Создается впечатление, что Лебедев в этой столице мира — свой, обжил ее, изучил. И, между прочим, очень прилично говорит по-французски. Навевает мысли: наверняка заезжал. Или жил?..

В конце концов «черные рыцари», кто бы сомневался, разгромлены. Их архив захвачен, вывезен и скоро предстанет пред мудрыми очами руководителей Центра. При захвате использовались и методы боевиков, вероятно, знакомые Фишеру еще по тем временам, когда он до войны трудился на Лубянке вместе с «дядей Яшей» Серебрянским, частенько заскакивавшим со своими друзьями и на чужую территорию; и по 4-му Управлению генерала Судоплатова, где он работал в войну.

Не хочу ни подо что подводить базы, но работавшие под руководством Марка в Латинской Америке нелегалы тоже были отлично обучены методам активной работы. Надо было бы применить их в случае часа икс — не сомневаюсь, руки бы не дрогнули.

Несмотря на усилия Лебедева, некоторые сокровенные особенности работы нелегала все же проскальзывают, прорываются на страницы — особенно на 76-ю и 77-ю. Как вам эти откровения Флеминга или Фишера?

«Флемингу было досадно. Он хотел бы встретиться с Пьером и Аннет и познакомиться с их старым приятелем. Но прекрасно понимал, что ему нельзя будет этого сделать, потому что придется уехать сразу после операции. С досадой он вспоминал и о других интересных и приятных ему людях, с которыми встречался на короткое время и которых впоследствии больше не видел. Увы! Такова участь разведчика. Чувство обособленности, не позволяющее разведчику сближаться с людьми, тягостно. Чтобы побороть его, он должен уметь жить с самим собой, находить для себя интересные занятия и развлечения».

Однако не дай господь, чтобы кто-то подумал, будто разведчика на чужбине гложет тоска. Фишер невольно включает обязательный и естественный для себя предохранитель: «Флеминг, спокойный и рассудительный, легко приспосабливался к таким условиям работы. Он всегда с любопытством и вниманием наблюдал за происходящим вокруг и планировал свои действия, предусматривая всевозможные осложнения».

А вот что пишется о боевиках типа Вальтера: «Вальтер был иным человеком. В случае осложнений он полагался на свою находчивость и изворотливость. Нельзя сказать, чтобы Вальтер был опрометчивым. Он тоже составлял план действий, изучал обстановку, но считал, что внезапность и напористость часто приносят более эффективные результаты».

Да это ж прямо «курсы молодого разведчика»! Две философии разведки, а литератор Иван Лебедев выступает в роли ее теоретика — вот, послушайте, что дальше: «И Флеминги, и Вальтеры нужны в разведке. В некоторых случаях спокойная рассудительность одного была лучше горячности другого, и, наоборот, бывали моменты, когда нельзя было терять времени и нужны были немедленные действия». И тут же целая заповедь: «Методы должны подчиняться конкретным обстоятельствам. Когда нужно было действовать быстро и расчетливо, такое сочетание характеров было всегда удачным».

И опять немного разведывательной философии на последней странице. В ней — весь Фишер, не переоценивающий себя и свою работу, но твердо знающий, что он и его дела нужны. Группа «черных рыцарей» разгромлена в Европе, и ей уже не возродиться в Латинской Америке. Вывод в последнем абзаце: «Это было рядовым событием в работе разведки. Еще одна нацистская группа исчезла. Она не была единственной, она не была очень важной, но пока она существовала, была опасной».

Книга разведчика не пропала в ворохе всевозможных детективов. Ее заметили сотрудники литературно-драматической редакции Центрального телевидения. Фамилия «Лебедев» никому ничего не говорила, но сюжет-то был вполне телевизионный, занимательный. По книге можно было сделать инсценировку… Начались поиски автора. Сотрудники «Пограничника», разумеется, Лебедева просто так «не выдали», но пообещали, что Иван Степанович сам позвонит телевизионщикам.

Случилось: позвонил, встретился с редактором, однако от лестного предложения написать телесценарий по собственной повести отказался. Зато без колебаний дал разрешение снимать фильм, поставив лишь одно, зато суровое, условие: до того, пока он сам не одобрит сценарий, съемки не начинать.

