Видимо, считает, что Кристин не нужны личные апартаменты, если она разделит его спальню, думала Кимберли, и на нее снова накатывали волны раздражения, которые она старалась в себе подавить.
— Лорд Уайтвентхендж просит вас разделить с ним трапезу, — не скрывая неприязни, сообщил ей Бартон.
Душа Кимберли сразу же возликовала. Усталость мгновенно покинула ее, и она бросилась в свою комнату привести себя в порядок. Времени у нее было в обрез, поэтому, приняв душ, она наскоро высушила волосы, отчего они облаком мелких завитков окутали ее голову. Слегка тронув помадой губы, Кимберли надела захваченный с собой желтый костюмчик, по фасону занимающий среднее положением между строгим деловым одеянием и послеобеденным туалетом, и устремилась в столовую.
— Как хорошо, что вы пришли, — сказал Реджиналд, но холодный тон, которым были произнесены эти слова, не вязался с их приветливым содержанием.
Душа Кимберли мгновенно заныла. Перед ней был не тот Реджиналд, который с тревогой расспрашивал ее о здоровье, и не тот, который, как она считала, простил ей ее поступок в агентстве, а другой. Этот ей не понравился. Слишком отчетливо в его внешности проступили надменная холодность и уверенность, что он справится со всем и вся. Такой Реджиналд ее пугал. Зачем он пригласил меня поужинать с ним, если не проявляет ко мне никакой теплоты? — подумала Кимберли и тотчас же получила ответ на свой вопрос.
— Не люблю ужинать в одиночестве, — заявил Реджиналд. — Как представлю, что почивший лорд всегда ел в одиночестве, то сразу не хочу быть графом. Скучнейший образ жизни!
— У него не было семьи?
— Да, он был одинок.
— Надо было жениться!
Глаза Реджиналда насмешливо сверкнули.
Не решил ли он, что я выдвигаю свою кандидатуру? — в панике подумала Кимберли и ощутила, как краснеет.
— Да уж, раза два поев в одиночестве за столом, за которым свободно разместятся человек пятьдесят, будешь выть волком и женишься на ком угодно, лишь бы только слышать человеческую речь, — по-прежнему не спуская с нее насмешливых глаз, вежливо согласился Реджиналд. — Блюда, приготовленные миссис Ховард, состоят из овощного супа, ростбифа с йоркширским пудингом и пирога с мясом, — добавил он, пока Кимберли усаживалась на стул, отодвинутый мужчиной, одетым в ливрею, вид которой совсем лишил Кимберли последних сил.
— Да, меню чисто английское, — делая над собой невероятные усилия, чтобы не выбежать из этой величественной столовой, пробормотала Кимберли.
— Что ж, Англия единственная страна, где жареная говядина возведена в ранг пищи аристократов. Недаром в семнадцатом веке в рыцари, по-моему, посвятили бедро быка, не так ли?
— Да, — согласилась она, не поднимая глаз. Ей казалось, что он догадался о возникшем у нее чувстве к нему и подсмеивается над ней. — Есть такая легенда. Вы хорошо знаете Англию? — осмелилась задать она вопрос.
— Вряд ли. Чтобы понять дух страны, в ней надо родиться или прожить очень долго.
— А вы часто приезжали в Англию?
— Да и нет. Я учился в Оксфорде.
— Теперь мне понятно, откуда у вас такое аристократическое произношение.
— Не иронизируйте, а лучше налегайте на еду. Вы целый день трудились, а ваш организм, возможно, еще не полностью окреп после падания без парашюта в замковый ров, — серьезно и вместе с тем слегка подтрунивая над Кимберли, сказал Реджиналд.
Кимберли была благодарна ему за эту заботу и за то, что он перестал с ней беседовать. Пока ей удавалось поддерживать разговор, но она чувствовала, что скоро ее мысли начнут путаться и она будет отвечать ему невпопад.
Высокий, широкоплечий, хорошо сложенный, Реджиналд выглядел очень привлекательно и нравился Кимберли все сильнее. Ей хотелось запустить пальцы в его густые волосы, дотронуться до его волевого подбородка.
