Но ведь, кроме «заброшенных» работ, были у Твена и такие, которые он довольно быстро приводил к «благополучному» завершению, а все же не печатал. Примерами могут служить «Рыцари труда» — новая династия» и «Письмо ангела-хранителя».
Цифра пятнадцать тысяч страниц дает известное представление лишь о масштабахтой части литературного наследия Твена, которая не была опубликована при его жизни. Речь идет примерно о двухстах авторских листах. А это составило бы двенадцать-четырнадцать томов такого размера, как те, из которых состоит выпущенное в США в начале века двадцатипятитомное собрание сочинений Твена.
Некоторые из «заброшенных» своих произведений Твен, как мы знаем, все-таки напечатал в конце своей жизни. Часть его неизданного творческого наследия увидела свет во время первой мировой войны и в первое послевоенное десятилетие. Еще одна часть стала достоянием читателей в 1940 году. Некоторые произведения Твена были впервые напечатаны в конце 50-х и в начале 60-х годов. И все же сотни и сотни страниц твеновских рукописей еще не побывали в стенах типографий.
О некоторых из этих работ почти ничего не известно. О других можно составить известное представление на основе опубликованных фрагментов.
О содержании «Деревенских жителей, 1840-43» мы знаем главным образом по книге Д. Вектера, сменившего де Вото на посту хранителя твеновских рукописей. Де Вото назвал это произведение «сорокастраничным каталогом» жителей Ганнибала. Но Вектер приводит отрывки из «Деревенских жителей», показывающие, что сей «каталог» является ценным художественным произведением.
«Деревенские жители» интересны прежде всего тонкими психологическими портретами близких Твену людей. Отец писателя, выступающий под именем судьи Карпентера, показан теперь не с той непримиримой враждебностью, которая была характерна для отношения к нему Твена в прошлом. Есть в этом произведении яркие зарисовки жителей Ганнибала — предпринимателей, в частности работорговцев. «Деревенские жители» привлекают наше внимание также острыми авторскими суждениями — прямыми и косвенными — о капиталистической Америке конца XIX века.
О «Саймоне Уилере» известно из письма Твена Гоуэлсу, написанного в конце прошлого века. «В 1876 году — а может быть, в 1875, — говорится в этом письме, — я написал повесть в 40 000 слов, озаглавленную «Саймон Уилер», развязка которой строилась на том, что казнь была предотвращена благодаря показаниям, полученным из другого полушария с помощью телепатии».
Повесть все еще не напечатана. Впрочем, близкий мотив возникает в рассказе Твена «Из «Лондонской таймс» за 1904 год».
Имеются сведения, что двадцать шесть гранок повести Твена «Гекльберри Финн и Том Сойер среди индейцев» были набраны в конце 80-х годов на наборной машине Пейджа. Книга осталась незаконченной и не была издана.
Мы уже знаем, что неопубликованный памфлет «Грандиозная процессия» содержит довольно полный свод преступлений империалистов. Это остроумное, едкое, полное образности художественное произведение.
Не полностью напечатана и «Автобиография» Твена. Де Вото пишет, что его предшественник А. Пейн использовал в составленной им двухтомной «Автобиографии» Твена «несколько меньше половины напечатанного на пишущей машинке текста, в который вошло все, что Марк Твен хотел дать в своих мемуарах». В однотомник, составленный в 1940 году самим де Вото, включено, по его словам, «около половины остатка».
Впервые после 1940 года большие новые куски из «Автобиографии» Твена появились в 1959 году, когда вышло в свет новое издание этой книги. В этот текст «Автобиографии» включено было столько нового материала, что на наш счет получится ориентировочно четыре-пять авторских листов.
Несколько авторских листов было опубликовано в 1962–1963 годах. Арифметический подсчет показывает, что какая-то часть «Автобиографии» не издана до сих пор.
Среди произведений Твена, которые и сегодня известны нам только частично, упомянем также следующие: очерки «Хелфайр Хочкис», статьи Твена о войне в Южной Африке, рассказ «Международный грозовой трест», самостоятельный вариант «Таинственного незнакомца», озаглавленный «Таинственный незнакомец в Ганнибале», и пародию на «Шехерезаду».
