Глен стоял у окна своего кабинета и смотрел на залитый солнцем двор. Юбка Джасти весело развевалась вокруг ее стройных длинных ног, а рыжеватый конский хвост, перехваченный синей лентой, взлетал в такт ходьбе.

До Глена доносились оживленные голоса ковбоев, женщин, работающих на кухне, и сборщиков урожая, которые собрались во дворе во время обеденного перерыва.

Синклер Браун, десятник, выставил радио из столовой на подоконник открытого окна, и люди подпевали знакомому шлягеру, а несколько пар танцевали.

Джасти танцевала с Хортиком.

Глен наклонился вперед и прижался лбом к стеклу. Ощущение холода на горящей коже было приятным. Он чувствовал, что его лихорадит, но твердо знал, что абсолютно здоров.

Он подхватил не грипп, а другой, куда более опасный, вирус, грозящий разрушить привычную жизнь, которую он с таким трудом наладил.

Звучала песня «Король и королева Америки…». Хортик в совершенстве освоил современные танцы. Они с Джасти, легко и грациозно двигавшейся, составляли очаровательную пару — воплощение юности и беззаботности.

Глен медленно оторвался от окна и вернулся к письменному столу. На кожаной настольной папке лежало письмо. Он взял его в руки, прочитал, положил обратно. И тут же резкой, внешне молодцеватой походкой вышел из здания конторы.

Никто не обратил особого внимания на угрюмый взгляд человека, быстро пересекавшего двор под оглушительный грохот хитов, раздающийся из приемника и нарушающий покой знойного летнего полдня.

Джасти остановилась и обеими руками отвела от лица волосы.

— Мне нужен перерыв, — сказала она, задыхаясь. — Оставь меня в покое, Хортик, иначе обеда сегодня вечером не будет.

— Это было бы печально, — улыбнулся Хортик. Он тоже остановился и наклонился к Джасти. — Ты знаешь, что я набрал три с лишним фунта с тех пор, как ты здесь?

— Мне уехать?

Его лицо посерьезнело.

— Никогда, — негромко произнес он. — Я этого не допущу, слышишь?

Джасти не ответила. Она поспешно отвернулась и села рядом с Синди и Тиной Вэренс на грубо сколоченную скамью, стоящую в тени под навесом, увитом виноградной лозой.

Уже неделю девушка жила на ферме. Время промчалось так быстро, что Джасти еще не успела передохнуть и задуматься над своей новой жизнью.

Она нашла общий язык со всеми обитателями фермы, ее кулинарное искусство было по достоинству оценено, а с Синди, Тиной, Хортиком и десятником Синклером по-настоящему подружилась.

И все-таки у Джасти оставалась доля сомнения в правильности своего решения остаться здесь.

Присутствие Глена Обервуда не позволяло ей чувствовать себя спокойно и уверенно. Ее пугал взгляд его холодных как лед голубых глаз, а от вечно хмурого, недовольного лица Глена, которое при виде нее как будто еще больше мрачнело, у девушки всякий раз мороз пробегал по коже. Неужели этот человек когда-то смеялся?

— Завтра вечером мы празднуем день рождения Стивена! — ворвался в мысли Джасти крик Сэма Стока.

Сэм работал на ферме «Дикий цветок» поваром. Его обязанностью было ежедневно обеспечивать весь персонал трехразовым обильным питанием.

И, хотя в каждом жилом домике имелась своя маленькая кухня, большинство работников все же предпочитали есть в столовой, что экономило массу времени.

Сэм только что закрыл кухню и радовался возможности поболтать в перерыв с коллегами. Его сообщение сразу же вызвало всеобщий интерес.

— Стало быть, намечается пирушка? — осведомился Эдгар Хауэрт, один из конюхов, ухаживавших за лошадьми.

Сэм кивнул.

— Стивену исполняется… э-э, я не должен выдавать, но дата кругленькая. Такое дело он собирается отметить на полную катушку. Приглашает всех желающих в «Чертовы рога» в Шайенне. Начало в восемь.

— У-у-у, умираю от жажды, — выкрикнул Говард Пич, и все расхохотались.

— Ты пойдешь? — тихонько спросил Хортик и обнял Джасти, щекой коснувшись ее лица.

Она нерешительно пожала плечами.

