— Мы ее не видели, но Анатоль Михайлович заверил нас, что у Марины Александровны легкая простуда, ничего серьезного, — проговорила Жюли, заметив неподдельное волнение Сергея.

О Боже, как же сейчас Марина все же была супругой этого человека, чем того, другого, который вчера смотрел с такой злостью, с такой угрозой! Почему так распорядилась судьба, разъединив влюбленных? По какой причине Марина не решилась оставить Воронина, ведь сама признавалась Жюли, что по-прежнему любит Загорского, а к супругу испытывает только благодарность? Подруги так и не успели обсудить волнующие их вопросы, и это неведение очень волновало Жюли. Она-то видела, как осунулась Марина за те дни, что они провели врозь.

— Не переживай, моя дорогая, не стоит, — положил руку на ее ладонь Арсеньев, когда они, раскланявшись с Загорским, продолжили свою прогулку. — Что толку сейчас так мучить себя? Подумай о себе и о своем положении, подобное волнение губительно для тебя нынче.

Жюли только грустно улыбнулась ему в ответ. Как же много ей хотелось обсудить с подругой! В том числе и свою вторую беременность, что послал ей Господь, поделиться этой радостью со своей chere Marie.

Они смогли увидеться лишь спустя несколько дней после того утра, что Арсеньевы приезжали с визитом в особняк Загорских. Марина приняла ее в саду, где она полулежала в плетеном кресле, закутанная в легкую шаль от легкого ветерка, приносящего прохладу в этот пригожий майский день. Ее маленькая дочь тут же сидела на подушке и с наслаждением копалась в земле, «сажая» цветы, что сорвала тут же с кустов.

— Увидь сейчас Леночку Анатоль, его хватил бы удар, — со слабой улыбкой расцеловалась с подругой Марина. — Смотри, в какого грязного поросенка превратилась нынче моя дочь!

Леночка, как и положено маленькой барышне, поднялась с колен при помощи Агнешки и сделала маленький и неуклюжий книксен прибывшей гостье, а потом ее увели подальше в сад, чтобы женщины могли поговорить без посторонних ушей.

— Ma chere, ты так бледна, — промолвила Юленька, вглядевшись в лицо подруги после того, как расположилась в кресле напротив той. — Что твое здравие нынче?

— Все хорошо, благодарю тебя, — легко улыбнулась одними уголками губ Марина. Она похудела за эти дни, с тоской подумала Жюли, на ее лице появились какие-то странные тени.

— Ты уверена? — переспросила Юленька. — Ты ведь знаешь, сколько в наше время умирает молоденьких женщин. Не чахотка ли часом?

— Типун тебе на язык, — рассмеялась Марина, но тех звонких ноток, что когда-то звучали в ее смехе, не было. Юленька вдруг вспомнила Смольный и танцевальную залу, где в вальсе кружились две девочки — блондинка и шатенка, заливисто хохоча во весь голос, вызывая этим недовольный окрик наставницы. Где эти денечки? Где та Марина, жизнерадостная и мечтательная девочка?

— А ты выглядишь такой цветущей, моя милая, — ласково проговорила Марина, вырывая подругу из воспоминаний. — Тому есть причина?

Юленька зарделась и кивнула, быстро проговорив «Та самая», бросилась подруге в объятия. Они прижались другу к другу, как когда-то во время своего юношества, разделяя радость Жюли, с трудом, но усевшись в одно кресло, укрывшись одной шалью. Словно те юные смолянки, которыми когда-то шептались по ночам в тиши общей спальни.

— Я так хочу девочку, — призналась Юленька, прошептав Марине прямо в ухо. — Такую же, как у тебя красавицу.

Потом она отстранилась от подруги и вгляделась в ее лицо, в ее грустные глаза.

— Что происходит? Что с тобой? — встревожено спросила она. — Ты какая-то сама не своя. Я не видела тебя такой до этого. Ты словно…

— Опустошена? — грустно спросила Марина. — Да, это так. Я опустошена полностью. Я не знаю, что будет дальше, и только Леночка в моей жизни не дает мне окончательно разувериться в жизни.

— О, моя дорогая, — потрясенно промолвила Юленька и ласково убрала прядь волос с лица подруги. — Что с тобой случилось?

