— Ты будешь венчаться в Беллемонте?

— Да. Мама бьется в истерике, требуя, чтобы мы дали ей отсрочку хотя бы на два месяца. Но у Эктора срочные дела в столице Штатов, и он хочет взять меня с собой, чтобы познакомить со своей семьей. Корабль на Балтимор отправляется через несколько недель.

На самом деле, о многом можно догадаться по тому, каким голосом что-либо сказано. Несмотря на свой бодрый вид, голос Клотильды не соответствовал счастливой невесте.

— А успеет ли мадам Бре сшить тебе подвенечное платье за такой короткий срок?

— Я буду в церкви в мамином платье. Я всегда об этом думала. Ты помнишь, как однажды мы примеряли ее платья и я тебе его показала? Ну то, все зашнурованное, с шелковой вышивкой?

— Да, помню. Ты будешь обворожительной невестой в таком платье.

— Оно на мне прекрасно сидит, нужно только кое-где немного убрать. А ты помнишь то миленькое голубое платье, которое ты показывала мне, то самое, которое тетя Лизетт привезла из Франции? — В ее улыбке была лишь показная жизнерадостность, она совершенно не была похожа на улыбку, свойственную ее прежнему, почти детскому беззаботному веселью, улыбку, которая всегда, постоянно добавляла очарования Клотильде.

Анжела кивнула. Она почувствовала комок в горле.

— Я хочу, чтобы ты сопровождала меня во время брачной церемонии в платье тетушки Лизетт.

— Непременно, дорогая.

"Клотильда все еще меня любит, — думала Анжела, учащенно моргая, чтобы стряхнуть внезапно навернувшуюся слезу, — несмотря на то, что я не оправдала ее доверия".

Сидя за кофе и сандвичами, они около получаса обсуждали предстоящую брачную церемонию. Анжела предложила ей свою помощь и своих слуг для подготовки предсвадебного бала, на котором семья Роже представит месье Беллами своим друзьям. Анжела знала, что после этого начнется целая череда званых обедов и вечеров, которые будут проходить каждый вечер до самого бракосочетания.

— Где вы будете жить? — спросила Анжела.

— Эктор купил дом в Новом Орлеане. Это будет наш городской дом, но истинным домом для меня навсегда останется Беллемонт.

Подходя к двери, она бросила через плечо:

— Само собой разумеется, я пошлю приглашение и Филиппу.

— Да, конечно, — с трудом промолвила Анжела.

Но это было еще не все. Клотильда, помедлив и явно делая над собой усилие, сказала:

— Эктор настаивает, чтобы и Филипп, и Генри приняли участие в организации предсвадебного бала.

У Анжелы перехватило дыхание. Клотильда живо сбежала по лестнице вниз, где ее терпеливо поджидал грум с кобылой. Таким образом, она будет постоянно видеться с Филиппом до празднеств, связанных с бракосочетанием кузины, и эта мысль наполнила ее радостью. Она, конечно, не сможет бесстрастно относиться к нему, бороться со своими чувствами, и все, конечно, обо всем догадаются.

Все будут говорить, что вот, мол, наконец эта эксцентричная наследница Роже, которая стала притчей во языцех в округе из-за своего твердого решения никогда не выходить замуж, нашла достойного партнера.

6

Анжела, чтобы помочь тетушке Астрид получше приготовиться к свадьбе, хотела взять с собой в Беллемонт Мими и повариху, но Мими туда ехать не захотела. Надув свои розовые губки, она заметила, что такая спешка со стороны мамзель Клотильды просто неприлична.

— Кроме того, как я оставлю Минетт в "Колдовстве", если Жан-Батист проводит целые дни на плантациях? Ведь это же сущий бесенок!

Анжела не скрывала своего раздражения:

— Неужели ты думаешь, что Жан-Батист найдет себе другую женщину, когда ты будешь в отъезде? Петра вполне в состоянии присмотреть за твоим ребенком.

Петра была крупной чернокожей женщиной, которой было поручено быть поварихой на время их отсутствия.

— Я не смогу там управиться без тебя, Мими, — настаивала на своем Анжела.

Она направила туда на повозке двух слуг и Жюля со своим небольшим дорожным сундучком, а сама отправилась в кабриолете.

