Майкл мгновенно отстранил ее от себя и, сведя брови на переносице, внимательно посмотрел ей в глаза.

Она поняла, что плачет, только тогда, когда он смахнул мизинцем слезинки с ее щек. С трудом, сдерживая дыхание, он спросил хрипло:

— Что с тобой?

— Не знаю, — ответила она.

Она и в самом деле не понимала, почему слезы струились по ее щекам.

— Пожалуй, я пойду, — прошептал он. — Думаю, мне пора.

Как известно, сказать — легче, чем сделать. Он опять притянул ее к себе. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу. Прошла минута, может две, а потом он поцеловал ее, отстранил от себя и направился к двери. А она не сводила с него заплаканных глаз. Ну почему он уходит?!

— Майкл… — не выдержала Джулия.

В ее голосе прозвучала то ли тоска, то ли мольба, и он сразу же обернулся. Она смотрела на него и молчала.

Останься, не уходи, прочитал он мольбу в ее глазах. Однако минута, когда этот страстный призыв был к месту, миновала. Она это понимала. И он тоже.

— Все хорошо, Джулия, все нормально, — тихо произнес он, смущенно улыбнувшись, хотя его глаза оставались серьезными. — Не все так просто. Ну и попали же мы с тобой в переплет, — произнес он с печалью в голосе.

Она хотела, было, подойти к нему, но отчужденное выражение, появившееся на его лице, удержало ее на месте.

— У меня… тоже была… маленькая дочка, — вздохнул он, с трудом подбирая и выговаривая слова. — И я любил сидеть с ней на балконе, раскачиваясь в кресле-качалке. Особенно по ночам, когда она, просыпаясь, начинала плакать.

Майкл замолчал, но Джулия почувствовал, что еще не все сказано, и не ошиблась.

— Наверное, поэтому у нас с тобой все так сложно. Мне постоянно приходится сражаться со своим прошлым.

Когда он ушел, она долго смотрела на дверь. Почему в жизни все так запутано? Знать бы, какие страдания пришлось ему пережить?

Она легла в постель, но еще долго не могла заснуть.

6

Ближе к утру пошел дождь и разбудил ее. Джулия встала, чтобы закрыть окно. Постояла, с наслаждением вдыхая свежий воздух, и только после этого прикрыла створки. Зная, что теперь ни за что не уснет, ложиться не стала. Накинув халат, она пошла на кухню.

Захотела набрать в чайник воды, но вспомнила, что он и так полный. До чаю ли ей вчера было? Она задумалась. Вспомнила, как Майкл смотрел на нее, когда уходил. Задержись он, подойди, обними, она бы точно не устояла! Говорил, что все не так просто. Ну и что? Несмотря на сложности в их отношениях, вчера могло бы многое проясниться, если бы… если бы он остался. А может, и нет. Возможно, ничего бы и не было. Скорее всего. Разве он ее любит? Вряд ли. Чистая физиология? Похоже, что так. Нет, она такие отношения не приемлет, ей это не нужно! Джулия в сотый раз убеждала себя в том, в чем сама не была уверена. Между прочим, если хотела бы заманить его в постель, могла бы среди ночи выйти в холл и позвать его, подумала она. В конце концов, взрослые же люди! Однако видит Бог, она совсем не в восторге от такого соседства.

Верно говорят, что жизнь прожить — не поле перейти! Джулия тяжело вздохнула. Оказывается, у него тоже была маленькая дочка. Она задумалась, хотя и так полночи смотрела в потолок, сбитая с толку этой новостью. Может, поэтому Майкл проявляет такое внимание к Лулу? Потерял ребенка и теперь страдает? А она, видите ли, не проявляет к дочери должного внимания. Подумать только! Опекун выискался. Джулия вздрогнула. Нет, тут что-то не то! Майкл, которого она, кажется, уже успела узнать, вряд ли пойдет на то, чтобы предъявлять какие-то, — пусть даже родственные! — права на ее дочку. А может, он все же способен и на такое?

Джулия натянула джинсы, надела бирюзовую кофточку и села к столу, намереваясь за утренним кофе еще раз все хорошенько обдумать.

Когда кто-то постучал в дверь, она сразу каким-то внутренним чутьем поняла, что это Майкл, и когда открыла дверь, на пороге действительно стоял он.

— Извини, что так рано. Не найдется ли молока? Совсем вчера упустил из виду.