Красавец старик
И в последние годы жизни Твена его палитра не потускнела. Он по-прежнему пользовался самыми различными красками. Сегодня он выступал со злой сатирой, а завтра с произведением, проникнутым душевным юмором, лиризмом, теплом.
Как всегда, Твен любил движение, крепкие словечки, спорил до крика. Газеты сообщали, что он носит круглый год белые костюмы. Внимание людей не смущало писателя. Он нарочно избирал для прогулок самые многолюдные улицы.
Американский прогрессивный литератор Майкл Голд вспоминает, что в детстве ему довелось видеть Твена, когда писатель приехал «на спектакль «Принц и нищий» в благотворительное «Общество просвещения». Мы, нищие ребятишки, — продолжает Голд, — толпой осаждали двери бесплатного театра. В это время подкатил экипаж, из него вышел красавец старик с белоснежной шевелюрой и усами пирата. На нем был белый костюм, и он курил большую сигару. Мы громко приветствовали его, в ответ он улыбался и, проходя, гладил нас по головам».
Во всем, что делал и писал Твен, по-прежнему жили молодость, душевная красота. Сколько тепла есть в его шутливом замечании: «Люди были бы несравненно счастливее, если бы они могли рождаться на свет восьмидесятилетними и, постепенно молодея, достигать восемнадцати лет».
Не меньше человечности заключено и в гневных словах писателя, произнесенных в самом конце жизни: «Нет теперь мирных наций… В некоторых странах бедняков обложили налогами до такой степени, что они обречены на голод, и все ради огромных вооружений, которые христианские государства создают, чтоб защитить себя от остальной части христианского братства и мимоходом захватить любой кусок недвижимого, который оставлен без присмотра более слабым владельцем».
А за полгода до смерти Твен выразил тревогу по поводу «возможности, что Америка пойдет по стопам Рима». Впрочем, он еще надеялся, что американский народ, участвуя в выборах, отсрочит «на долгое время» самое худшее.
В конце 1909 года внезапно умерла во время припадка эпилепсии еще одна дочь Твена — Джин. В этот вечер Твен написал: «Вчера мне было семьдесят четыре года. Кто скажет, сколько мне лет сегодня?»
Жизнь писателя шла к концу. Боль в сердце усиливалась. Твена увезли в Бермуду. Там было тепло и тихо. Твен подружился с маленькой дочерью хозяйки, баловал ее, шутил. В его шутках все еще чувствовался привкус «западного» юмора. Он делал вид, что ревнует свою маленькую приятельницу к ее столь же маленькому товарищу, «кровавому бандиту» Артуру. Он послал ей книжку с запиской: «Пусть Артур прочтет эту книгу. В ней есть отравленная страница».
Твену становилось все хуже. На обратном пути из Бермуды сердечные припадки следовали один за другим.
Твен набросал шуточные наставления, как вести себя у небесных врат. «Оставьте свою собаку за воротами. На небесах нужна протекция. Если бы там ценили по заслугам, то впустили бы не вас, а собаку». На небесах, как и на земле, царят строгие респектабельные порядки. Не вздумайте поить грешников водой, «вас поймают, и после этого никто на небесах не станет вас уважать».
Он, конечно, уже давно понимал, что смерть близка. «Я умираю, я сейчас умру», — с трудом выговорил Твен во время одного из припадков. В другой раз он сказал своему другу: «Мне вас жаль… но я ничего не могу поделать, я никак не могу ускорить это дело умирания».
Он сохранял юмор до конца. Он встретил смерть без страха.
Твен скончался 21 апреля 1910 года.
Сила гнева…
Все твеновское — и его солнечный, удивительно человечный юмор, и его грозная, испепеляющая сатира — входит в круг прекраснейших достояний мировой литературы.
Каскады искристого и живительного веселья, которыми радует нас американский юморист, зародились в душе народа. В заразительном смехе Твена живет непобедимая вера в людей труда. Вместе с тем во многих произведениях писателя его родина изображена с таким накалом обличения, с такой беспощадностью, какие не часто встречались даже у лучших современных ему сатириков Англии или Франции.