— Ничего страшного. Машина застрахована, — ответила дама и затушила сигарету.

А потом, к большому огорчению Дункана, полицейский, обратившись к Шарлотте, сказал:

— Мисс Баттерфилд, думаю, вам тоже следует поехать с нами.

Шарлотта надела туфли и предложила дамам не оставлять без внимания пирожные. Они, в свою очередь, поблагодарили ее за еще один незабываемый вечер. Барнаби достал блокнот и, помахав Дункану, бросил:

— Я вас догоню — только расспрошу дам о вашей "романтической фантазии" на прошлой неделе.

Дункан, помрачнев, взял Шарлотту под руку, и они вышли из дома.

Шарлотта давала показания угрюмейшему пожилому сержанту полиции, который смотрел на нее с явным неодобрением. Рассказав о ружейной комнате в Тельмином доме и о незаряженном оружии, она подумала, что он ей хоть что-нибудь скажет. Но полицейский только писал. Шарлотте стало любопытно, так ли ведет себя и лейтенант, допрашивавший Дункана. И потом, почему, спрашивала она себя, у него лейтенант, а у нее сержант. Впрочем, справедливости ради, приходилось признать, что и синяки у него.

— Можете ли вы что-то сказать мне о вчерашней стычке мистера Толливера с подозреваемым? — спросил сержант.

Шарлотта взволнованно облизнула губы. Это была самая неприятная часть допроса. Что будет с ее братьями и Лосем, если она расскажет о том, что знает? Миссис Россини уволит всех троих, если пострадает репутация ее ресторана. А Дункан? Хочет ли он, чтобы о его ресторанной драке стало известно? Но ведь сержант задал вопрос в лоб. Она выпрямилась и произнесла:

— Меня там не было.

— Вы не на суде, мэм. Мы всего-навсего хотим выследить подозреваемого и расследовать дело.

У сержанта был приятный тягучий голос, который напомнил Шарлотте об отце, оставшемся в Чаттануге. В общем, она выложила ему все, что ей было известно, заслужив несколько осуждающих взглядов и недовольное покашливание после упоминания о разбитом "лотосе".

— Все это я знаю понаслышке, — напомнила она сержанту, — я сама ничего не видела.

— Я понял.

— И знаете, я уверена, что у мистера Толливера были серьезные основания, чтобы не сообщать о происшествии…

— Мы с ним еще об этом поговорим.

Шарлотту отпустили, и она ушла. Питер Барнаби, который прохаживался в приемной, предложил отвезти ее домой.

— Вы, наверное, тоже хотите меня допросить, — сказала она, — а я и так только что выложила все, что знала.

— Ладно, все равно поехали. Если вы будете ждать Толливера, то рискуете провести тут всю ночь. Может, скандалиста арестуют.

— Не арестуют.

Барнаби удивил Шарлотту тем, что не задал ей ни одного вопроса, пока они ехали в Толливер-хаус. Остановив машину у входа, он предложил:

— Может, мне зайти с вами в дом?

— Я… это было бы очень мило.

— Не могу сказать, что вы кажетесь мне женщиной, которая нуждается в опеке, — усмехнулся Барнаби, — и уверен, что вы выйдете из всей этой истории как огурчик и под ручку с Толливером. Бог ты мой, что это вы покраснели?

Проводив ее до двери, Барнаби посоветовал ей вооружиться и ждать Дункана.

— А почему вы так уверены, что он приедет сюда? — улыбаясь, спросила Шарлотта.

— Солнышко, а неужели вы не заметили, как он смотрит на вас?

Шарлотта доставила ему удовольствие, покраснев еще больше.

— Может, вы как раз его женщина, — сказал Барнаби, покачивая головой, и пошел к машине.

Шарлотта помахала ему на прощанье, а потом, спохватившись, крикнула:

— Мистер Барнаби, вы собираетесь писать об этой истории?

— Вы шутите?

— Нет.

— Я репортер.

— Да, но…

— Каждый должен делать свою работу.

— Знаю, но…

— И поддерживать свою репутацию.

— Я понимаю, но…

— Вот увидите, статейка выйдет что надо.

Шарлотта прислонилась к покосившейся дорической колонне.

— Не сомневаюсь, — сказала она.

Легкий осенний ветерок донес до нее удовлетворенный вздох Барнаби.

