Старуха вздохнула. Никуда не денешься — эта любовь перевернула не только ее жизнь, но и жизнь тех, кто был рядом.

бедра

У внучки их просто нет, бедер. Или лучше сказать наоборот — только они и есть, это единственная выступающая деталь фигуры, потому что кости не худеют. Так что шерсти на них пойдет немного. У Сандры просто игрушечный размер, она легко влезет в кукольные одежки, вон теперь каких больших кукол делают. Конечно, не Нэнси или Барби, а других. Смотри-ка, прицепилась как репей, бабушка, я хочу, чтобы волхвы принесли тебе Барби для меня. Долорс так удивилась, что отправилась к Леонор поделиться новостью. Ох уж эта Барби, сказала дочь, извини, мама, но мы дома уже сказали «нет», вот она и просит тебя. Что это за Барби такая? — поинтересовалась Долорс. Это такая современная кукла, просветила Леонор. Ответ удивил Долорс, она замерла, обдумывая услышанное, Леонор же тем временем вышла из комнаты, пробормотав что-то насчет простыней. В конце концов, почти силой мать вынудила дочь объясниться. Вздохнув, Леонор призналась, что Жофре не нравится, когда девочки играют с такими куклами, у Сандры уже есть Нэнси — еще одна модная игрушка, и, по мнению мужа, еще один образец дурного вкуса. Вот тут Долорс удивилась по-настоящему: то, что ее зять обращает внимание на такие вещи, — это очко в его пользу, кто бы мог подумать, Жофре не такой идиот, каким кажется, он следит за воспитанием девочки, за тем, во что та играет и как развивается. Ну и ну.

Долорс уже была готова наградить Жофре золотой медалью «хорошего отца» и уже почти вообразила, как она сияет на груди этого философа, когда Леонор, закругляя разговор, случайно проговорилась и выдала печальную правду: ты же знаешь, мама, его школьных коллег, всю эту компанию, они только и делают, что оглядываются друг на друга — кто как живет, как воспитывает детей, ну, и так далее, так вот, покупать современных модных кукол они считают непедагогичным… Леонор не особенно скрывала, что не согласна с этой оценкой.

Должно быть, это одна из излюбленных тем бесед Жофре и Моники Я Тоже, подумала Долорс, когда они в перерывах между уроками философствуют на пару, укрывшись от внешнего мира в каком-нибудь углу. У каждого человека есть тема разговора для того или иного собеседника, то есть в зависимости от того, с кем разговариваешь, выбираешь ту или иную тему и каждый раз в какой-то мере становишься на точку зрения другого, не теряя при этом своего собственного «Я», потому что в противном случае станет совершенно очевидно, что ты — отступник. Однако важно находить мосты, которые бы объединяли людей и проходили над реками, которые их разделяют. Например, Марти со своим другом Дани говорит о музыке, потому что тот — музыкант, они усаживаются вон там, перед компьютером, и старуха по отдельным фразам догадывается, что сегодня мальчики хотят загрузить в умную машину музыку, написанную Дани, что он принес с собой какую-то хитрую программу, которая, кажется, может сотворить чудо и волшебным образом ввести музыкальные ноты внутрь этого таинственного электронного ящика, все они появятся на экране монитора, и ими можно будет управлять. А кот? Без этого проказника, наверное, тоже не обойдется? Долорс, которая не слишком разбиралась в музыке, представила себе, как кот безуспешно пытается съесть музыкальный ключ — бедное животное, брось его, этот ключ, он слишком велик для тебя, попробуй лучше утащить диез или бемоль, они-то больше подходят тебе по размеру, — вот что старуха сказала бы коту, если бы, как Марти и его друг, сидела перед экраном. Но не может, поскольку компьютер стоит в маленьком кабинетике, там, куда все торопятся в свободные часы, чтобы… вступить в контакт? Ах нет, подключиться. Они подключаются и разговаривают неизвестно с кем, кто сидит внутри электронной машины, уже довольно давно Марти объяснил все Долорс, бабушка, это совсем не сложно, не прикидывайся бестолковой, ты вовсе не такая, это похоже на телефон, который тоже позволяет тебе разговаривать с тем, кто находится на другом конце света. Только через Интернет это значительно дешевле.

