— В свадебном платье? — удивленно спросил Глен.

Джасти кивнула.

— В свадебном платье и в фате, — подтвердила она. — Я успела прихватить с собой пару вещей, деньги и кредитные карточки, и была такова. Где-то между Клапстоком и Вурлицером, в туалете бензоколонки, я сняла с себя всю эту замороку. Ведь в таком наряде я выглядела, как порция взбитых сливок, и всем бросалась в глаза.

— Ты смотрелась, конечно, восхитительно, — произнес Глен с несколько мечтательным выражением на лице.

Джасти пожала плечами.

— Понятия не имею, не помню никаких деталей, кроме того, что платье было очень красивое.

— Ты делаешь первое, что приходит тебе в голову, — задумчиво пробормотал Глен.

Джасти наклонилась и подняла камешек.

— Нет, — энергично возразила она и, широко размахнувшись, забросила камень, описавший крутую дугу, в воду. — Я обдумываю свои поступки. Но иногда действительно с опозданием.

— А как насчет Хортика?

Джасти покраснела.

— Хортик? — Она подняла очередной камешек. — Ах, Глен, ведь именно это я и пытаюсь тебе все время объяснить. Мне… очень нравится твой брат. — Слово «любовь» она при всем желании не могла выговорить. — Но я пока еще не хочу себя связывать. Видишь ли, я только что высвободилась из одной ловушки и не намерена сразу же угодить в следующую. — Джасти опустила голову, печально глядя на маленькую белую гальку, лежащую у нее на ладони. — Я думаю, что лучше всего мне уехать и оставить вас в покое, — едва слышно произнесла она, как бы рассуждая вслух. — Мое присутствие вносит в вашу семью один раздор, а я этого ни в коем случае не хочу.

Глен вздрогнул от ее слов. Но девушка не заметила этого, поскольку очень сосредоточенно разглядывала камешек. Когда же Джасти наконец подняла голову, Глен уже снова был невозмутим.

— Хортик становится взрослым, — спокойным, почти деловым тоном сказал он. — К этому мне предстоит привыкнуть. Так вышло, что я до сих пор вижу в нем всего лишь младшего брата, которого должен оберегать от всевозможных напастей. Но это время давно позади. Теперь Хортик разит своих драконов и единорогов без посторонней помощи. Из-за этого между нами время от времени возникают разногласия, но, когда я окончательно осознаю, что больше не могу оказывать влияние на его жизнь, прежняя близость восстановится. — Он приблизился к Джасти и указательным пальцем приподнял за подбородок ее лицо, чтобы она посмотрела ему в глаза. — Мне будет очень жаль, если ты уедешь. — Слова Глена звучали очень серьезно.

Глаза Джасти потемнели. Какое-то время она продолжала неподвижно стоять перед ним, потом по ее лицу мелькнула улыбка. Она привстала на цыпочки и совершенно неожиданно для Глена крепко и сердечно поцеловала его в губы.

Он был слишком ошеломлен, чтобы как-либо отреагировать. Ее мягкие теплые губы, прижатые к его губам, поразили Глена как гром среди ясного неба, но гром не пугающий, а восхитительно будоражащий.

Кровь бросилась ему в голову, и жажда еще более сильных ощущений заглушила предостерегающий голос рассудка. Глен наклонился, обнял Джасти за плечи и поцеловал с такой страстью, что у нее перехватило дыхание.

Девушка была до того поражена, что застыла на месте. Но, когда она понемногу поняла, что делает с ней Глен, когда она ощутила за его лаской желание, в ней тоже проснулась страсть, вкупе с изрядной долей любопытства, побудившая ее вложить столько огня в ответный поцелуй, что теперь дыхание перехватило у Глена.

Он забыл не только о своих физических недостатках, но и вообще обо всем на свете. Страсть Джасти просто подхватила его и понесла в такой водоворот ощущений, что он ни к чему более не был способен, кроме как полностью отдаться ее воле.

Трава была холодной и сырой, но они этого не чувствовали. Джасти давно расстегнула рубашку Глена и гладила его обнаженную грудь, а его пальцы скользили по ее теплой коже.

