— Интересно, он из дома или только домой? — усмехнулся Анатоль. — Похоже, наш герой reprend ses anciennes habitudes [340].
Он повернулся к жене и заметил, как та буквально побелела от злости.
— Qui évoque…? — едко сказала она и, почти вырвав ладонь из его руки, подобрала юбки и быстрым шагом направилась к коляске, с козел которой уже спрыгнул кучер, чтобы помочь ей сесть. Анатоль же постоял немного, подставив лицо пригревавшему уже почти по-летнему солнышку, словно раздумывая, как ему следует сейчас поступить. Потом решительно шагнул к экипажу и уселся рядом с супругой.
— Трогай, — приказал он кучеру, а затем повернулся к Марине. — Прости меня в который раз. Просто иногда так трудно бывает отпустить.
О, я это знаю не понаслышке, хотелось сказать Марине, напомнив на то, что Анатоль удержал ее подле себя насильно, но не стала портить их благостный настрой, который и так уже слегка погас в последние минуты.
Муж почти весь путь до особняка смотрел на нее так пристально, что ей стало неуютно под его взглядом.
— Что? Что такое? — спросила Марина его, слегка взволнованно. Он лишь улыбнулся ей и провел пальцем по ее щеке.
— Когда ты мне скажешь? Когда? — прошептал он, но Марина отвела взгляд от его глаз, зябко повела плечами.
Сказать что? Каких слов он ждет от нее? Слов любви? Нежности? Прощения? Она пока не была готова произнести их. Даже не была уверена, что когда-нибудь произнесет. Слова прощения быть может еще, но любви…
— Не требуйте слишком многого, — прошептала Марина тихо, но Анатоль ее услышал, сжал руки в кулаки. — Довольствуйтесь тем, что есть…
Глава 47
Марина с улыбкой приняла бокал оранжада из рук молодого Бехтерева и с удовольствием отпила прохладный напиток. Последний танец — мазурка — заставил ее сердце так бешено колотиться, что она долго восстанавливала сбившееся дыхание.
— Вы очаровательны, сударыня! — с явным восхищением в голосе прошептал ее кавалер по мазурке, Бехтерев. — Вы поистине сама грация!
Марина улыбнулась ему в ответ, на мгновение встретившись с ним глазами и тут же отведя взгляд в сторону. Ей льстило восхищение этого молоденького поручика, его обожание, которое так и светилось в его глазах. Значит, она пока не потеряла в своей красоте ни доли, несмотря на неюные годы да и небольшие морщинки, что она нынче поутру так долго разглядывала в зеркало. Все же уже скоро ей минет двадцать пять, но она по-прежнему окружена поклонниками, несмотря на многочисленных юных красоток в этой бальной зале имения Юсуповых, только-только выпорхнувших в большой мир света из детских комнат.
Этот факт только прибавил Марине настроения, и она снова улыбнулась, не в силах удержать в себе того ощущения слепой радости, разрывающей ее грудь. Она сама не понимала, что с ней сейчас происходит, но те чувства, что нынче переполняли ее, ей были по нраву. Она чувствовала себя дебютанткой впервые выехавшей в свет, словно для нее было в новинку все происходящее в этой бальной зале, ярко освещенной огоньками свечей в хрустальных люстрах.
Не было наблюдающего внимательного взгляда Анатоля, и потому Марина могла позволить себе отдаться целиком танцам и неспешным беседам, полным легкого и непринужденного флирта, со своими кавалерами, окружившими ее, как только она прибыла в имение Юсуповых. Некоторых из них она видела впервые, так как на именины княгини собрались не только петербургские знакомцы — часть приглашенных прибыла из Москвы.
