Она тихо вскрикнула, отвечая ему со всей страстью, подогреваемой двумя неделями тоски, неожиданностью его появления, трепетом от сознания того, что он снова рядом.
Однако мотор автомобиля не был выключен, и как только Кэйси сняла ногу с тормоза, машина покатилась к реке.
Джеффри высвободился и резко повернул руль влево.
— Мы, пожалуй, преуспеем в том, чтобы погубить друг друга, — пробормотал он.
Кэйси неохотно вернулась к обязанностям водителя, поставила машину на обочине и выключила мотор.
— Ну а теперь, Джеффри Колдуэлл, — начала она с лукавой усмешкой, — когда ты знаешь, какой прием я оказываю автостопщикам, что ты думаешь по этому поводу?
— Я думаю, что я бы с удовольствием потащил тебя в кусты и…
— Идет дождь.
— Полагаешь, ты бы это заметила?
От промелькнувшей в голове картины сладкая дрожь пробежала по ее телу, но она серьезно посмотрела на него.
— Джеффри, что ты здесь делаешь?
Он устроился поудобнее, откинувшись на спинку сиденья, и пожал плечами.
— На следующей неделе у меня дела в Нью-Йорке. Поэтому я и решил преподнести тебе сюрприз. Недалеко от лагеря я почти наткнулся на твоих учениц, но успел вовремя укрыться за скалой. Ну что, разве откажешь мне в дьявольском коварстве?
— Иначе я бы на тебя и не посмотрела! — смеясь, ответила Кэйси.
— Тогда ты отвезешь меня в Вашингтон и позволишь мне провести завтрашний день вместе с тобой?
Он потянулся к ней и погладил по щеке, потом его рука соскользнула на ее грудь, и он почувствовал, как мгновенно затвердел ее мягкий сосок под тонкой материей.
— Это был дурацкий вопрос, — прошептал он.
К тому времени, как они добрались до дома, где жила Кэйси, она мечтала только об одном — упасть в объятия Джеффри. Они вели машину по очереди. Джеффри взял на себя участок до моста Джорджа Вашингтона и самую трудную часть автострады Нью-Джерси, но он так управлял «Ауди» на этой трассе, что будто плелся по проселочной дороге. Джеффри объяснял это более напряженным движением по сравнению с Калифорнией. Они останавливались, чтобы передохнуть — не часто и не надолго, — преследуя одну не упоминаемую вслух цель: как можно скорее добраться туда, где они будут вдвоем и никто им не будет мешать. Но ограниченное пространство в салоне автомобиля, близость Джеффри, ожидание того, что он пробудет с ней еще какое-то время, даже вибрация машины на высокой скорости довели Кэйси до такой остроты желания, что у нее закружилась голова, когда она искала ключ от квартиры. Если бы в тот момент Джеффри просто прикоснулся к ней, она бы потеряла сознание.
Но он не прикоснулся. Вместо этого он бродил, осматривая ее жилище, расположенное на третьем этаже старого, но симпатичного кирпичного дома. Матово поблескивающий паркет, камины в спальне и гостиной, витиевато расписанные под мрамор, стены, выкрашенные в спокойный серый цвет. Типичная городская квартира, элегантная и в то же время уютная. Мебель эпохи Конфедерации [5]и несколько вещей в античном стиле, оставшихся от матери. Больше всего она любила секретер в стиле чиппендель [6]. Гостиная была вполне приличных размеров, с красивым видом из окна, а вот спальня — чуть побольше ниши для кровати. А уж так называемая кухня и вовсе помещалась в наскоро перестроенном чуланчике. На Восточном побережье снять приличную квартиру было сложным делом.
— Очень мило, — одобрил Джеффри. — Более или менее так, как я себе и представлял. Джордж Вашингтон останавливался здесь?
— Этого дома тогда еще не было.
Он стоял, положив руки на спинку кресла времен королевы Анны.
— Как давно ты тут живешь?
— Всего год, до этого я снимала квартиру с кем-нибудь на паях.
Он улыбнулся.
— Я и забыл, ты же еще очень молодая. Ты много работаешь, да?
Она кивнула, не испытывая желания ни присесть, ни подойти к нему. Он видел сейчас другую сторону ее мира. В этой квартире перед ним стояла образованная деловая женщина Леонора Грэй, а не Кэйси в ярком цветном шарфе на голове и в гольфах. Джеффри пересчитал книги на полках, висящих между окнами, закрытыми жалюзи, и камином.
— Итак, у тебя тринадцатитомное издание Оксфордского словаря английского языка, — подытожил он. — Почему-то я представлял себе, как ты сидишь над двухтомником с увеличительным стеклом.