Редактор Вячеслав Бровкин приводит на страницах того же «Пограничника» немало подробностей своей встречи с Лебедевым. Мне же приглянулась одна, и все та же. К нему в комнату зашел «обычный, неприметный человек с улицы, который, смешавшись с потоком прохожих, никогда и ничем не привлечет к себе внимания». Одет в простенькое демисезонное пальто, на голове обыкновенная шапка-ушанка.

Да, Абель оставался Абелем и в Москве.

Он дал совет создателям телеспектакля ни в коем случае не делать из Флеминга героя, сказав, что «все поступки хорошего профессионального разведчика должны соответствовать обыденным человеческим действиям и поступкам». Иван Степанович Лебедев телевизионщикам понравился, смекнули они даже, что перед ними большой разведчик. Хотя кто-то и заметил: «Большой-то большой… Но ведь не Абель же!»

Фильм с участием ведущих артистов театра имени Моссовета Эллы Бруновской и Бориса Иванова снимали быстро и с энтузиазмом. Добро на его показ давал не только Иван Степанович Лебедев, но и еще четверо его коллег. Им особенно понравилась Бруновская, Лебедев даже галантно заметил, что «с такими красивыми женщинами судьба его не сводила».

В сентябре 1968-го полуторачасовой телеспектакль «Конец “черных рыцарей”» показали по Первому каналу Центрального телевидения. Потом показали еще раз. И точка. Как пишет Вячеслав Бровкин, «в те далекие времена большинство работ снимались на отвратительной пленке советского производства, которая была непригодна для длительного хранения, а стало быть, и для дальнейших показов»…

Художник служил на Лубянке

Наше знакомство с Павлом Георгиевичем Громушкиным началось с… Абеля. Свел нас еще со студенческих лет мне хорошо знакомый Александр Николаевич Зайцев. Попросил помочь «твоему бывшему коллеге по журналистской профессии, хочет о чем-то попросить в связи с Абелем».

И вот в моем кабинете на шестом этаже в здании «Комсомолки» появился посетитель. Уже тогда очень немолодой, но со вкусом одетый высокий человек, который казался еще выше благодаря прямо гвардейской выправке. Представился: Павел Громушкин. Тактично забыв добавить — полковник Службы внешней разведки в отставке. Достоинство, спокойствие, уверенность в себе, врожденная интеллигентность — это и есть Павел Георгиевич Громушкин.

Дело, которое привело Громушкина ко мне, было под стать его благородному облику: мечтал издать рисунки, портреты, всю живопись своего давнего друга Вильяма Фишера, которого с воспитанной за годы разведки дисциплинированностью именовал только Рудольфом Абелем. Прочитал в газете мои материалы, его товарищу посвященные, и, наведя справки, обратился с просьбой. Надо было подписать в числе прочих разномастных начальников письмо, в котором Павел Георгиевич четко и коротко обосновывал необходимость издания альбома.

Я сразу же поставил корявую свою подпись и прямо при Громушкине позвонил знакомому издателю. Тот мгновенно согласился выпустить цветной фолиант, однако заломил цену несусветную. Другой мой приятель из мира больших книг прямо признался, что проект неприбыльный, разведка денег не вложит и где искать спонсоров? Павел Георгиевич прислушивался к моим разговорам-переговорам с саркастической улыбкой. Для него все эти бесполезные мольбы были этапом пройденным. Середина 1990-х, ответы «денег нет и не будет» привычны, как заход-восход солнца. Он и сам понимал, что поможет только кто-то крупный и относительно бескорыстный. Печалился, что работы Абеля «разойдутся», и поведал любопытную историю.

После возвращения нелегала в квартиру на проспекте Мира был получен багаж из Штатов. Предупредил мой вопрос властным, нередко потом прорывавшимся: «Только не спрашивайте, как!» Пришли брючки и пиджачки, ботиночки и даже картины. И теперь вот Павел Георгиевич беспокоился за творческое наследие друга.