— Я поставлю ей камень, хочешь? — вдруг предложил Анатоль, видя лицо жены. — Ты только скажи, что написать на нем, и отдам распоряжения.

— Благодарю тебя, — Марина ненадолго и робко прильнула к мужу, коснулась его губ легким благодарственным поцелуем, но прежде чем он поймал ее, выскользнула из его рук. — Поедем в дом, я продрогла.

На следующий день супруги покинули имение, увозя с собой свою маленькую дочь. Та обрадовалась переезду в город, но настояла на том, чтобы ее новую игрушку — кукольный домик — взяли с собой в возок к бонне и горничной Марины.

— А где Неша? — удивился ребенок, приметив, что старая нянечка не поехала с ними. — Не едет с нами?

— Нет, мой ангелочек, — тихо сказала Марина, прижимая к себе дочь. — Неша ушла от нас. На небеса.

— К ангелам? — уточнила девочка. — Зачем? Пусть вернется обратно! Я не хочу, чтобы она уходила.

— О, милая, я тоже не хочу этого, — едва сдерживая слезы, произнесла Марина. — Но так распорядился Господь. Теперь она будет наблюдать за нами с небес.

— А кто тогда мне пошьет в домик? — огорчилась девочка. — Кто будет играть со мной?

— А я не сгожусь? Я и пошью тебе, что нужно, и поиграю с тобой всякий раз, как ты захочешь, — заверила ее мать, но по дочери было ясно видно, что та сильно расстроилась. Марина, заметив это, погрустнела — Леночке предстояло расстаться не только с любимой нянькой, но и с бонной, к которой так привыкла за последнее время. Едва они тронулась, как Анатоль уже начал увещевать супругу рассчитать француженку потому, что не желал видеть ее в доме, ведь та была ходячим свидетельством его предательства. Он упирал на то, что самой же Марине должно быть неприятно, что эта девушка находится с ней под одной крышей, n'est-ce pas?

Карета тем временем выехала за пределы деревни, и Марина заметила Зорчиху, стоявшую вдали прямо у края дороги. Шептунья вдруг вскинула руку, призывая кучера остановиться, и карета начала замедлять ход. Тут Анатоль выглянул в окно, чтобы взглянуть на причину и сразу же стукнул кулаком в стенку, мол, поезжай дальше, не тормози.

— Она, видно, хочет сказать что-то, — Марина с тревогой смотрела, с какой скоростью вдруг погнала карета по дороге. — Иначе не стояла бы тут.

Но Анатоль ничего не ответил ей, а неудобно изогнувшись, чтобы не потревожить супругу напротив, смотрел в окно. Марина же поняла, что и Зорчиха не была намерена отходить в сторону, словно любой ценой хотела донести до пассажиров кареты свои слова.

— Анатоль, прикажи замедлиться. Ей некуда отступить, мы же снесем ее! Там за ее спиной канава! — воскликнула Марина, но ее муж только злорадно сверкнул глазами.

— Там ей и место! — неприятно хохотнул он. Марина же в ужасе прикрыла Леночке обзор происходящего за окном и вцепилась в ремень кареты. Отойди в канаву, умоляла мысленно она Зорчиху, отойди! Он ненавидит тебя и, не задумываясь, покалечит. Отойди!

Но Зорчиха упрямо стояла на краю, высоко вскинув голову. Карета буквально пронеслась мимо нее да так близко, что волосы шептуньи разлетелись от ветерка, вызванной этой скачкой. Ее юбку и тулуп заляпала грязь из-под колес, но она, не обращая на это внимания, вдруг побежала следом, что-то крича во весь голос.

— Что она кричит? Что кричит? — вдруг встревожилась Марина и неожиданно опустила окно кареты, впустив внутрь холодный ноябрьский ветер, напугав Леночку, что принялась плакать при виде разозленного отца и озабоченной бледной матери. Анатоль протянул руку и резко поднял окно обратно.

— Ты с ума сошла?! Ребенка хочешь застудить! Бред она кричала. Полный бред! Я всегда говорил, что она безумна, могла ведь под колеса попасть! — но видя встревоженное лицо супруги, сжалился над ней и все же сказал. — Черное лицо! Не пускай в дом черное лицо, вот что она крикнула. Бред!