— Ровным счетом ничего, моя дорогая. Просто я устала, — ответила ей Марина. — Устала от всего: от этой нескончаемой сердечной боли, от укоризненного и настороженного взгляда своего супруга, и даже от своей любви устала. Я не хочу более видеть Загорского. Анатоль был прав — прошлое должно остаться в прошлом. Не понимая этого, я отравляла жизнь нам троим — себе, ему, своему супругу. Я многое передумала за эти дни. Я не буду более спорить с судьбой, я отрекаюсь от всего. Теперь моя жизнь будет посвящена только моей дочери и тем будущим детям, что появятся в дальнейшем в моем браке. Ведь мой основной долг, как напомнила мне моя мать давеча в письме — принести моему супругу наследников, а не дурную славу ревнивца и самодура.

Юленька пожала ласково ладонь подруги, потом тихо спросила:

— Неужто ты разочаровалась во всем? В жизни? В любви?

— В любви? А где она, эта любовь, милая? — усмехнулась Марина. — Неужто она в подарках и цветах моего супруга, который сейчас делает все, чтобы загладить свои промахи, но который никогда не дарует мне самого желанного — свободы? Неужто она в том, что человек, которого я люблю, так легко отпустил меня к другому? Неужто в этом? Неужто то чувство, что медленно убивает меня, может назваться любовью? Я устала, ma cherie, устала… Уеду в деревню после именин Юсуповой. Прочь отсюда, надоело все! Вернусь лишь на сезон ради Катиш, а затем снова в деревню, в эту тишь, в это спокойствие… Глядишь, и излечусь от этой тяготы, от любви этой. Ты плачешь, моя милая? — Марина взяла в ладони лицо Жюли, нежно вытерла слезы с ее щек. — Не надо, милая, не стоит. Все с самого начала пошло не так, как должно. Мы трое — я, Сережа и мой супруг — совершили ошибки в той, прошлой жизни. За эти грехи и понесет каждый свой крест. Так уж суждено.

— О Боже, что он с тобой сделал тогда? — прошептала потрясенно Жюли.

— Кто? Анатоль Михайлович? Нет его вины в моем настрое нынешнем, — покачала головой Марина. — Ну, если только малая толика, не более. Я сама решила так. Сама…

Анатоль тоже заметил перемены в настроении своей жены. Но он отнес их только к тому, что она никак не может найти в себе силы и простить его дурной поступок. Он присылал ей цветы и небольшие подарки чуть ли не каждый Божий день — последние книжные новинки и журналы, фруктовые и сладкие корзины, изумительной красоты гарнитуры, стремясь искоренить дурное мнение о себе, которое повлекла за собой та ночь.

В одно утро он пришел в половину супруги с небольшой корзинкой, которую еле удерживал в руках лакей, шедший за ним следом.

— Доброе утро, моя милая. Готова ли ты ехать на службу? — Марина по обыкновению подставила ему щеку, и он коснулся ее губами, затем, не сдержавшись, провел ладонью по ее волосам, уложенным в широкий узел на затылке. Он быстро отвел глаза от ее, холодных и равнодушных, подхватил на руки Леночку, что бегала по половине матери и наблюдала за ее сборами в церковь, принялся щекотать ее пухленькое тельце. Та заливисто хохотала и пыталась шутливо кусануть Анатоля за ухо или нос, следуя правилам их давней игры. Наконец она «загрызла» его, и он опустил ее на пол, признавая свое поражение, Леночка тут же бросилась под защиту широких юбок матери.

— Ну, полно вам, полно, — проговорила та тихо. — На службу опоздаем, Анатоль.

— Одну минуту, дорогая, — он прошел к лакею и взял из его рук корзину. — Я знаю, ты собираешься уезжать с Леночкой в деревню скорости. Я, к сожалению, не смогу тебя сопровождать по долгу службы. И чтобы ты там не особо тосковала, я решил тебе преподнести сих милых компаньонов.

Анатоль откинул шаль, укрывавшую корзину, и на свет показались маленькие мохнатые мордочки с широкими носами. Леночка при виде этих пушистых белых комочков завизжала во весь голос, выражая свой бурный восторг, протягивая ручонки в сторону корзины. Анатоль присел, и она сразу же рванулась к нему из-за юбок матери, вернее, к корзине и принялась гладить котят по голове.

— Это тебе, моя милая, — проговорил он, глядя на жену снизу вверх. — Французская порода [337]. Прямо из дворца.