Она выдавила из себя короткий смешок, скрестив руки на груди, так как они у нее снова начали дрожать.
— Не думаю, что чтение с увеличительным стеклом стало бы моим хобби. Во всяком случае, я не занимаюсь этим каждый день…
— Не занимаешься? — Он поскреб в затылке, улыбаясь. — А я-то представлял тебя читающей этот словарь даже рано утром, за чашечкой кофе.
— Я с трудом просыпаюсь и почти ничего не вижу по утрам! — Она посмотрела на него в упор, затем, решившись, подошла и коснулась его запястья. — Тебе было любопытно узнать о моей жизни так же, как мне было любопытно узнать о твоей. Поэтому ты и приехал? Посмотреть, как я живу?
— Да, я хотел посмотреть, как ты живешь, сознаюсь в этом. Но приехал я, чтобы увидеть тебя, Кэйси. — Он погладил ее локон и продолжил более низким голосом. — Поверь мне, любовь моя, я здесь только ради тебя.
— Я верю.
Он легонько погладил ее нежные щеки.
— Дорогая, если я прямо сейчас не смогу осязать тебя всю, я просто сгорю. Ты же не хочешь остаться с горсткой бесполезного пепла в руке?
Она покачала головой и прошептала:
— Нет.
Они бросились друг другу в объятия и стали целоваться жадно, страстно, ищуще, как будто хотели сами себе доказать, что все это явь, а не сон.
— Я все время спрашивала себя, будет ли это еще когда-нибудь, — прошептала она наконец. — Джеффри, я так скучала по тебе…
Он поцеловал ее снова и, почувствовав на своей щеке горячие слезы, отстранился, чтобы понять, чьи они — его или ее. Он слегка отклонил ее голову и кончиками пальцев дотронулся до уголков глаз. Из них-то и текли горячие ручьи. Она спрятала лицо, зарывшись в его плечо.
— Без тебя просто ад кромешный, Джеффри, — прошептала она. — Какой-то ад!
— Кэйси, Кэйси…
Его голос сорвался, и они так крепко обняли друг друга, как будто боялись, что кто-нибудь из них вдруг исчезнет, растворится в воздухе и уже никогда не появится вновь.
— Я люблю тебя, Кэйси, — выдохнул он ей в волосы, — я люблю тебя…
Она подняла голову, ища что-то глазами. Он ли произнес вслух эти слова? Или они сами возникли в ее мозгу, потому что она так отчаянно хотела их услышать?
Он нежно улыбнулся, прочитав ее мысли, и погладил по волосам.
— Я люблю тебя, Кэйси, — повторил он. — Я был ужасно несчастен без тебя. Я так тосковал, что тебя нет рядом. Две недели я ни черта не мог делать. Я даже не мог выглянуть в окно, чтобы твое лицо не встало перед моими глазами.
Он глубоко вздохнул и задержал дыхание. Затем по всему его телу пробежала дрожь, и он улыбнулся ей игривой улыбкой. Прежде чем она успела ответить тем же, он подхватил ее на руки и закружил по комнате. Проведенные в пути два дня не остудили его возбуждения. Ему хотелось двигаться, внезапно он почувствовал небывалый прилив энергии. Он засмеялся, потому что любил ее и был с ней рядом, и все просто должно было быть прекрасно. Наконец-то кончились эти две недели одиночества. Он не хотел думать о завтрашнем дне или послезавтрашнем — только о сегодняшнем дне… ночи…
Все в той же эйфории он отнес ее в спальню и положил на кровать, застланную стеганым одеялом в мелкий голубенький цветочек. Оно удивительно гармонировало со всей обстановкой крохотной уютной комнаты. «И с самой Кэйси», — подумал он, улыбаясь ей.
— Ты не произнесла ни слова, — прошептал он, дотрагиваясь до ямочки у нее на подбородке. — Или мне это только показалось?
— Нет, — ласково прошептала Кэйси.
Через несколько мгновений он сбросил с себя одежду, раскидав ее по всей комнате, и направился к ней. В том, что он страстно желает ее, не было ни малейшего сомнения. Она лежала не двигаясь и наблюдала за ним. С благоговением и нежностью, такими несовместимыми с огнем в глазах, он раздел ее, сопровождая снятие каждой вещи ласками. Затем он вытянулся рядом с ней и, положив ладонь на изгиб ее шеи, едва касаясь нежной кожи, медленно заскользил ею вниз по ее телу — вдоль ложбинки между грудей к плоскому животу. Она дышала ровно и чуть слышно, будто загипнотизированная его пристальным взглядом и изучающими легкими движениями.