— О чем вы говорите! — сказал он. Хотел что-то добавить и осекся. Она протянула ему руку, и он, слегка сжав, поднес ее к губам. — Вы можете рассчитывать на меня. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы у вас все было хорошо, — серьезно произнес он. Они попрощались.

Отогревшись в душе, Наташа надела теплую пижаму, махровый халат и шерстяные носки. Приняла аспирин, заварила чай, положила в него малиновое варенье. Подумав немного, добавила финской водки. Ей стало совсем тепло и сонно, и она забралась под одеяло.

Как только она сомкнула глаза и почти уснула, щелкнула входная дверь и вошла мама. Наташа уже успела позвонить ей и предупредить, чтобы та не пугалась, увидев машину у подъезда. Сказала, что цела, жива, здорова, и все расскажет дома. Увидев, что стало с машиной, мать схватилась за сердце. Она вбежала в квартиру, охая и причитая, принялась ощупывать дочь со всех сторон. В этот момент зазвонил телефон, и Наташа схватила трубку.

— Что с тобой происходит, где ты была? — завопила трубка голосом Никиты.

Наташа в ужасе зажмурилась и сказала:

— Пожалуйста, потише. Я сейчас все объясню. И тебе, и маме, которая только что вошла.

Вопросы ей, конечно, задавали одновременно и мама, и Никита. Отвечая им по очереди, Наташа почувствовала, что у нее совершенно сел голос и подкашиваются ноги. Она попыталась завернуться в одеяло, а мать уже совала ей под мышку градусник. Последние силы покинули Наташу, и она тихо заплакала.

7

Наутро она проснулась, чувствуя себя совершенно больной. Поднявшись, ощутила слабость, но все-таки доплелась до ванной комнаты. И тут ей стало ясно, что она может отдыхать и ни о чем не беспокоиться. С таким лицом не то что в театр, на кухню стыдно выйти — глазница была сине-черной, ближе к щеке преобладал зеленовато-голубой оттенок.

Наташа поставила кипятиться чайник и остановилась в задумчивости перед книжным шкафом. Несмотря на все усилия мамы, домашняя библиотека была в полном беспорядке. Трудно сказать, что было тому причиной — может быть то, что книжные полки покупались женщинами, только когда на полу и столах начинали крениться высокие стопки, да и повесить эти полки было для них большой проблемой. И пока эта проблема в очередной раз ждала своего решения, Наташа, без конца что-то читавшая, в рассеянности засовывала прочитанную книгу в любое место, казавшееся ей свободным и более-менее подходящим.

Хождение по квартире отняло у нее столько сил, что, выпив чаю, она легла в постель и закрыла глаза. Читать пока не хотелось. Она начала восстанавливать в памяти вчерашний день. Выходка Никиты теперь, после аварии, казалась событием, по крайней мере, недельной давности. Она действительно не сердилась и не обижалась на него, но думала о нем без привычной теплоты. Простила ему этот поступок, но в то же время понимала, что чаша ее терпения переполнена.

От этих мыслей Наташе стало так грустно, что она немного поплакала, жалея себя. От слез полегчало, хотя сразу активизировался насморк. Она решила вспомнить хоть что-нибудь приятное, о чем можно помечтать лежа. И хотя в аварии приятного ничего не было, память цеплялась именно за нее. «Хорошо, — сдалась Наташа, — я буду думать о Кареле, хорошо. Да, он мне действительно понравился. Конечно, он просто хорошо воспитанный человек, испугался за меня, боялся, что мне станет плохо. Не стоит придавать значения тому, что он меня узнал, это чистая случайность. Я вчера была в таком состоянии, что забыла его спросить, почему он так хорошо говорит по-русски. Не то удивительно, что хорошо, а то, что практически без акцента». Наташа встала, взяла из сумки его визитку и принялась ее разглядывать. Совместная русско-чешская компания «Пигмалион». Архитектура. Строительство. Реконструкция. Дизайн. Карел Новак. Главный архитектор.

Наташа взглянула на часы. Было ровно девять, и в этот момент зазвонил телефон. Она сказала маме, вбежавшей в комнату:

— Не надо, я сама возьму! — Выждала три звонка и подняла трубку.

— Я тебя не разбудил? — спросил Никита.

— Нет, — упавшим голосом ответила Наташа.