— Не знаю. Я ведь должна…

— Ничего ты не должна! — нетерпеливо перебил ее Хортик. — Завтра суббота, а в воскресенье ты свободна. Мы поедем в Шайенн.

— В любом случае мне нужно сначала вернуться на кухню, — возразила Джасти и торопливо высвободилась из его объятий. Хортик все более открыто демонстрировал свое расположение к ней. Она сама толком не понимала, радует ее это или раздражает. Как бы то ни было, Джасти не слишком нравилось, что некоторые коллеги уже начали величать ее «новой миссис Обервуд». — Мой перерыв закончился, меня ждет масса работы. Эдвина объявила, что сегодня вечером будут гости.

— Ба, да это Логаны, — протянул Хортик, и на лице у него появилась гримаса, как у невоспитанного мальчишки. — Как только позволит этикет, я смоюсь. Мы пойдем в кино.

— Мы послушненько останемся дома, — крикнула Джасти уже на бегу. — Будь хорошим мальчиком, увидимся завтра вечером.

И она умчалась — рыжий вихрь в пестрой юбке и с синей лентой в волосах, развевающейся за ней, как знамя.

Глен Обервуд наблюдал из окна своей спальни, как она летела. При виде Джасти сердце у него опять безрассудно подпрыгнуло — так было всегда, когда он думал об этой девушке или слышал доносящийся откуда-то ее звонкий смех.

Глен не пытался побороть себя, всякое сопротивление было бесполезно. По крайней мере с самим собой нужно быть откровенным.

Он стоял, глядя на двор, и мысли его были о Джасти, которая только что скрылась в дверях заднего входа двумя этажами ниже.

Иногда Глену казалось, что всю прошлую неделю он ничем больше не занимался, кроме как торчал у одного из окон, откуда наблюдал за Джасти. Он смотрел, как она двигается, как шутит с коллегами, а когда раздавался ее звонкий голос, сердце Глена всякий раз учащенно билось.

В коридоре послышались шаги Хортика.

Глен оторвался от размышлений и быстро направился к двери. Он успел вовремя, поскольку Хортик уже подошел к свой комнате.

— Хортик! — окликнул Глен младшего брата. — Иди сюда, мне нужно с тобой поговорить, — потребовал он, не отдавая себе отчета в том, насколько жестко звучит его голос. Но все-таки заметил, что лицо брата замкнулось.

— Я приду к тебе в контору, — ответил Хортик.

— Нет. — Глен шагнул вперед, но остановился в дверном проеме, вспомнив, что оставил трость у кресла рядом с кроватью. — Я… я хочу обсудить с тобой личный вопрос. Пожалуйста, зайди ко мне.

Всем своим видом Хортик выражал досаду, которую вызвало в нем это требование. Но, чуть помедлив, подчинился.

— Ты влюбился в новую кухарку, — без обиняков заявил Глен, когда брат вошел наконец к нему в комнату.

Глен указал рукой на кресло, приглашая его сесть, но Хортик проигнорировал этот жест.

— Чего ты хочешь? — спросил он агрессивно.

Глен вернулся к окну.

— Тебе известно, какие планы я строю на твой счет, — негромко произнес он. — И я бы не хотел, чтобы ты преждевременно связал себе руки. Брак Майкла мог бы послужить тебе предостережением.

Хортик молчал. Он стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы джинсов. Гнев и возмущение делали его лицо гораздо взрослее.

— Перестань вмешиваться в мою жизнь, — спокойно сказал Хортик, но дрожь в голосе выдавала усилие, с которым он сдерживался. — Тебя не касается, в кого я влюбился и когда намереваюсь «связать себе руки». Я совершеннолетний, Глен, а ты об этом постоянно забываешь.

— Что бы это значило? — язвительно пробормотал старший брат, но слова его упали в пустоту.

Взбешенный Хортик уже выскочил из комнаты.

Он стремглав бросился вниз на кухню, где Джасти в этот момент чистила овощи для предстоящего обеда. При появлении Хортика она подняла голову и посмотрела на него.

— У тебя неприятности? — встревоженно спросила девушка.

Достаточно было одного ее взгляда, чтобы весь гнев Хортика как рукой сняло. Чего стоили разговоры Глена по сравнению с улыбкой Джасти? Ничего! Ведь его старший брат совершенно не разбирался в любви и не понимал, какое счастье можно испытывать, просто обращаясь к любимому человеку.