Когда Долорс еще не разучилась говорить, она назадавала Марти целую кучу вопросов об этих разговорах через Интернет. Марти, хоть и очень похож на Леонор внешностью, характером — полная противоположность матери. Его друг Дани, который вот уже несколько месяцев ходит к ним в гости, заметно старше ее внука, он пианист и композитор, если, конечно, она все правильно поняла, когда их знакомили. Они впервые встретились на каких-то компьютерных курсах, посвященных музыке, где собрались, понятное дело, музыканты и компьютерщики. И там поняли, что вдвоем могут делать много чего интересного, поэтому Дани и приходит к ним не реже двух раз в неделю. Когда они работают, мир перестает для них существовать, и Долорс тоже, — так оба увлечены. Мальчики обмениваются идеями, потом набирают что-то на клавиатуре, спорят, напевают отрывки мелодий, снова что-то обсуждают и опять стучат по клавишам.

Как все меняется, Пресвятая Богородица. Какие же смешные бедра у Сандры и какие мелкие шажки! Во времена молодости Долорс иметь хорошие бедра значило все. Иметь и уметь ими двигать, естественно, и в этом она знала толк, но так и не смогла продемонстрировать свое мастерство перед Антони, потому что они встречались только в библиотеке. Для нее это стало невыносимо, поскольку с того памятного разговора, когда Долорс поняла, что влюбилась, она потеряла способность сосредоточить мысли на любом философе, кроме Антони, на любом писателе, кроме того, кого ощущала всей кожей, каждой клеткой тела, впитывающей его магические флюиды. С раскрасневшимися лицами они все говорили и говорили — о Беркли, святом Августине, Викторе Гюго и Сервантесе, но этого им уже не хватало, и наконец в их отношениях наступил момент, когда стало ясно — либо нужно двигаться дальше, либо ставить точку. Навсегда. Вместе с тем они понимали, что просто прогуливаться по улицам, как друзья или обычные парочки, им нельзя — отец Долорс немедленно постарается пресечь их общение. Он вовсе не был плохим отцом, напротив, он хотел добра своей дочери, а потому во что бы то ни стало постарался бы разлучить ее с Антони и подобрать ей подходящего претендента из своего круга. Примерно то же самое, что с куклой Барби: на людях все должно быть прилично, и, само собой разумеется, никаких отношений с рабочим классом. Да, папа приставал к служанкам, но — дома, укрывшись за его стенами от чужих глаз. К тому же он мужчина, говорила Долорс. Рабочие не такие, как мы, они не похожи на нас, они озабочены другими вещами и не привыкли думать.

Антони привык думать. Сеньорета Долорс, я подумал вот что… Его голос обволакивал, и девушке стоило большого труда очнуться от наваждения и произнести: что же именно, сеньор Антони, не поделитесь ли со мной, уверена, мне понравится ваша идея. Молодой человек судорожно сглотнул и решился: я подумал, что как-нибудь мог бы показать вам кое-какие книги у себя дома, если, конечно, вам это интересно. В конце фразы его голос сорвался почти на фальцет. Долорс улыбнулась: конечно, мне интересно. Она прекрасно знала, что только что ответила «да» на признание в любви.

Что-то больно маленький свитер получается. Только-только начала вязать, а скоро закончит. И ниток идет совсем мало. Долорс приложила к себе готовый кусок вязания. Если бы она вязала себе, пришлось бы делать в два раза шире. А вот Леонор свято уверена, что у ее дочери всего-навсего тонкая кость, и с этого ее не сдвинешь. Она убеждена, что у девочки все нормально только потому, что Сандра съедает тарелку макарон в субботу и тарелку риса — в воскресенье. А с понедельника по пятницу? С понедельника по пятницу Леонор понятия не имеет, чем питается дочь, потому что ее, Леонор, не бывает дома. Сейчас Сандра живет словно на облаке, так увлечена своим Жауме, видно, что девочка влюбилась и перед ней открылись двери рая со всеми его удовольствиями. Так всегда происходит в юности: разум, сердце и тело, чувства, ощущения, мысли — все это у молодых вперемешку. Естественно, Леонор и Жофре ничего не замечают: Леонор — потому что сама витает мыслями неизвестно где, Жофре — потому что видит одного себя.