— Вполне допускаю. Но мне кажется, что отвращение Саймона завтра утром от этого меньше не станет. Проснется, а на груди этот знак. Но все это пустяки. Что меня действительно беспокоит, так это наши сегодняшние похождения. Не могу отделаться от мысли, что если и дальше так пойдет, то ты окажешься в сумасшедшем доме. В противном случае в психушку попаду я.

— Странные вещи происходят в наше время в Лондоне, не так ли? Но давай-ка сначала выпьем, а уж потом спокойненько все обсудим, — усмехнулся де Ришло.

— Ничего себе, странные! Да это просто чушь какая-то. Вся эта ерунда о Черной Магии, потом какие-то гипнотические чары и вдобавок эта побрякушка у Саймона на шее.

— Ты думаешь, ерунда? — герцог улыбнулся и положил лед в стаканы. Затем он подал стакан Рексу, взял свой и спросил: — Ну и каково же твое объяснение, что, по-твоему, лежит за необычным поведением Саймона? Надеюсь, ты не станешь отрицать, что он вел себя по меньшей мере необычно?

— Не стану. Но не настолько необычно, как ты это пытаешься представить. Я понимаю это так. Саймон занялся спиритизмом, или чем-то в этом роде, чем, я знаю, занимаются многие вполне порядочные люди. Но, как обычно, он сильно увлекся, забросил все другие дела и, как водится, немного забыл и о нас. А сегодня ему что-то нездоровилось, поэтому он пропустил наш ужин, ну а сеанс он, к сожалению, не мог отложить, так как люди уже были приглашены. И тут мы. Врываемся к нему в дом. Естественно, он и не подумал признаться, зачем пришли все те подозрительные мужчины и женщины. Вместо этого он тут же сочинил басню об астрономическом обществе. А ты, прочитавший в жизни слишком много всяких книг, так и не забывший старые нянькины сказки, слышанные еще в колыбели, и будучи помешанным на этом, тебе в голову взбредает какая-то идея, и ты не раздумывая валишь беднягу с ног. Вот и все. Де Ришло кивнул:

— Именно это я и ожидал услышать. Но давай начнем сначала. Согласен ли ты с тем, что, нокаутировав его, я прибегнул к помощи сверхъестественных сил и в результате вернул ему бодрое расположение духа, после чего он охотно отправился спать?

— Да, это я видел. Но даже врачи сейчас признают гипноз. Иначе Саймон никогда бы не позволил повязать свастику себе на груди.

— Хорошо. В одном, по крайней мере, наши мнения сходятся: в том, что можно вызвать действие определенных сил, которые простому человеку непонятны. А теперь представь, что я проделал этот сравнительно несложный трюк не перед тобой, а перед невежественными дикарями, которые и слыхом не слыхивали ни о каком гипнозе. Они это назовут волшебством, магией, ведь так?

— Это уж точно.

— Тогда — следующий шаг. Представим, что я вызываю гораздо более сильное воздействие все тех же сил и осуществляю левитацию, то есть приподнимаюсь над полом на несколько дюймов. Ты можешь не использовать слова магия, но в твоем сознании это явление будет того же порядка, что и гипноз в сознании дикаря. Это что-то такое, что всегда казалось тебе невозможным.

— Тоже согласен.

— Сам я недостаточно сведущ в этой области, чтобы исполнить подобное упражнение, но поверь на слово: я видел, как это делали другие. И не один раз.

— Не буду спорить. Но насколько мне известно, эти люди вовсе не парят над землей. Это просто зрителям так кажется. Массовый гипноз. В таком состоянии любой может пройти по канату.

— Как тебе будет угодно. Такое объяснение лишь подтверждает мое предположение, но не опровергает его. А если ты признаешь, что я могу использовать неведомую силу и с ее помощью подчинить себе волю Саймона и что восточные кудесники могут обуздать эту силу настолько, что сотни людей потом не верят своим глазам, тогда тебе придется признать, что некое высшее знание существует, равно как существуют и люди, умеющие им пользоваться.

— Ну, в определенных пределах — да.

— Но почему — в определенных пределах? Сейчас тебе кажется невозможной левитация, а в прошлом веке ты точно так же отрицал бы возможности радио. И попробовал бы кто-нибудь тебя убедить!

— Может быть, — парировал Рекс, — я не понимаю, к чему ты клонишь. Гипноз — это всего лишь демонстрация сильной воли некоторых людей.

