Наисс — сегодня сербский Ниш — не был столь важным стратегическим пунктом, как Сирмий, но исторически по своему значению он стоял после Рима, Равенны и Константинополя, а может, и сразу за Римом: это был родной город Константина Великого! Того самого, кто превратил греческий Византий в Константинополь, а Константинополь — в столицу Римской империи!

Аттила взял город и приказал его разрушить. Еще сильнее, чем у Сирмия, он ощутил всю сладость самой настоящей мести!

Казалось, полный триумф обеспечен. Эдекон и Онегез ждали только Аттилу, чтобы по его команде броситься на Константинополь. Аспар со своими римлянами и готами готовился отражать штурм, не питая особых иллюзий. Феодосий со дня на день ждал ультиматума… Но ультиматума все не поступало. И это было всего подозрительней.

Аттила соединился с Эдеконом в Аркадиополисе. Он созвал на совет Ореста, Онегеза, Скотту и Берика. Несметные войска должны были оставаться в виду Константинополя, в полной готовности броситься на штурм по первому приказу, но штурмовать столицу запрещалось. Надо подождать. Но чего ждать? Строились самые разные предположения.

Вот первое: Аэций высказался против. Снова этот «пакт двух друзей»! Аэций попросил Аттилу остановиться, ибо Феодосий выдохся и пойдет на все уступки — Аэций знает это от Аспара, с которым поддерживает связь. За помощью обратятся к нему, Аэцию, и Валентиниан III не станет возражать; ему, Аэцию, поручат переговоры, и тогда появится возможность реализовать заключенный договор о разделе власти…

Второе предположение: Аттила без чьего-либо совета посчитал бесполезным продолжать войну. Призвав Аспара, Феодосий истратил последний заряд энергии. Это ни к чему не привело, и теперь он пойдет на переговоры. Аттила будет суров, поскольку месть должна свершиться в полной мере. Он заставит Феодосия подчиниться и оставит тому его жалкую корону, увеличив свою империю за счет его земель и содрав огромную дань. Нужно его раздавить, заставить мучиться, отречься, не подвергая риску жизни гуннских воинов, которыми можно будет распорядиться лучшим образом.

Третье предположение: Аттила, с позиции сильного, захотел дать себе небольшой отдых. Его войска занимали хорошо укрепленные пункты, контролируя богатые районы, у него был доступ к морю, снабжение войск обеспечено, почему бы не позволить воинам отдохнуть, они это заслужили.

Четвертое предположение: требовалась небольшая передышка, чтобы «переварить» завоевания. Похоже, эту линию проводил Орест. Не следовало повторять ошибки Рима. Ненасытный завоеватель рискует испытать тяжелое похмелье. Продолжение войны не позволило бы гуннам удержать завоеванные земли. Выиграв в одном, можно было проиграть в другом и в конце концов оказаться зажатыми между защитниками столицы и восставшими в тылу, а узнав о борьбе гуннов на два фронта, Аспар осмелеет.

Пятое объяснение не исключает других, но стоит ближе к истине: Аттила был вынужден остановиться, так как столкнулся с большими трудностями на востоке своей империи. Белые гунны восстали против наместников Аттилы в бывшем королевстве Эбарка. Эллак с трудом сдерживал экспансионистские устремления своих акациров. Наконец, и это важнее всего, гуннские и другие племена, лишь номинально признававшие власть империи гуннов, двинулись с востока на запад, чиня по дороге разбой и грабежи. Пресловутые укрепленные пункты не имели достаточно сил, чтобы остановить это передвижение или хотя бы защитить окрестности от разорения.

Невозможно с уверенностью утверждать, какой из этих доводов оказался решающим. По-видимому, все они, или по крайней мере некоторые из них, соединились в уме Аттилы. Достоверно известно лишь то, что Онегез оставил у Константинополя заместителей и вернулся к исполнению своих обязанностей правителя и защитника первого королевства гуннов (созданного Роасом), Орест продолжил заниматься освоением новых территорий и их управлением, пока Эдекон стоял на страже у ворот византийской столицы, а Аттила с Бериком отправились в большую поездку по центральным и восточным районам империи гуннов.