Изнывая от странных желаний, с которыми вела жесточайшую борьбу, Кимберли пыталась убедить себя, что влюблена по-настоящему только в Дэниела, но не могла даже представить его себе. Он расплывался в ее воображении и превращался в насмешливого умного мужчину, с которым она сейчас ужинала.
Столовая освещалась только свечами, и в их неверном свете Кимберли успокоилась и вскоре даже почувствовала вкус поглощаемых ею блюд. Присутствие Реджиналда ее уже не стесняло. Наоборот, ей стало хорошо и спокойно.
Но все хорошее имеет тенденцию быстро заканчиваться. Подошел к концу и ужин. Реджиналд вызвался проводить Кимберли. Она шла ни жива ни мертва, двигаясь на ватных ногах и думая только об одном, что сказать в ответ сопровождающему ее мужчине, если он пожелает зайти в ее апартаменты. Но Реджиналд остановился у дверей ее спальни и, пожелав спокойной ночи, быстро зашагал обратно.
Оставшись один, Реджиналд принялся размышлять о девушке. Он ни словом не обмолвился об их первой встрече на канале Риджентс. Кимберли тоже о ней не упоминала. Возможно, не помнила о ней.
Накануне того дня Реджиналд долго беседовал с юристами и принял наследство, которое его тяготило. Чтобы немного развеяться, он и предпринял тот странный для него шаг — отправился покататься на речном трамвайчике. На трамвайчике плыла целая группа людей, которая, по-видимому, отправлялась на пикник. Среди них была девушка, которая привлекла его внимание. Он выделил ее среди других пассажиров даже не за красивую внешность — девушка была на редкость привлекательна, — а поразился мучительной зависти в ее глазах. Она с такой тоской наблюдала за каким-то хлыщом, который увивался вокруг другой, что Реджиналд пожалел бедняжку. Он специально завел разговор о сходстве Амстердама и того английского квартала, мимо которого они проплывали. Но девушка не проявила к его словам никакого интереса.
Поступок Кимберли в зоопарке проявил совсем другие черты ее характера, которые с трудом можно было предположить в страдающем мышонке. В риелторском агентстве, куда он обратился за советом насчет замка, она его просто избила. Все это привело его к мысли, что девушка — одна из тех импульсивных взбалмошных особ, с которыми он никогда не любил иметь дело. Такой была Кристин, но только ей одной он прощал эти качества. Прагматичный ум Реджиналда требовал четкости и определенности во всем.
И вот она снова появилась перед ним здесь, в замке. Реджиналд не очень-то поверил сочиненной ею сказочке о странном принятии на работу. Не поверил и в легенду о ее увольнении из риелторского агентства.
Что-то здесь не так, размышлял он. Ему нравилось мягкое очарование Кимберли, но проглядывающее в ней упрямство сводило на нет приятное впечатление. Кимберли словно хотела кому-то что-то доказать. В ней была тайна. А Реджиналд не любил загадок. Еще в юности путь его был предопределен. Сын и внук банкира, он собирался выбрать наследственную стезю в жизни, а сухая магия денег и цифр плохо сочеталась с романтическими историями.
Ладно, сказал себе Реджиналд. Завтра приедет Кристин и с Кимберли будет покончено. Он отправит ее восвояси.
9
Войдя в свои апартаменты, Кимберли без сил опустилась на кровать. Охватившее ее непостижимое чувство к Реджиналду может закончиться только одним — разочарованием. Почему она все время попадает в глупое положение? У нее есть цель — сделать карьеру, так почему она то мечтает о каком-то Дэниеле, то предается желанию любить Реджиналда. В своей глупости она даже дошла до того, что стала, как ее мать, мечтать о замужестве. Как мог такой бред вообще прийти ей в голову? И еще эти странные сны наяву?
Немного поплакав над глупостью, которая неожиданно с ней приключилась, Кимберли долго лежала без сна, придумывая радикальные методы излечения. Сначала она хотела отправиться в спальню Реджиналда и заявить ему, что завтра утром уезжает, но, представив его удивление, когда она среди ночи явится к нему со своим глупым сообщением об отъезде, которое вполне может подождать до утра, Кимберли отказалась от этой затеи.
Она еще некоторое время размышляла, что ей стоит предпринять, но ничего путного в голову не пришло, и она заснула.