— Мне сказали, что женщины находят вашего супруга неотразимым. Не скажете ли, почему они так считают?

— Потому что он всегда внимательно выслушивает то, что они ему говорят, — отважно ответила она.

Император пристально посмотрел на ее рисковое декольте, слегка прикрывающее изгиб ее полных грудей.

— А меня совершенно не интересует, что говорит женщина, — многозначительно заметил он, настолько безразлично, что она почувствовала неуверенность, как ей следовало воспринимать это замечание, — как оскорбление или же как комплимент.

Жозефина ей показалась просто обворожительной.

В течение нескольких следующих месяцев Анжела была настолько занята, что ей некогда было скучать по дому. Нужно было заказывать новые платья, так как теперь их с Филиппом постоянно куда-нибудь приглашали, благодаря его родственным связям с четой Ремюза.

Все при дворе Наполеона были настолько поглощены подготовкой к коронации и приезду папы, который согласился освятить восшествие на престол нового императора, что Филипп все никак не мог решиться и потребовать возвращения ему того, что осталось от его поместья. Что касается титула, доставшегося ему от отца, то он продолжал им пользоваться, как это делал все время после его смерти. Наполеон оказался прав. Филипп пользовался огромным успехом среди дам, и Анжела хорошо знала почему. Она замечала, как он одаривал таким же внимательным взглядом как худенькую застенчивую молодую девушку, которая полностью осознавала степень своего уродства, так и любую самую блестящую красавицу, а потом делал вид, что не замечает благодарного обожания этой дурнушки. Анжела пыталась бороться с острыми приступами ревности. Филипп был таким заботливым, таким сострадательным, он мог запросто распознавать самые тайные страхи любой женщины, ее устремления и переживания, — поэтому-то сама она и не смогла преодолеть соблазна и влюбилась в него.

Анжела чувствовала себя значительно спокойнее, когда на балу его вниманием завладевала не одна светская львица, а сразу три или даже четыре. У нее была своя компания поклонников, включая и виконта Рулада, и его приятеля месье Дельруа. Постепенно они приучили ее к мысли, что в Париже весьма обычное дело для обоих партнеров по браку иметь еще любовника или любовницу, и несколько мужчин даже делали ей такие предложения, а женщины выставляли напоказ все свои прелести перед Филиппом.

Анжела приобрела значительный искусный опыт дружеского флирта — несмотря на то, что в Новом Орлеане, когда она так старательно избегала своих ухажеров, которые ей не давали прохода и ей нравилась такая с ними игра. Но в Париже такие игры были далеко не невинные. Это был совершенно иной мир, как об этом неоднократно напоминал ей сам Филипп, но все же она не думала, что император смог бы с кем-то делить Жозефину, не могла и она с кем-то делить своего Филиппа.

Что касается Жозефины, то здесь она не была столь уверенной. Приветствуя их на балу в Тюильри, та, бросив взгляд на Филиппа, — элегантного, стройного, высокого, в мягком голубом камзоле, бриджах и в кремовом жилете, — эти цвета были не такими броскими и вполне могли удовлетворить вкусы как революционеров, так и потомственных аристократов, — прошептала:

— От вас, месье маркиз, сегодня все женщины потеряют голову.

Филипп, поклонившись, возвратил ей комплимент.

— Мы все, мадам, у ваших ног.

Жозефина оценила его похвалу грациозным жестом руки с зажатым в ней веером.

— Вот идет одна из ваших первых поклонниц, месье. — Она указала ему на мадам Шуинар, жену одного не столь важного министра, которая решительным шагом приближалась к ним, нарочито поддразнивая своим вызывающим поведением Анжелу. — Она очень умна. За ней нужен глаз да глаз.

— Ты меня, конечно, ревнуешь к мадам Шуинар, не так ли? — спросил Анжелу Филипп с улыбкой, свидетельствовавшей о его неверии в такое предположение. — Она просто несчастная женщина, с которой чудовищно обращается ее муж, и ей нравится выплакивать свое несчастье у меня на плече…

— И она с удовольствием бы оставила там свою головку! — бросила Анжела, не скрывая раздражительных ноток в голосе.