Груди у нее были круглые и крепкие, как яблоки, а плоский живот с маленьким пупком казался горячим на ощупь, когда Глен проводил по нему кончиками пальцев.

Джасти тесно прижималась к нему, ласкала его и нежно давала понять, как велико ее желание близости. Глен был на верху блаженства, в состоянии, похожем на опьянение.

Чувства, которые, как ему казалось, были давно забыты, выплеснулись наружу, потребность и желание любви нахлынули на него с почти непреодолимой силой. На какой-то миг Глену показалось, что он может лишиться рассудка.

Но в тот самый кульминационный момент, когда сознание отступает перед безраздельным господством страсти, в нем вспыхнул страх. Желание превратилось в горстку пепла. Глен высвободился из рук Джасти и откатился в сторону.

Девушке потребовалось некоторое время, прежде чем она поняла, что произошло. Джасти продолжала лежать в мокрой прибрежной траве, следя широко открытыми глазами за облаками, которые проносились по небу, как маленькие ватные шарики.

Глен поднялся. Глубоко засунув руки в карманы вельветовых брюк, он стоял на берегу и смотрел на воду.

Джасти перевела на него взгляд. Возбуждение в ней постепенно улеглось, уступив место горьким размышлениям и самобичеванию.

«Она обязана была это предвидеть и не увлекаться до такой степени. В конце концов, Хортик достаточно часто и недвусмысленно намекал, что у его старшего брата имеются очень специфические трудности в сексуальном плане. Как же с ее стороны было глупо забыть об этом и втянуть и себя, и его в столь неприятную, да что там, позорную ситуацию!»

Глен наверняка чувствовал себя сейчас самым несчастным человеком, да и Джасти было ненамного лучше.

Она медленно встала, привела в порядок одежду и подошла к Глену, который все еще глядел на воду.

— Мне очень жаль, — чуть слышно промолвила девушка. Ее рука потянулась было к его руке, но застыла на полпути, так и не дотронувшись до Глена. Джасти боялась, что ранит его еще больнее. — Пожалуйста, забудь, что я натворила.

Глен поднял голову и повернулся к ней лицом.

— Тебе жаль? — Он смотрел на нее удивленно и недоверчиво. — Ты говоришь, что тебе жаль? Я этого не понимаю.

— Забудь про все, — мягко попросила Джасти с грустной улыбкой. — Будем считать это недоразумением, ладно? Никто ничего не узнает. Это останется нашей маленькой тайной. Я… мне ты, несмотря ни на что, ужасно нравишься.

После такого признания она круто развернулась и помчалась со всех ног прочь. Глен проводил ее взглядом, в котором смешались недоумение, нежность и тоска.

Судьба дьявольски несправедлива. Пробудит в человеке любовь и тут же лишит его способности выказать ее, проявить во всей полноте и насладиться ею. Даст прекрасную ферму, но отнимет возможность когда-нибудь передать землю своим потомкам. Подарит двух здоровых братьев, но ни один из них не захочет принять «Дикий цветок». Пошлет восхитительную женщину, но…

Дальнейшие размышления на эту тему Глен себе запретил.

Он уходил, яростно вонзая во влажную землю трость, охваченный бешенством и болью, от которых мутился разум.

Когда Глен проходил мимо маленького дворового спортзала, он услышал доносившиеся оттуда звуки «Ранящей любви».

Это Джасти «станцовывала» с души разочарование. «Счастливая Джасти, — щемяще подумал Глен. — Жаль, что я так не умею. Куда же мне деваться со своей злобой и со своей любовью?»

И он в гневе направился к дому.

В последующие дни Джасти старалась избегать Хортика. Это оказалось не очень сложно, так как в главный дом нагрянули нежданные гости, оторвавшие молодого человека от его привычных дел.

Прибыли мать Эдвины и ее младшая сестра Гвиннет Сортис, которые показывались в «Диком цветке» лишь по большим праздникам. Впрочем, за редкие визиты все им были только благодарны, так как обслуживание обеих дам требовало немалых усилий.

Согласно пословице «Что мне дела до кого? Было б мне хорошо», женщины уже к завтраку требовали свежую лососину, хотели, чтобы за ними беспрерывно ухаживали, а по вечерам, естественно, вывозили в свет.