— А-а! Вот мы к этому и пришли. Воля к Добру и воля к Злу. В двух словах это так и есть. Человеческая воля — это радиоприемник, и если хорошо отрегулировать, то есть натренировать, то с ее помощью можно настроиться и принимать то невидимое влияние, которое нас окружает.

— Невидимое влияние. По-моему, я где-то уже слышал об этом.

— Не сомневайся. Один выдающийся психиатр, занимающий очень высокий пост в этой области, написал книгу с таким названием. То, во что я прошу тебя поверить, не составляет и одной десятой его утверждений.

— И как это его никуда не упрятали до сих пор.

— Эх, Рекс, Рекс, — де Ришло грустно улыбнулся, — раскрой же глаза. А веришь ты ли в чудеса Иисуса Христа?

— Верю.

— А в чудеса его учеников и некоторых святых?

— Конечно, верю. Но ведь им была дарована свыше некая особая сила.

— Вот именно! Некая особая сила. Но ты, наверное, со мной не согласишься, что Гаутама Будда и его ученики выполняли такие же чудеса?

— Как раз наоборот. Сейчас многие считают, что Будда — это индийский Христос, святой человек, тоже получивший силу от господа.

Герцог вздохнул и откинулся назад.

— Наконец-то, мой друг, мы добрались и до этого. Если ты признаешь, не принимая, тем не менее, слова «магия», что два человека, жившие в разных странах и в разные времена, делали чудеса и что их последователи также смогли постичь их секреты через свою веру и праведность, то ты никак не можешь отрицать, что наверняка жили подобные чудотворцы и во многих других частях земного шара. Следовательно, эта некая сила существует независимо от какой-либо религии.

— Получается, что так, — расхохотался Рекс.

— Слава богу! Давай-ка еще выпьем. Мне это пойдет на пользу.

— Сиди-сиди, я сам все сделаю, — Рекс добродушно поднялся на ноги, — но все равно, — заметил он, — из того, что несколько хороших людей были наделены сверхчеловеческими способностями, не следует, что и в Черной Магии что-то есть.

— Значит, ты не веришь в колдовство?

— Конечно, нет. А кто верит в наше время?

— Ив самом деле. Как ты думаешь, сколько времени прошло с тех пор, когда в последний раз судили ведьму?

— Я думаю, лет сто пятьдесят, не меньше.

— Ты глубоко ошибаешься. В последний раз это происходило в январе 1926 года, в Мелуне, близ Парижа.

— Ты шутишь! — воскликнул Рекс сердито.

— В данный момент нисколько, — торжественно заверил де Ришло, — подтверждение моим словам ты можешь найти в материалах суда. Как видишь, твое утверждение, что в наше время никто не верит в колдовство, лишено оснований. Многие тысячи все-таки считают, что дьявол существует.

— Простой народ — может быть. Но не образованные люди.

— Возможно, это так и есть. Однако всякий думающий человек так или иначе приходит к выводу, что силы Зла как таковые — это реальность.

— Но почему?

— Да потому, мой милый, что все качества имеют свои противоположности. Любовь и ненависть, наслаждение и боль, щедрость и скупость. Как бы мы судили о добродетели Иисуса Христа, Лао Цзе, Ашоки, Марка Аврелия, Франциска Асизского, Флоренс Найтингейл и тысяч других, если бы не было злых натур Ирода, Цезаря Борджиа, Распутина, Ландру, Ивана Крюгера и всех остальных?

— В общем-то, правильно, — медленно согласился Рекс.

— И если интенсивное развитие хороших качеств способно породить необычайную силу, то почему бы такое же упорное развитие плохих не может вызвать к жизни не меньшую силу Зла?

— Вот теперь, кажется, я начинаю понимать, куда ты клонишь.

— Отлично. А сейчас, Рекс, слушай внимательно, — герцог подался вперед, — я постараюсь объяснить тебе все то немногое, что мне известно об Эзотерической Доктрине, Доктрине для посвященных. Она дошла до нас сквозь толщу веков. Ты, возможно, слышал древнеперсидский миф об Ормазде и Ахримане, о вечных силах Света и Тьмы, которые равны друг другу и находятся в постоянном раздоре и борьбе за будущее человечества. Все древние поклонения Солнцу и Природе — праздники Весны и так далее — это лишь многочисленные внешние проявления того мифа, потому что Свет олицетворяет собой Здоровье и Мудрость, Рост и Жизнь, в то время как Тьма символизирует Недуги и Невежество, Гниение и Смерть.