Не было так же и Загорского, потому Марина не испытывала той горечи и разочарования, что всякий раз ее охватывали, как только она перехватывала его взгляд, как ранее в Петербурге. Кроме того, не было тех терзаний ревности, которые тревожили ее душу при виде того, как стремятся многие девицы поймать взгляд Загорского, как он ведет в танце не ее, другую…
Марина с легким шумом сложила веер, раздосадованная на себя за те мысли, что снова возникли в ее голове. Она опять вспомнила Сергея, хотя сама себе запретила думать о нем, вспомнила свое разочарование, что охватило ее, когда узнала, что, судя по всему, на празднествах у Юсуповых его не будет. «Доколе?», спросила Марина сама себя, — «доколе будешь продолжать мучить себя, дорогая?». Ей что-то говорил Бехтерев, наклонившись к ее уху чуть ближе, чем позволяли приличия, но Марина не слышала его слов. Она рассеянно кивнула ему, улыбнувшись уголками губ, и, заслышав звуки вальса, поспешила проверить свою книжку танцев, ангажирован ли тот. Убедившись, что она свободна на время этого танца, Марина тихо извинилась перед своими собеседниками и медленно двинулась к широко распахнутым дверям в сад. Оттуда веяло такой прохладой, что ей захотелось выйти из залы и вдохнуть в себя свежего воздуха, наполненного не запахами духов, воска и ваксы, а дивных ароматов летнего вечера.
Перед тем, как покинуть залу, Марина кивнула Юленьке, стоявшей немного поодаль от дверей в небольшом кружке дам. Арсеньева рядом с ней не было, судя по всему, тот был в игорной комнате, где можно было спокойно раскурить трубку, не вызывая ничьих косых взглядов, да понаблюдать за тем, как ведутся азартные баталии на карточных столах.
— Я немного пройдусь, — одними губами сказала Марина подруге и поймала в ответ ее странный взгляд. Видимо, та была недовольна своими компаньонками по беседе, но чувство такта не давало уйти из круга и довести беседу до конца. Марина покачала головой. Жюли всегда неукоснительно соблюдала правила этикета в отличие от своей подруги, которая все равно придумала бы причину, чтобы покинуть круг неприятных ей собеседников.
Марина вдохнула вечерней прохлады, и у нее тотчас слегка закружилась голова от дивного цветочного аромата, коим был наполнен воздух. А может, от выпитого шампанского, усмехнулась она и запахнула плотнее легкую шаль, стремясь прикрыть обнаженные плечи. Она ступила на дорожку и направилась прочь от усадебного дома, к беседке, что белела вдали, но ей тут же пришлось изменить направление своей прогулки, разглядев в ней очертания двух фигур, прильнувших друг к другу. Тогда Марина направилась по боковой дорожке, аккуратно ступая по маленьким камешкам, которые она ощущала сквозь легкую подошву туфель. До нее донеслись из распахнутых окон усадьбы звуки вальса, и она мысленно унеслась по волнам музыки в прошлое, неожиданно вспомнив, как получила как-то зимой корзину, полную цветов чубушника, ароматом которого нынче так пропитан воздух. Маленькие белые цветы… Ими же она украсила голову, когда шла под венец в небольшой деревянной церквушке…
Марина остановилась и подняла вверх голову, найдя глазами созвездие в форме буквы «М».
«… — Когда ты затоскуешь обо мне, посмотри на небо, на эти звезды. И я буду смотреть на них везде, где бы я ни был, буду думать о тебе. И мы снова будем вместе чрез них, даже на большом расстоянии. Пусть даже в мыслях. Ведь я никогда не оставлю тебя, никогда…»
Внезапно прямо рядом с ней раздался хруст камешков под каблуком сапога, и Марина, вздрогнув от неожиданности, отвела взгляд от неба, усыпанного звездами, и успела заметить, как ней вдруг шагнула мужская фигура. Мужчина взял ее ладонь и резко поднес к губам, что-то неразборчиво шепча.
— Что вы себе позволяете? — возмутилась Марина, стремясь успокоить бешено бьющееся сердце, которое пустилось вскачь от неожиданного вторжения в ее уединение.
Бехтерев поднял на нее глаза, но руки ее из своих пальцев не выпустил, продолжая удерживать ее в плену.
— Вы сводите меня с ума, — страстно прошептал он, и Марина усмехнулась, заслышав такой явный упор на этих словах. Ей было это знакомо, она не впервые сталкивалась с подобным за годы, что провела в свете. «Влюблен, потому что положено быть влюбленным», называлось это состояние. Многие молоденькие офицеры выбирали себе предмет для поклонения среди светских дам, подобно средневековым рыцарям, влюбляясь не в объект их симпатии, а в само чувство влюбленности.
340
принялся за старые привычки (фр.)