Стихи, обращенные к Ксении Михайловне, — безыскусная исповедь юноши, одержимого стихийным чувством. Стихи, адресованные Любови Дмитриевне, — раздумья артиста, поэта, для которого любовное томленье не существует вне духовной сферы, вне творчества.

На рукописях той поры чередуются позднейшие карандашные пометы «К. М. С.» и «Л. Д. М.». Иногда они сопровождают один и тот же текст. А стихи конца 1898 года с прозрачной простотой повествуют о том, как в сознании начинающего поэта соперничают два влечения.

10 ноября:

(«Что из того, что на груди портрет…»)

Начало напоминает лермонтовские стихи «Расстались мы, но твой портрет…», только там речь шла о верности былой любви, а здесь — запальчивый отказ от прежней любовницы. Слишком запальчивый, а хвалы «другой» довольно риторичны. Само имя новой возлюбленной обыграно весьма непритязательным способом. Здесь звучит скорее не любовь, а воля к любви, стремление к ней.

18 ноября:

(«Мрак. Один я. Тревожит мой слух тишина…»)

Безыскусно-откровенные строки. Любопытно наивное сочетание «в моей голове». Игра в «страсти» еще рассудочна. И готовность упасть на колени «пред другой» не лишена театральности. У автора, как говорится, ум с сердцем не в ладу, и в его стремлении к «другой» преобладает умственный резон, а не сердечный импульс.

12 декабря:

(«Песенка…»)

Казалось бы, всё. «Красавица» отвергнута. Вянущий цветок отброшен, предпочтение отдано цветку живому и ароматному. Но… Из памяти не уходит голос Садовской, ее пение. Вспоминается романс на стихи Павлова: «Не называй ее небесной и у земли не отнимай». На этот размер в январе 1899 года слагаются новые строки. Все о том же:

(«Ночь всё темней и благовонней…»)

Не беда, что слово «ночь» повторено в соседних строках. Романсовая простота здесь — свидетельство подлинности. Эта строфа уже близка по своей музыкальности к будущему циклу «Через двенадцать лет». Там Блок-человек и Блок-поэт будут нераздельны. А пока — страстные противоречия, музыкальное разрешение которых еще предстоит искать.

В последних письмах к Садовской прежняя бесконтрольная эмоциональность сменяется взрослой рассудительностью и внятностью: «Вы не можете представить себе, Ксения Михайловна, до какой степени женственно Ваше письмо. Когда я прочел его, мне открылась целая картина женской силы и женской слабости — все смешано, краски и яркие, и бледные, и юг и север — и все вместе очаровательно. Это — художественная точка зрения; я не могу отвлечься от нее, потому что я поэт и актер, да будет Вам известно» (16 апреля 1900 года).

Так пишет девятнадцатилетний юноша женщине, которая вдвое старше его. Разговор в преддверии неизбежной разлуки пошел на равных. Рефлексия художника возмещает недостаток житейского опыта.

Осенью 1900 года Блок вновь думает о Садовской, и подаренное ею три года назад кольцо с аметистом вдохновляет его на неподдельно-эмоциональное восьмистишие:

Впервые «Аметист» с посвящением К. М. С. будет напечатан в первой книге мусагетовского трехтомника 1911 года, где все стихи даны в хронологическом порядке. Но в окончательный текст первой части лирической трилогии он не войдет: там в разделе «Ante Lucem» («До света») останется всего три веши с пометой «К. М. С.»: «Луна проснулась. Город шумный…» (1898), «Помнишь ли город тревожный…» (1899) и, наконец, «Ты не обманешь, призрак бледный…» (с датой «25 декабря 1900») — предпоследнее стихотворение раздела: после него идет уже прощание с XIX веком — «31 декабря 1900 года». Расставаясь с «призраком бледным», поэт убеждает не столько адресата, сколько самого себя:

«Аметист» не вместился в итоговую композиционную концепцию первой книги (речь в нем все-таки о непрошедшем чувстве, о неизгладимом воспоминании), хотя с чисто эстетической точки зрения, пожалуй, достоин читательского внимания. Это, кстати, дает повод поразмышлять о способах читательского освоения блоковской лирики.

Что значит «читать Блока»? Сам поэт в итоге разделил свою лирику на три книги, где стихотворения размешены не просто в хронологическом, а в особенном поэтическом порядке. Вторая книга датирована «1904—1908», а третья — «1907—1916». Хронологический принцип корректируется тематически-проблемным. Так, стихотворение «Ты отошла, и я в пустыне…», написанное в 1907 году, открывает раздел «Родина» в третьей книге, а рядом стихотворений, написанных в 1908 году («Когда вы стоите на моем пути…», «Она пришла с мороза…», «Я помню длительные муки…», «Своими горькими слезами…»), завершается раздел «Фаина» во второй книге. Три эпохи жизни лирического героя не совсем тождественны временным промежуткам жизни автора.

Книги состоят из разделов (Блок также называл их «отделами» или «главами»). В первой книге их три, во второй — семь, в третьей — десять. В качестве разделов фигурируют две поэмы («Ночная Фиалка» во второй книге, «Соловьиный сад» в третьей). В некоторых разделах второй и третьей книг «одиночные» стихи соседствуют с лирическими циклами. Такова сложная и гармоничная архитектура «лирической трилогии», «романа в стихах». Каждое стихотворение существует не только само по себе, но и в системе контекстов. Возьмем для примера известное стихотворение «О, весна без конца и без краю…» (1908). Для его понимания стоит учитывать, что оно открывает цикл «Заклятие огнем и мраком», который входит в раздел «Фаина», а тот, в свою очередь, — во вторую книгу стихотворений. (Впрочем, термины «раздел» и «цикл» в блоковедении часто употребляются как синонимы.)