Максимилиан Томас был лет на тридцать младше, чем Вальмар фон Готхард. Однако, невзирая на столь значительную разницу в возрасте, отец всегда относился с особым уважением к этом мягкому, вежливому человеку. Максимилиан четыре года проработал у отца в банке, а потом решил заняться правом. Учась на юридическом факультете, он женился на соученице, и вскоре у них один за другим родились трое детей. Самому младшему сейчас было бы три года, но Максимилиан не видел жену и детей с тех пор, как малышу исполнилось четыре месяца. Дело в том, что его жена была еврейкой, и ее с детьми депортировали. Макс бился за них, сколько мог. Ему удалось продержаться целых два года после начала войны, но в конце концов неизбежное случилось. Сару и детей забрали и увезли. Произошло это в сорок первом году. Максимилиан был совершенно раздавлен. Прошло почти три года, а он так и не оправился от удара. В свои тридцать семь он выглядел по меньшей мере лет на пятнадцать старше. Максимилиан пытался всеми правдами и неправдами выяснить, где содержат его жену и детей, но в последний год надежды у него почти не осталось.

Ариана осторожно постучала, но приглушенный гул голосов, доносившийся изнутри, не прервался. Она хотела было повернуться и уйти, но в это время Вальмар позвал ее.

Приоткрыв дверь, Ариана с улыбкой заглянула в салон.

— Папа, можно войти?

Но тут она увидела картину настолько непривычную, что в нерешительности замерла на месте. Максимилиан Томас сидел спиной к ней, закрыв лицо руками. Его плечи подрагивали. Ариана взглянула на отца, ожидая, что он велит ей удалиться, но, к удивлению девушки, Вальмар движением головы попросил ее войти. Он сам растерялся. Сказать в этой ситуации было нечего. Может быть, девочка сумеет хоть как-то утешить Макса? Впервые Вальмар давал понять, что уже не считает Ариану ребенком. Если бы в салон заглянул Герхард, Вальмар немедленно велел бы ему уйти и не мешать, но Ариана уже не девочка, она способна на нежность и участие. Вальмар жестом попросил Ариану приблизиться, и, услышав ее шаги, Макс отнял руки от лица.

Когда он обернулся к ней, Ариана увидела, что его лицо искажено отчаянием.

— Макс… Что случилось?

Она опустилась рядом с ним на колени и без колебаний протянула к нему руки. Он тоже потянулся к ней, обнял ее и всхлипнул. Долгое время Макс не произносил ни слова, а затем, вытирая глаза, медленно отодвинулся.

— Спасибо. Извините меня…

— Не нужно извинений.

Вальмар подошел к антикварному столику, на котором в большом серебряном ларце стояли бутылки с коньяком и последние запасы шотландского виски. Не спрашивая Макса, Вальмар налил полный стакан коньяку и молча протянул другу. Тот взял, сделал несколько глотков и вытер платком мокрые глаза.

— Что-нибудь с Сарой? — спросила Ариана.

Неужели Макс наконец сумел что-то узнать?

Макс растерянно взглянул на нее, и по его наполненным ужасом глазам Ариана поняла: его худшие страхи подтвердились.

— Они все… — Он с трудом заставил себя произнести это слово. — Они все мертвы. — Макс судорожно вздохнул и отхлебнул коньяку. — Все четверо — и Сара, и мальчики…

— О Господи!

Ариана чуть было не спросила, за что их убили. Но ответ был ясен и так. Только за то, что они евреи.

— Вы это знаете наверняка?

Макс кивнул.

— Они сказали мне, что я должен быть им благодарен. Теперь я могу начать новую жизнь с женщиной своей расы. О Господи, Господи… Мои сыночки… Ариана…

Он безотчетно потянулся к ней, и девушка прижала его к себе. Теперь по ее щекам тоже катились слезы.

Вальмар знал, что нужно делать: Макс должен немедленно уехать, оставаться в Берлине ему нельзя.

— Послушайте, Макс. Вы думали над тем, как вам быть дальше?

— Что вы имеет в виду?

— Разве вы можете оставаться в этой стране после того, что произошло?

— Не знаю… Не знаю… Я хотел уехать еще в тридцать восьмом. Убеждал Сару, но она не желала и слушать… У нее тут были сестры, мать…

Сколько раз Вальмар слышал истории, похожие на эту.

