— Фронт уже близко. Наши армии наступают. И ваш долг с оружием в руках бить нашего общего врага — немецких фашистов! — закончил оратор.

Лесник Коварж попросил было показать документы, но агитатор дружелюбно рассмеялся ему в ответ:

— Какие же партизаны носят при себе документы? Вот они, наши документы, — он похлопал по висевшему на груди автомату. — Итак, всех, кто хочет бороться с германской армией, прошу собираться! Мы отправимся в лес, где нас ждут партизаны и наш командир. Там получите оружие.

Добровольцы разошлись по хатам и вскоре вернулись с котомками и вещевыми мешками. Пришельцы построили их в колонну и повели в лес. Среди добровольцев был и секретарь селашского самоуправления Пржеровский. Проходя мимо лесника Коваржа, который в нерешительности стоял возле своего дома, он стал его уговаривать идти вместе с ними. Но, почувствовав что-то недоброе, лесник наотрез отказался.

Остальные тоже стали его уговаривать, но, не добившись согласия, оставили Коваржа в покое. В последний момент Коварж успел бросить предостерегающий взгляд Пржеровскому, и тот, незаметно выйдя из строя, зашел в его дом.

Добровольцы бодро направились к лесу. Вскоре все они скрылись за массивными стволами деревьев.

А минут через двадцать из того же леса вышли четыре немецких солдата и, спустившись в долину, пошли к Бабьему Коуту, где размещался небольшой немецкий гарнизон. Увидев их из окна своего дома, лесник Коварж решил послать человека в партизанский отряд «Ольга», чтобы сообщить о случившемся. Но в это время в лесу рассыпалась частая дробь автоматных очередей.

Селянка Алоизия Шпачкова, полагая, что это немцы напали на партизан и селашских добровольцев, схватила корзину, с которой часто ходила за еловыми шишками, и побежала в лес, на грохот выстрелов, чтобы посмотреть, что там происходит.

Но к месту разыгравшейся трагедии она подоспела слишком поздно. Она не видела, как мнимые партизаны, подосланные фашистским агентом Франтой Великим, довели селашских добровольцев до перекрестка лесных дорог на Бунч и усадили их на опушке большой поляны. Тот, кто всего тридцать минут назад переводил речь русского «партизана», снял с плеча немецкий автомат и начал объяснять селянам, как пользоваться этим оружием. Он же сообщил, что сейчас его товарищи принесут автоматы для всех добровольцев.

Неторопливой походкой к нему подошел высокий человек в кожаном пальто и шляпе, из которой торчало небольшое перо.

— Генук! — резко оборвал он своего товарища и, повернувшись к добровольцам, уже на чешском языке добавил: — Комедия окончена. Вы в руках гестапо!

В тот же миг они оба отскочили в сторону и вместе с другими провокаторами открыли огонь по сгрудившимся на земле селянам.

Ужас охватил безоружных людей. Немецкие пули косили их, опрокидывали наземь.

Франтишек Млынек и Иозеф Мошнярж, еще не задетые пулями, поднялись на ноги и бросились наутек. Мошнярж помчался к дороге, ведущей в деревню. Но и там в кювете уже засели в засаде немцы. Бедняга, обливаясь кровью, упал в подтаявший снег с простреленной головой.

А Млынек, метнувшийся в другую сторону, устремился к лесной чаще. Все свои силы вкладывал он в этот бешеный бег. Ветер свистел в ушах, пули звенели над головой. Но видимо, он родился под счастливой звездой — ни одна пуля не коснулась его. Франтишек Млынек, единственный из всех добровольцев Селаша, остался в живых. Он-то и поведал партизанам и местным жителям об этой трагедии.

Алоизия Шпачкова подошла к месту гибели односельчан, когда с ними все уже было покончено. Гестаповцы задержали ее неподалеку от окровавленных трупов. Фашисты не пожелали оставить в живых свидетельницу этой бойни. И хотя Алоизия Шпачкова говорила, что пришла в лес только за еловыми шишками, слезно молила о пощаде, ее не помиловали. Надругавшись над женщиной, гестаповцы зверски убили ее. Изуродованное, исколотое ножами тело несчастной нашли потом возле перекрестка лесных дорог. Это была двадцатая по счету жертва села Селаш.