Наступило время лихорадочной активности, в Беллемонте убирали комнаты, готовя их для остающихся на ночь гостей; определяли на постой их лакеев и горничных; заготовляли и доставляли съестные припасы для приготовления такого изобилия блюд, которое не смог бы одолеть и Гаргантюа, а кроме того, выкраивали еще время, чтобы перешить и подогнать наряды участников брачной церемонии. Для того, чтобы не видеть суетящихся вокруг женщин, портных и множество слуг, дядя Этьен отправился поохотиться на дичь.

Во всей этой суматохе Клотильда передвигалась словно заводная кукла, она была так далека от всего происходящего в доме, и, видя все это, Анжела плохо спала по ночам. Лежа с открытыми глазами под москитной сеткой на кровати в комнате, выделенной тетушкой Астрид для гостей, она переживала за Клотильду.

Кроме того, ей не давали покоя воспоминания о тех двух проведенных, словно в трансе, ночах в объятиях Филиппа, а Анжела сильно страдала от укоров совести.

Она с беспокойством думала о будущем. Все теперь менялось, и она, взваливая на себя ответственность за такие перемены, уже сожалела о последствиях своего, принятого во время вспышки эмоций, решения противостоять браку Клотильде с Филиппом де ля Эглизом. Вскоре самообладание окончательно оставило ее и ею овладел только ужас. "Что же теперь будет со всеми нами? — думала Анжела.

Она ничего не слышала о Филиппе с той поры, как он в буквальном смысле покинул ее постель. Его молчание лишь усиливало ее чувство вины и постепенно подрывало ее уважение к себе. Что же она натворила?

В среду после того, как Анжела уехала из "Колдовства", Филипп появился в поместье, а Дюваль ему сообщил, что хозяйка отправилась в Беллемонт и намерена оставаться там до завершения брачной церемонии своей кузины.

— Она оставила мне записку? — поинтересовался Филипп.

— Нет, месье.

Филипп был озадачен. Анжела ему ничего не говорила о свадьбе. Какая кузина? Может, у нее была еще одна, кроме Клотильды Роже? Филипп был не только разочарован, он был зол. Он обдумал вариант — снова забраться в седло и проскакать три мили до Беллемонта, — но, поразмыслив, отказался от этой затеи, и вместо этого потребовал принести ему чего-нибудь прохладительного. Перед возвращением в Новый Орлеан, сидя на передней галерее в ожидании чая, он вдруг осознал, как изменилась вся атмосфера здесь в "Колдовстве" в отсутствие Анжелы. Сам дом, конечно, не изменился, но все же он ощущал какую-то пустоту, жизненный ритм его обитателей, казалось, замедлился из-за ленивого затишья, царившего здесь, в этих стенах.

Он не знал, что повариха и Мими, эти самые надежные и самые близкие помощницы Анжелы в управлении домом, тоже уехали. Он понимал, что неуемная энергия хозяйки "Колдовства" придавала этому поместью особое оживление, особое очарование, чем и объяснялась его притягательность. Без нее здесь было скучно, как на кладбище.

"Какая досада, проделать такой дальний путь, и все напрасно", — думал он, испытывая непреодолимую скуку.

Когда дочь горничной Анжелы принесла ему чай на подносе, Филипп принялся с интересом разглядывать стройную фигурку Минетт. У нее была более светлая кожа, чем у брата, она отсвечивала бледно-золотистым блеском, но все же она была скорее кремового оттенка, как слоновая кость. Она заметно полнела. Он был готов поклясться, что и груди у нее стали больше по сравнению с тем, что он видел неделю назад.

— Ваш чай, мики, — сказала Минетт, стыдливо опуская длинные черные ресницы. Потом, подняв на него свои милые глазки, она одарила его лучезарной улыбкой.

Филипп был очарован этой девочкой.

— Это ты намедни приносила мне завтрак в постель? — спросил он.

— Да, мики. — Ее ресницы снова затрепетали, но в невинных глазках он не заметил ни малейшего намека на то, что ее смутило его присутствие в кровати своей госпожи.

— Только ты в этом доме разносишь завтраки, да?