Жестом она пригласила его в комнату. Однако оба в ту же секунду о молоке и думать забыли. Глаза Майкла горели каким-то странным огнем, а взгляд обжигал, словно раскаленные угли, слегка подернутые пеплом.

— Вчера, перед тем как уйти… — начал он нерешительно.

Джулия смотрела на него и думала о том, что больше всего на свете ей хочется, чтобы он ее обнял. Но он вдруг нахмурился и уставился в пол.

— Пустяки, — заметила она. — Я все понимаю. Вообще не нужно лишних слов.

— Но я же должен поговорить, — возразил он и, подойдя к столу, сел на табуретку, но потом вскочил и начал мерить шагами ее маленькую кухню.

Джулия, видя, что он переживает, и, понимая, что говорить ему нелегко, подошла к раковине и стала мыть сначала тарелку, потом какую-то чашку. Пусть считает, что она не заметила его угнетенного состояния.

— Это было бесконечное укачивание, — сказал он, ни с того ни с сего, и зачем-то стал теребить серебристую эмблему на дверце холодильника.

Совсем, как она, подумала Джулия. Нервничает, не знает, чем руки занять.

— Как только моя Шенна просыпалась и начинала плакать, я брал ее на руки и укачивал. Все ночи напролет! То болел животик, то резались зубки, и я без конца баюкал ее.

Майкл тяжело вздохнул, а у Джулии сжалось сердце. Бедняга! Она-то хорошо знает, что это такое, когда ребенку нездоровится.

— Шенна, по сути, и явилась причиной краха нашего брачного союза, — продолжал он и опять стал ходить по кухне из угла в угол. — Ингрид, моя жена, этого ребенка с самого начала не хотела.

— Как это! И даже когда родила, не хотела? — спросила Джулия, хотя вопросы задавать не собиралась.

Майкл кивнул.

— Она с трудом переносила первую беременность, вынашивая Питера. А вторая досталась ей еще тяжелее. Последние три месяца она практически провела в постели. А Ингрид принадлежит к тому типу женщин, которым дома никогда не сидится. — Он улыбнулся, но улыбка получилась вымученной. — Я и познакомился с ней на вечеринке. Она была в центре внимания и все время заразительно смеялась. Вообще-то, положа руку на сердце, этим она меня и покорила. Без компаний, развлечений она просто жить не могла, но, к великому сожалению, я понял это слишком поздно, когда мы уже были женаты. Работал я, как правило, вдали от дома, возвращался с работы поздно, усталый. Одним словом, сопровождать ее на вечеринки и приемы мог крайне редко, следовательно, не вписывался в ее светскую жизнь. Понимаешь?

— Я-то понимаю! Но ведь и она должна была понимать, что ради детей приходится многим жертвовать, — заметила Джулия, подумав, что любая нормальная женщина откажется ради семьи от любых танцулек и что дети, вообще, меняют уклад всей жизни.

Майкл молчал. Джулия медленно вытерла руки полотенцем и обернулась. Его лицо было искажено гримасой боли.

— Когда меня не было дома, а я частенько задерживался на объекте, Ингрид брала детей с собой, — сказал Майкл срывающимся голосом. — Она оставляла их в машине, а сама веселилась до упаду.

— Господи! — прошептала Джулия в ужасе.

— Однажды вечером я освободился довольно рано и сразу же помчался домой. Приезжаю. Ее нет. Детей тоже. Я прочесал город вдоль и поперек. — Он потер виски, как бы стараясь стереть из памяти это воспоминание. — И, наконец, нашел машину у какого-то загородного клуба на окраине города. Дети были заперты. В тот вечер было что-то около пяти градусов тепла. Питер и до этого был простужен, а после у него начался тяжелейший бронхит.

Майкл судорожно глотал воздух. Он смотрел, не мигая, в одну точку, а когда перевел взгляд на Джулию, она оцепенела. В глазах этого сильного мужчины стояли слезы.

— Я ворвался в клуб и вытащил оттуда Ингрид за волосы, — сказал он хриплым голосом. — Удивляюсь, как я тогда ее не убил. В общем, как только оформил бумаги, мы разошлись.

Джулия почувствовала, что это еще не конец его истории. Лицо Майкла менялось на глазах: глаза лихорадочно блестели, рот вытянулся в тонкую, бескровную линию. Взяв с полки карандаш, которым Джулия делала пометки в своей приходно-расходной тетрадке, он вертел его, рассматривал, словно в грифеле была заключена разгадка его неудавшейся женитьбы.