешь, что ничего не вправе тебя ограничивать. Но ограничения есть. В тебе не проснулась совесть. Но ты не чувствуешь этого, ты даже не можешь этого понять. Это то же самое, что пытаться объяснить слепорожденному понятие цвета.

Виктор-младший встал.

– При всем моем уважении у меня больше нет времени на всю эту философию. Меня ждет работа. Мне надо знать, что вы собираетесь делать дальше.

– Мы с отцом сейчас это обсудим, – проговорила Маша, пытаясь не отвечать на пристальный взгляд сына.

– Ну тогда давайте, обсуждайте.

– Мы обсудим это в отсутствие детей.

Виктор-младший раздраженно сжал губы. Его дыхание участилось, глаза загорелись злым блеском. Он повернулся и вышел из комнаты. Дверь захлопнулась, щелкнул замок. Виктор-младший их запер.

Маша посмотрела на Виктора. Тот в бессилии покачал головой.

– У тебя еще остались какие-то сомнения по поводу того, с чем мы столкнулись? – спросила его Маша.

Виктор неуверенно покачал головой.

– Хорошо. Что ты теперь собираешься предпринять?

Виктор в задумчивости раскачивался из стороны в сторону.

– Никогда не думал, что дойдет до такого, – сказал он. Он посмотрел на жену. – Маша, поверь мне. Если бы я мог знать... – Голос сорвался. Ему нужна была поддержка жены, ее понимание. Но даже он сам не мог определить величину своей ошибки. Если они когда-нибудь разделаются со всем этим, как он сможет жить в ладу с собой? И может ли он ожидать этого от Маши?

Виктор уткнулся лицом в ладони.

Маша положила руку ему на плечо. Как бы ни ужасна была ситуация, Виктор наконец пришел в чувство, обрел ощущение реальности.

– Нам надо решить, что делать, – тихо сказала она.

Виктор встал. Было видно, что он уже овладел собой.

– Я единственный виноват во всем, что произошло. Ты абсолютно права насчет Виктора-младшего. Если бы не я со своими научными идеями, наш сын не был бы таким: – Он повернулся к Маше. – Во-первых, нам надо отсюда выбраться.

Маша мрачно посмотрела на него.

– Неужели ты думаешь, что он позволит нам отсюда уйти? Мысли реально. Ты помнишь, как он раньше разрешал все свои трудности? Дэвид, Дженис, этот бедный учитель, двое детей, ну а теперь еще и эти беспокойные родители.

– Ты считаешь, он нас будет держать здесь взаперти?

– Я не имею ни малейшего представления, что он собирается делать. Просто мне кажется, что будет не очень-то легко отсюда выбраться. Конечно, какие-то чувства по отношению к нам у него должны быть. Иначе он бы даже не стал рассказывать про свои открытия и интересоваться нашим мнением. Но безусловно, он не выпустит нас отсюда, пока не удостоверится, что мы не представляем для него опасности.

Какое-то время оба молчали. Потом Маша сказала:

– Может быть, мы с ним сможем как-нибудь договориться? Пусть он выпустит одного из нас, а другой останется здесь.

– То есть один из нас останется в заложниках? Маша кивнула.

– Если он согласится, уходишь ты.

– Нет. – Маша отрицательно покачала головой. – Если уж до этого дойдет, я останусь здесь. Тебе надо будет подумать, как остановить его.

– По-моему, все-таки лучше выйти тебе. Я с ним лучше смогу договориться, чем ты.

– Не думаю, что с ним кто-нибудь вообще сможет договориться. Он погружен в свой собственный мир, у него отсутствует ощущение совести. Но я уверена, что он не сделает мне ничего плохого, во всяком случае, пока не удостоверится, что я собираюсь навредить ему. Я тоже считаю, что тебе он доверяет больше, чем мне. В этом смысле ты действительно сможешь с ним договориться лучше, чем я. И еще мне кажется, что он ждет от тебя одобрения своих действий. Виктор-младший хочет, чтобы ты им гордился, и в этом плане он похож на обычного ребенка.

– Но что же делать? – сказал Виктор, меряя шагами комнату, – Не уверен, что полиция тут поможет. Может быть, обратиться в отделение по борьбе с наркотиками? Это его наиболее уязвимая точка.

Маша кивнула. На глаза навернулись слезы. Трудно было поверить, что дело приняло такой оборот. Она все еще воспринимала Виктора-младшего как десятилетнего мальчишку. Но выбора не оставалось: генетические изменения превратили его в чудовище, не имеющее никаких сдерживающих факторов.

– Его можно поместить в психиатрическую клинику?

– Это будет трудно сделать, если в его поведении явно не прослеживаются психические отклонения, или без обвинения его в убийстве по причине душевного расстройства. Но я сомневаюсь, что его могут осудить за убийство. Я уверена, что он не оставил никаких доказательств преступления, а тем более если речь идет о таких «высокотехнологических» преступлениях. У него есть расстройства личности, но этого слишком мало, чтобы посчитать его сумасшедшим. Нужно придумать что-нибудь другое. Хотелось бы мне знать, что именно.

– Я что-нибудь придумаю, – уверил ее Виктор. Глубоко вздохнув, он попытался открыть дверь. Она была заперта. Виктор ударил по ней четыре раза кулаком. Через минуту замок щелкнул и дверь распахнулась. На пороге появился Виктор-младший. За ним стояли несколько латиноамериканцев.

– Я готов с тобой поговорить, – сказал Виктор.

Виктор-младший посмотрел на Машу. Она отвела глаза: ей было страшно встретить его ледяной взгляд.

– Один на один, – добавил Виктор.

Виктор-младший кивнул и отступил в сторону, позволяя отцу выйти. Виктор прошел в лабораторию. Он слышал, как захлопнулась дверь и щелкнул замок. Было совершенно очевидно, что они с Машей стали пленниками у собственного сына.

– Она очень сильно расстроена, – пояснил Виктор. – Убийство Дэвида – это непростительно.

– У меня не было другого выхода, – сказал мальчик.

– Матери трудно такое перенести.

Мальчик смотрел на отца не мигая.

– Я знал, что не следовало ей ни о чем рассказывать. У нее другой подход к науке, не такой, как у нас.

– Ты абсолютно прав насчет этого. Кроме того, она расстроилась из-за искусственного взращивания. Я сам был ошеломлен тем, что увидел. Я прекрасно представляю, что в научном плане это открытие имеет далеко идущие последствия. Влияние, которое оно окажет на научную общественность, огромно. И коммерческий потенциал велик.