Филипп с восхищением разглядывая ее, ласково сказал, обращаясь к императрице:

— Моя супруга сегодня просто неотразима, не правда ли, мадам?

Он перевел свой взгляд с блестящих темных волос Анжелы, которые мадемуазель Оре собрала в высокую прическу и перевязала ленточкой, из-под которой несколько вьющихся локонов ниспадали ей на лиф платья, на узкую юбку. Она заправила ее, как того требовала нынешняя мода, под свои пышные груди. Такой стиль очень шел ее высокой стройной фигуре.

Жозефина с видимым удовольствием встретила рассерженный взгляд Анжелы.

Заметив, что к нему приближается мадам Шуинар, Филипп вздохнул.

— В мире осталось так мало любви, а сколько женщин страстно ее желают.

— И ты считаешь, что тебе определено судьбой удовлетворить все их страстные желания? — сухо сказала Анжела, бросая ему вызов.

Филипп громко рассмеялся.

— Нет, моя дорогая, но мне бы очень хотелось поменьше это замечать. — Он, поцеловав ей руку, перед тем как повернуться к мадам Шуинар, шепнул: — Моя судьба — любить тебя.

Сердце Анжелы подпрыгнуло от удовольствия.

Жозефина с удовольствием наблюдала за этой незначительной пикировкой супругов, ее это явно развлекало.

— Я теперь понимаю, почему все женщины только и твердят, что ваш супруг неотразим. Это такой человек, который любит женщин, и они это неизменно чувствуют.

— Он на самом деле лучше понимает меня, чем я его, — призналась Анжела. — Иногда мне хочется стать для него загадкой посложнее.

Жозефина рассмеялась.

— Даже не пытайтесь этого делать, — посоветовала она ей, переходя к другому гостю. — Он просто очарователен, ваш супруг.

Анжела направилась к виконту Руладу, который, широко улыбаясь, шел ей навстречу.

Филипп не спускал с нее глаз. У него в голове эхом звучали собственные слова, хотя он и пытался прислушаться к тому, что нашептывала ему на ухо мадам Шуинар. Он не лгал, когда говорил, что ему хотелось бы меньше отдавать себе отчет о том ужасном положении, в котором, по его милости, оказывалось так много женщин.

Теперь ему было известно о браке Шуинар значительно больше, чем ему хотелось бы знать. Он знал, что она просто оголодала, но искала не физической связи, а лишь всеобщего признания, и искренне желала возбуждать его эмоции от того, что он видит перед собой такую милую, но не оцененную по достоинству женщину.

Анжела часто на протяжении многих месяцев рассуждала о замечании Филиппа, когда столица, сделав опасный крен, на всех парусах неслась к установлению в стране новой монархии. Наполеон, заключив с папой мелкую сделку, добился его согласия прибыть в Париж, чтобы благословить восхождение на престол нового императора. В начале декабря Анжела вместе с другими дамами двора стояла среди членов конгрегации в храме Нотр-Дам, наблюдая за тем, как папа осуществлял помазание Наполеона на престол. Затем он, наложив на голову венец, склонился перед опустившейся перед ним на колени Жозефиной, чтобы возложить на ее прекрасную головку бриллиантовую диадему.

— Она сейчас похожа на крепостную! — прошептала Анжела стоявшей рядом с ней Клэр де Ремюза. Как и мадам де Сталь, ее приводил в бешенство новый кодекс законов, который, несмотря на резкие возражения со стороны некоторых советников Наполеона, уничтожал большую часть свобод, дарованных революцией французским женщинам.

— Тсс… — одернула ее Клэр.

Такому красочному зрелищу могли позавидовать самые великие, самые могущественные монархи. Таким теперь становился и он, Наполеон, отметила она про себя с негодованием. Некогда прославленный герой, теперь он превращался в деспота. Это, правда, было пока не ясно простому народу, но это не могло ускользнуть от любой более менее образованной женщины. "Новая форма управления страной могла помочь Филиппу почувствовать себя увереннее, но сможет ли он вернуть свое поместье", — думала она.