Этот вояж был и замечателен, и ужасен. Предстояло ни больше ни меньше, как обеспечить единство и сплоченность империи от Урала до Каспия и от Волги до Дуная! Вечная проблема гигантских империй…Требовалось воплотить теорию в политическую и экономическую реальность. Основы были заложены самим Аттилой. Но он сознавал хрупкость, если не сказать утопизм, системы. Было совершенно необходимо сплотить все регионы, погасить межплеменные конфликты, установить единую администрацию, по возможности не нарушая местных традиций, ликвидировать очаги сопротивления, но прежде всего — улучшить коммуникации.

Одни народы еще и не подозревали, что удостоились чести войти в состав империи гуннов, другие приняли это известие без всякой радости и не признавали над собой ничьей власти, третьи сделали вид, что смирились, и лишь ждали случая, чтобы восстать. В результате только на немногочисленных больших дорогах движение было безопасно. Даже сообщение между Аттилой и Эллаком вызывало серьезные затруднения.

Приходилось сталкиваться то с незнанием, то с безразличием, то с притворным подчинением, то с яростным сопротивлением и кровавыми восстаниями.

Постоянные проблемы создавали кочевники, не знавшие и не желавшие знать, к какой этнической группе принадлежат и какой власти, соответственно, должны подчиняться. Никто из них не понимал, почему им запрещают грабить оседлых поселенцев под тем предлогом, что они принадлежат к одной с ними империи. Многие не могли также уразуметь, почему их лишили радости сражаться между собой.

И наконец, имелись еще так называемые традиционалисты. Они восставали против унификаторских намерений Аттилы и считали, что никто не смеет им навязывать общие правила. Каждое племя лелеяло свои традиции и особенности, которые были предметом гордости и даже смыслом жизни. Они не желали умерять свои аппетиты и мириться с исконными, унаследованными от предков врагами, подчиняясь навязанным им чужым законам. «Модернизм» Аттилы не пришелся по вкусу многим старым вождям, наиболее осведомленные из которых видели в нем последователя римлян, другие — идеалиста и недоумка.

Аттиле и Берику приходилось выбирать ту или иную политику в зависимости от случая. Здесь им удавалось объяснить свои намерения и уговорить добром, там навязать свою волю по праву сильного. Аттила старался опираться на верных людей, которым поручал поддержание порядка на местах. Лестью и уговорами старых врагов заставляли заключать договоры о дружбе. Но наряду с увещеваниями совершалось настоящее избиение непокорных. Маленькие группы и племена грабителей-кочевников, разбойники, бежавшие из общин, — все эти ненадежные элементы беспощадно вырезались. Империя существует, и у нее есть свои законы, которым надлежит подчиняться.

Там, где сопротивление было особенно сильным, применялась иная тактика. Прежде всего выявлялись идеологи оппозиции, затем подбирались нужные люди, которые в силу убеждений, а чаще амбиций были готовы взять на себя управление краем и осуществлять его в соответствии с решениями императора и правительства. Следовало подготовить местные кадры к выполнению административных функций, оценить их силу и популярность и как можно быстрее увеличить их численность. Враги были представлены двумя типами: тайными сепаратистами-двурушниками, которые из страха приняли новые законы, но брались за старое, как только уезжали инспекторы Аттилы, и старыми вождями, закоснелыми в своем традиционализме и не желавшими ничего понимать.

Если лидеры сепаратистов были еще молоды, то их можно было либо уговорить, либо устранить руками их соперников. Присутствия императорской когорты вполне хватало для того, чтобы обеспечить успех переворота и оказать поддержку ставленникам императора. Регулярные войска вмешивались только тогда, когда без них нельзя было обойтись. Обычно же они, не пачкая рук, присутствовали при повешении побежденных и приветствовали победителей, которым Аттила или его представитель вручал бразды правления краем.