После расстрела добровольцев убийцы ограбили мертвых. Они сняли со всех жертв часы, кольца, из карманов забрали деньги, не забыли выломать у мертвецов золотые зубы.

Злодейское убийство чешских людей потрясло не только жителей окрестных сел. Весь отряд «Ольга», узнав о случившемся, поднялся по тревоге. Все партизаны, кроме часовых, бросились преследовать фашистских агентов. В короткой схватке они уничтожили нескольких гестаповцев. Остальным удалось скрыться в лесной чащобе.

На трех повозках перевезли в деревню Селаш погибших в лесу добровольцев. Их с почестями похоронили на местном кладбище. Весь партизанский отряд «Ольга» собрался в деревне. Велико было горе родных, близких. Ненавистью к фашистам горели сердца односельчан, и почти все уцелевшие мужчины деревни Селаш записались тогда в партизаны.

Партизанская война на Моравской земле разгоралась с новой, невиданной силой.

VIII

Карл Герман Франк нервно теребил клочок бумаги с донесением службы безопасности. Перед разгневанным статс-секретарем протектората стоял навытяжку оберштурмфюрер СС Гельмут Хайнеке.

— Еще два месяца назад вы лгали мне, что эти бандиты Ушияк и Мурзин уничтожены вашими людьми. А сегодня вы смеете утверждать, что не в состоянии с ними справиться.

— Смею доложить, господин группенфюрер, Ушияк и Мурзин действительно уничтожены. Их банда разбита и больше не существует.

— Кто же тогда, по-вашему, действует в нашем тылу? Вы хоть отдаете себе отчет в том, что происходит? Наступление советских армий с рубежа Вислы уже сказалось на положении наших войск в Арденнах. Заботясь о дальнейшем ходе событий на фронте, германское командование срочно перебрасывает войска с запада на восток. И в это критическое для нас время на наших коммуникациях свободно, да, да, свободно действуют партизанские банды. Вы только взгляните, что они сделали! — Франк потряс в воздухе листком с донесением. — Вот, полюбуйтесь! Возле деревни Штечки уничтожено двадцать грузовых автомобилей и шесть бронемашин! Это 8 января. А 10-го взорван воинский эшелон под городом Липник. Еще через день, 12 января, под откос полетел эшелон с танками в окрестностях Моравской Остравы! Взорваны мосты на железнодорожных линиях Всетин — Злин — Границе — Рожнов! Партизанские банды обнаглели настолько, что безнаказанно спускаются с гор и врываются в крупные населенные пункты с немецкими гарнизонами. В городе Фриштак бандиты уничтожили в ночном бою целое подразделение нашей фельджандармерии. Где-то там же разоружили целую роту венгерских солдат... Москва и Лондон трубят во все голоса об этих событиях... Не кажется ли вам странным, что все это происходит в вашем районе?..

— Осмелюсь заметить, господин группенфюрер! Венгерская рота была разоружена в районе Брно. За этот район отвечает штурмбанфюрер Козловский.

— Да! Но он, не в пример вам, принимает решительные меры. Банда, разоружившая венгерских солдат, уже уничтожена. Его люди расстреливают этих бандитов еще до того, как они успевают уйти в лес. Вот, можете убедиться. — Франк взял со стола одно из очередных донесений и протянул его Гельмуту Хайнеке. — Только вчера служба Козловского ликвидировала в деревне Селаш целую группу потенциальных бандитов. Наши люди сами увели их в лес, не дожидаясь, пока это сделают партизаны...

— Осмелюсь доложить, господин группенфюрер! Мои люди тоже уничтожили большую банду вместе с Ушияком и Мурзиным.

— Если вы действительно уничтожили этих бандитов, то кто же действует в вашем районе? Кто взрывает мосты? Кто взрывает эшелоны? Кто, наконец, совершил нападение на жандармерию в городе Фриштак? Уж не этот ли мифический Черный генерал?

— Да, да! Видимо, это он, — поспешно проговорил Гельмут Хайнеке. В глубине души он поблагодарил бога за то, что статс-секретарь протектората напомнил ему о Черном генерале, на которого можно было теперь свалить все беды.

— Какие же меры вы принимаете? — уже мягче спросил Карл Герман Франк.