— А потом я не мог уехать, потому что искал Сару и детей. Думал, если найду их, может быть, удастся как-то договориться с нацистами… О Господи, мне следовало догадаться раньше…

— Это ничего бы не изменило. — Вальмар смотрел на друга с глубоким сочувствием. — Но теперь вы знаете правду. Если вы не уедете, они не оставят вас в покое. Будут следить за вами, смотреть, с кем вы встречаетесь, с кем общаетесь. Вы и так все эти годы считались у них подозреваемым — из-за Сары. Остается только одно — бегство.

Макс Томас горько покачал головой. Утверждения Вальмара не были голословными. Дважды адвокатскую контору Томаса разгромили неизвестные лица, причем на стенах, на мебели оставили надписи: «Еврейский любовничек». И все же Макс не сдавался, он не мог уехать, не мог бросить жену и детей.

— У меня не укладывается в голове, что все уже кончено… Мне не нужно больше никого искать. — Макс выпрямился в кресле, словно лишь в эту секунду до конца осознал произошедшее. — Но куда мне податься?

— Куда угодно. В Швейцарию, например. Потом, возможно, переберетесь в Соединенные Штаты. Главное — уезжайте из Германии. Эта страна вас уничтожит.

«Как она уничтожила Кассандру и Дольфа», — мысленно добавил Вальмар. Глядя в лицо своего друга, он вновь ощутил боль давней утраты.

— Нет, я не могу уехать, — сказал Макс.

— Но почему? — вспылил фон Готхард. — Вот уж не думал, что вы такой патриот. Или, может быть, Германия была к вам необычайно добра? Послушайте, дружище, чего ради вам здесь оставаться? Уносите ноги, пока целы.

Ариана смотрела на отца с испугом — никогда еще она не видела его таким.

— Макс, — тихо сказала она. — Я думаю, папа прав. Уезжайте. А потом, когда все кончится, вы сможете вернуться.

— Если у вас есть хоть капля здравого смысла, никогда сюда не возвращайтесь, — сердито прервал ее Вальмар. — Начните новую жизнь. Где-нибудь в другой стране. И уезжайте отсюда поскорей, пока вас не погребло под обломками рейха.

Макс Томас вяло ответил:

— Меня и так уже погребло под обломками.

Вальмар глубоко вздохнул, откинулся назад, но по-прежнему не сводил глаз с лица друга.

— Да, я хорошо вас понимаю. Но все равно нужно жить. Хватит того, что вы лишились семьи. — Он говорил так нежно, что Макс вновь не удержался от слез. — Вы должны выжить. Это ваш долг перед Сарой. Зачем нужна еще одна трагедия, еще одна утрата?

Если бы он сказал все это Кассандре, если бы успел… Но поняла бы она его?

— Уехать? Но как?

Макс никак не мог смириться с мыслью, что нужно все бросить — дом, имущество, страну, в которой родились и погибли его дети, его мечты.

— Не знаю. Это надо будет обдумать. В нынешнем хаосе, я полагаю, можно взять и исчезнуть. Если это сделать прямо сейчас, они подумают, что вы не выдержали потрясений — тронулись рассудком и покончили с собой. Позднее, возможно, у них возникнут подозрения, но дело будет сделано.

— Как вы себе это представляете? Я выхожу прямо сейчас из вашего дома и иду пешком к швейцарской границе? При себе у меня будут портфель, пальто и золотые часы, оставшиеся от дедушки.

Макс похлопал себя по нагрудному карману, где лежали упомянутые часы.

Вальмар задумчиво кивнул:

— Что ж, это тоже вариант.

— Вы серьезно?

Ариана слушала их, не веря собственным ушам. Неужели все это происходит на самом деле? Неужели где-то совсем рядом убивают женщин и детей, заставляют добропорядочных граждан спасаться бегством среди ночи? Сердце ее сжалось от страха, тонкое личико стало еще бледнее, чем обычно.

У Вальмара в голове составился план.

— Да, я говорю вполне серьезно. Вам лучше пуститься в бега прямо сейчас.

— Сегодня?

— Да. То есть, в дорогу пока пускаться не нужно — сначала следует приготовить документы. Но исчезнуть вы должны прямо сегодня. — Фон Готхард пригубил бокал. — Что вы на это скажете?

Макс слушал его внимательно, отлично понимая, что старый банкир говорит разумные вещи. Какой смысл оставаться в стране, которая уничтожила все, что было дорого твоему сердцу?