— Как ты?

— Как и следовало ожидать. Синяк на пол-лица, температура, насморк.

— Бедная! Мне так жаль, ты себе не представляешь. Тут это… Репетиция отменилась, а Маринка услышала и сразу придумала мне кучу всяких дел… Ты не обидишься, если я заеду завтра? И насчет машины тоже попозже, хорошо? Не сердись, Натуль, ладно?

— Да нет, я не сержусь совершенно, а заходить вообще не надо, на меня смотреть страшно, я буду стесняться. Насчет машины тоже не беспокойся, я сама решу эту проблему, уже почти договорилась.

— С кем ты договорилась, его же «скорая» увезла, ты сама сказала? С ментами, что ли?

— И с ментами тоже. Мне обещали как раз сейчас звонить, так что пока, ладно? Все нормально, не волнуйся.

— Ладно, — вздохнул Никита. — Смотри, чтобы тебя не кинули, по обыкновению. А лучше не дергайся, я тут немного разгребусь и сам все сделаю.

«Да, ты сделаешь», — подумала Наташа, кладя трубку.

Телефон тут же зазвонил снова.

— Наташа? Вас беспокоит Карел. Как вы себя чувствуете?

— Так себе, но ничего страшного.

— Вы все-таки заболели?

— Есть немного.

— Этого следовало ожидать. А ушибы вас не беспокоят?

— Боли почти нет, но у меня огромный синяк…

— Синяки проходят, главное, чтобы не было других последствий — трещин, сотрясений и так далее. Грудь не болит?

— Практически нет.

— Я хотел сегодня подъехать с механиком за вашей машиной. Вам удобно было бы с нами встретиться?

— Карел, я вам очень признательна за все ваши заботы, тем более что не могу сама заняться своими проблемами, но я буду чувствовать себя страшно неловко. Я не могу показываться на люди с таким лицом.

— Я понимаю. Надеюсь, все заживет достаточно быстро. Вам необязательно выходить из квартиры. Может быть, вы расскажете вашей маме, как я выгляжу, мы с ней встретимся внизу и заберем машину?

— А если у нашего пострадавшего нет денег, чтобы заплатить за ремонт? Надо бы все-таки прояснить сначала этот вопрос, потому что я вряд ли смогу выложить такую сумму.

— Не беспокойтесь об этом, прошу вас. Все необходимое я уже выяснил, все в порядке. Я уже говорил вам, что все эти вопросы я с удовольствием решу сам, это самое малое, что я могу для вас сделать. Сейчас главное — ваше здоровье, а остальное предоставьте мне, пожалуйста. Самое позднее через две недели машина будет стоять у вашего подъезда в полной боевой готовности.

— А вы уже говорили с ним, он пришел в себя?

— Да, он вполне вменяем. Считает, что легко отделался. Тем более что ему объяснили, чем это могло кончиться для вас.

— Кто объяснил?

— Персонал больницы и милиция, конечно, кто же еще? Вы же не считаете меня способным с утра пораньше явиться в лечебное учреждение и угрожать бедолаге, как бы я на него не был зол. Разве я похож на бандита, Наташа? Честное слово, я еще не настолько ассимилировался.

— Карел, если бы я хоть на секунду подумала, что вы бандит, я бы в жизни не села в вашу машину и ничего от вас не приняла. Водка, кстати, была очень вкусной и очень пригодилась, спасибо вам большое. Без нее мне бы пришлось совсем плохо. А ассимилировались вы замечательно, судя по всему. — Вчера я вас даже не спросила, давно ли вы в России? У вас есть сейчас время что-то рассказать?

— Если вы позволите продлить наше знакомство, я постараюсь организовать свои дни так, чтобы у меня всегда было время поговорить с вами. Я работаю в России третий год, но я здесь учился, окончил МАРХИ. Это было давно, в восемьдесят втором году. Потом прослушал курс архитектуры в Парижской академии искусств. Затем набирался опыта, завязал кое-какие связи, и в девяносто первом мы с моим товарищем создали свое дело в Чехии. А три года назад, после долгих переговоров, открыли здесь филиал. Поскольку я ничем не связан, естественно, в Россию поехал я. И вот уже три года я здесь, уезжаю только в отпуск. Я стал совсем москвичом, Наташа, верите? Даже скучаю, когда отдыхаю.