— Еще увидимся, Баттер! — крикнул он.

11

Когда Дункан вернулся из полицейского участка, Шарлотта сидела в кресле эпохи королевы Анны напротив камина, положив рядом с собой медную кочергу и допивая не первый стакан хереса.

— Садись, — сказала она, — и не обращай внимания на кочергу: я поискала твою саблю, но не нашла. А, кстати, она наточена?

— Шарлотта…

— Не беспокойся, я привыкла к оружию. — Она сделала глоток хереса. — Просто когда Барнаби меня привез, я немного испугалась: мне показалось, что Ящер и Гну все еще наверху. Там такой беспорядок.

— Дорогая, прости, вечер получился ужасный.

— Зачем тебе извиняться? Любая женщина на моем месте была бы рада пуститься в самые невероятные приключения ради такого красивого и богатого мужчины, как ты. — Допив херес и чувствуя, что язык у нее начинает немного заплетаться, Шарлотта поставила стакан на стол и добавила: — Я, кстати, читала полно приключенческих романов: "Скарамуш", "Три мушкетера" — захватывающие истории, правда? Я имею в виду, их герои любят опасность. А чем я хуже? И я сказала себе: "Шерл, ты можешь немного развлечься. Давай!"

Нахмурившись, Дункан налил себе виски и сел на диван поближе к ней.

— Шарлотта, — сказал он строго, — все это вовсе не смешно.

— Но ты же развлекаешься! — возразила она.

— Нет, — удивленно, но решительно сказал Дункан.

— Ты любишь опасность, ты ищешь опасность. Тельма говорила об этом, Питер Барнаби говорил. Все говорили. — Она утвердительно махнула стаканом, и несколько капель хереса упали ей на грудь. — Тельма убеждена, что у Толливеров это в крови — у Дунканов Толливеров.

— Я не ищу опасности, — очень серьезно ответил Дункан.

— Тогда почему ты блуждал по всему свету и залезал на самые немыслимые горы?

— Они вовсе не немыслимые. Горы небезопасны, но я знал, что делаю. Я тренировался, учился, так же как ты, скажем, училась рукоделию…

— Я не училась рукоделию. Меня приучали ко всему этому с детства. А тебя, Дункан Толливер, с детства готовили к тому, чтобы залезать на Гималаи. Я всю жизнь мечтала жить спокойно и весело, изучать историю и заниматься тем, что мне по душе. Острые ощущения — не мой стиль.

Дункан откинулся на спинку потертого дивана и очень терпеливо, с пониманием и, как ей показалось, черт возьми, с нежностью стал смотреть на нее. Шарлотта рассердилась. Почему это он всегда все знает и понимает? Всегда владеет собой. Даже когда злится, то говорит об этом прямо. Всегда добивается своего. Интересно, понимает ли Дункан, что ее тревожит? Возможно. Тогда пускай признается.

— Знаешь, — сказала она резко, — ты обладаешь способностью притягивать к себе всех этих Ящеров.

Дункан закинул голову и стал смотреть в потолок. Но потом, не выдержав, рассмеялся.

— Хватит, Дункан Толливер. Я серьезно.

Улыбаясь, Дункан посмотрел на Шарлотту. Целый день он думал о ней, беспокоился о ней, хотел быть с ней рядом. Впервые он встретил женщину, которую не смогли бы заменить ему ни дела, ни самые высокие горы. Он наклонился к ней и сказал:

— Дорогая, ты притягиваешь меня куда больше, чем Ящер.

— Ты знаешь, чтоя имею в виду.

Дункан кивнул, неожиданно посерьезнев.

— Я тебе нравлюсь? — спросил он.

Шарлотта не ответила. Разве это и так не ясно?

— Ты позволила мне поцеловать себя, когда не знала, кто я, — заметил он. — Упала в объятия генерала армии конфедератов, черт возьми!

— Никуда я не падала. Я была вынуждена к тебе прикоснуться. А за остальное отвечаешь только ты.

Дункан удивленно вскинул брови.

— Ты маленькая лгунья, — весело сказал он, — я отлично помню, как и что было, и вовсе не я один за все отвечаю! Ты могла спрыгнуть с моих колен в любой миг, а ты вместо того разомлела и позволила мне себя целовать. И сама целовала к тому же.

— Мне слишком долго мерещились привидения, — пробормотала она.

— Это тыискала опасность.