Он сжал ладони жены, призывая ту успокоиться, а потом заверил Леночку, что ничего страшного не случилось, просто мама и папа поспорили, больше не будут. Та вскоре затихла, а Анатоль продолжил свою речь, что вел до этого странного происшествия.

Катиш, говорил он. Разумеется, на сносях Марина не может выезжать в свет, а потому для Катиш будет разумнее сократить и свои выходы. Никуда от нее не денется петербургский свет, можно ведь выехать и на следующий год. Семнадцать лет — это не такой уж страшный возраст, чтобы думать об этом сезоне, как о последней возможности найти свою судьбу. Ничего, смирится. Конечно, можно было попросить Анну Степановну патронировать его сестру, но Анатоль очень опасался, что повторится история Лизы, а он не хотел, чтобы хотя бы малейшее пятно пало на имя Ворониных. Пусть Анна Степановна получше следит за одной дебютанткой — собственной дочерью Софи.

Леночку Анатоль запрещает категорически выводить в парк для прогулок. Не дай Бог, какого дурного человека встретит (Марина поняла прекрасно, с кем именно не желал Анатоль встреч Леночки, но промолчала). Моцион можно сделать и в саду особняка. Пусть сад небольшой, но вполне для этих целей подойдет. А вот знакомство Леночки с Матвеем Сергеевичем следует немедля прекратить! Он ей совершенно посторонний человек, негоже их дочери пока принимать визиты, мала еще. Кроме того, Анатоль очень зол на старика, что тот открыл чужую тайну, и пока не желает видеть его в собственном доме под предлогом запрета визитов в пост.

И наконец — сама Марина. Срок уже почти подходит к концу, осталось-то всего три месяца до разрешения. Значит, Марине следует уделять своему здоровью пристальное внимание, они ведь хотят, чтобы на свет появился здоровый и крепкий наследник, и да сами роды чтоб прошли без осложнений. Потому его супруге стоит забыть о своих прогулках и визитах, тем паче, Жюли в деревне, а остальных знакомых можно принять и у себя коротким визитом. Что касается церкви, то Анатоль открыл в доме молельную, и Марина можно спокойно творить молитвы в ней, а вот на Рождественскую службу они поедут в Аничков дворец. Их на службе, а также на последующем празднике желает видеть императорская чета.

Марина же только кивала в ответ на все его реплики и предложения и произносила «Ainsi soit-il [456]», прижимая к себе задремавшую в пути дочь. Ныне он снова видел ту, прежнюю жену, что была с ним рядом последние годы, до возвращения князя Загорского — послушная, тихая, вежливая, и Анатоль только радовался, что все идет так, как он хотел, что теперь все снова будет как прежде. Да, кто-то может решить, что он всячески ограждает Марину от всего внешнего мира, и от князя Загорского в том числе, но береженого Бог бережет. Пусть лучше будет все, как есть.

— Самое мое горячее желание, — говорил Анатоль, целуя Марине пальцы. — Чтобы в нашей семье снова установился мир и покой. Чтобы мы как прежде жили ладно и счастливо. Мы ведь были ранее так счастливы, n'est-ce pas? Прошу тебя пойди мне навстречу, стань прежней моей супругой — нежной, послушной, ласковой. Я более ничего прошу, я буду доволен и этим.

И Марина уступила его требованиям полностью. Бонна была уволена, несмотря на слезы Леночки, что не желала расставаться с француженкой, дом на Фонтанке почти закрылся для светских визитов, а сама Марина перестала выезжать даже в церковь и парк, совершая частые прогулки с дочерью в пределах домашнего сада. На нее впервые за последние месяцы сошли покой и умиротворение. Почти все свое свободное время Марина проводила с дочерью, радуясь этой невольной свободе побыть с собственным ребенком, ведь ранее у нее на это оставалось так мало часов. Они вместе играли в домик и куклы, вместе постигали основы рукоделия — Леночка пожелала научиться самой шить куколок, и ей в этом не смогли отказать.

Кроме этого, Марина постепенно готовила приданое для малыша, что должен был появиться уже в начале следующего года. Она перебирала рубашечки и пеленки, что остались после дочери, откладывая в сторону то, что требовало починки или просто другой отделки, а также шила новое, вышивая на полотне легкие узоры нежно-голубого или синего цвета. Ведь она прекрасно помнила, что Зорчиха предрекла ей рождение сына, а шептунья никогда не ошибалась.