— Ошибка, которую в нашем штате, к счастью, можно исправить! — вне себя от ярости прошипела Линн.

— Да пожалуйста, исправляй! Тогда тебе не придется мучиться с неразвитой индивидуальностью!

— Боже, это было бы замечательно! — вздохнула она.

— Нет проблем! — Он насупил брови. — Какое счастье, что я не отказался от своей квартиры, а только пересдал ее! Я в любой момент могу туда вернуться!

— И чем скорее, тем лучше! — выпалила Линн, не осознавая, что говорит.

— Именно, чем скорее, тем лучше! — воскликнул Дэвид, не задумываясь над реальными последствиями.

С этого момента остаток их жизни в браке протекал в молчании, и не только по причине сорванных глоток.

Через девять месяцев после свадьбы бурная связь закончилась молниеносным разводом.

Когда было вынесено решение и они покидали зал суда, обошлось без принятых среди разведенных пар взаимных пожеланий счастливого будущего. Присутствующие утверждали потом, что якобы слышали, как Линн процедила: «Глупый мальчишка!» — на что Дэвид ответил: «Набитая дура!». Однако надежных свидетелей при этом не было.

7

Обстановка походила на декорации семейного рождественского фильма. Снежинки, танцуя, падали с зимнего неба, легкие дуновения ветра заставляли их плавно кружиться на равном расстоянии друг от друга, достигая изумительной красоты эффекта, когда они вихрились вокруг уличных фонарей и опускались на украшенные электрическими свечками деревья.

Дороги и тротуары слились в единую белую равнину, и в садике перед каждым домом стоял снеговик. По карнизам домов и по перилам балконов тянулись гирлянды лампочек, на окнах мерцали праздничные звезды, а витрины сверкали в нарядном убранстве.

По улицам гуляли тепло укутанные люди. Мимо скользили сани. Сбруи впряженных в них лошадей звенели колокольчиками. Отовсюду — из магазинов, отелей, частных домов — звучали рождественские мелодии. Везде царило радостное настроение.

Даже в моей семье, мелькнуло в голове у Линн, когда она пробиралась сквозь снег вместе со своими родителями и дядей Карлом. Дядя, похоже, ощущал себя Дедом Морозом, и его «хо-хо-хо!» смешивалось со звонким смехом ее матери. Даже отец Линн, обычно такой чопорный, начал желать посторонним людям приятного праздника.

Лишь ей самой было не слишком весело, и это ее злило. Она не знала покоя и радости, и на то имелась причина. Та же причина, которая вот уже два года портила ей любой праздник.

Дэвид!

Хотя Линн до сих пор не могла решить, на кого ей больше сердиться — на этого парня, виноватого, по сути, во всем, или на себя, потому что на каждом празднике она думала лишь о том, как бы она отмечала его вместе с Дэвидом в качестве супруга.

— Хо-хо-хо! — Дядя Карл положил руку Линн на плечи, и ей показалось, что она попала в лапы гризли. — Улыбнись, малышка!

— Ха-ха, — жалобно выдавила из себя Линн и разозлилась на дядю Карла, который, собственно, и свел ее с бывшим супругом в самом начале их страстных отношений.

Дядя Карл ласково встряхнул ее.

— Сейчас все мы пойдем пить рождественский пунш, а когда напьемся до посинения, отправимся, шатаясь, в отель и по дороге будем орать непристойные матросские песни.

— Карл, пожалуйста! — призвала его к порядку Мадлен Уильямс, слегка шокированная, но при этом жизнерадостно хихикающая. — Не так громко!

— Это почему? — взревел дядя Карл и наткнулся на стенд с рождественскими открытками, который чуть не опрокинулся от удара. — В конце концов, у нас Рождество.

Линн не могла не рассмеяться над железной логикой дядиного ответа, и Карл Корнблум потихоньку вздохнул. И зачем только эти глупые дети развелись! Он с самого начала знал, что они идеально подходят друг другу.

— Ты все-таки лучше всех, дядя Карл, — пробормотала Линн, улыбнувшись ему, но глаза у нее были на мокром месте. Рождественская музыка, вся окружающая атмосфера и трогательная попытка дяди подбодрить ее вызвали у Линн слезы.

Карл Корнблум мрачно посмотрел на любимую племянницу.

— Если бы я тогда находился рядом с полем боя и узнал о вашем намерении развестись, то немедленно явился бы к вам, каждого основательно выпорол и запер вместе в комнате до тех пор, пока вы не помирились бы навечно или не поубивали друг друга.

Сентиментальное настроение Линн растаяло, как снежинка на горящей лампочке.

— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, — заявила она, высвобождаясь из-под его руки. — Но если ты имеешь в виду некоего незрелого юнца… я, во всяком случае, уже два года как о нем не вспоминаю.

Теперь дядя Карл посмотрел на нее очень, очень сурово.

— Сначала научись врать и уж потом пудри мозги своему любимому дяде, дура набитая, — буркнул он.

Линн вздрогнула, услышав те же слова, что когда-то бросил ей Дэвид, но загоревшиеся недобрым огоньком глаза увидели крайне довольную, ухмыляющуюся физиономию.

— Хо-хо-хо! — воскликнул дядя Карл, продолжая изображать из себя Деда Мороза, и от души двинул ей в челюсть одетой в варежку рукой, перед тем как затащить всех родственников в заведение, где, по его уверению, варили самый лучший рождественский пунш во всей округе озера Тахо.

Благодаря неконтролируемой медвежьей силе дяди Карла часом позже, по возвращении в отель, Линн шатало не только от пунша, но и от ощущения, что у нее вывихнута челюсть. Она осторожно ощупывала двумя пальцами подбородок, когда взгляд ее упал на мужчину, входящего в лифт.

В следующее мгновение двери автоматически закрылись, но Линн застыла, словно пораженная молнией. Высокий, светловолосый. Лица она почти не разглядела, но это точно был двойник Дэвида… Или же фантазия сыграла с ней злую шутку, ведь сегодня она так часто вспоминала своего бывшего…

— Позже мы все встретимся на ужине в столовой, — объявил ее отец, когда они взяли свои ключи и направились к лифтам.

— Поезжайте. — Линн, несмотря на острый взгляд дяди, держалась очень естественно. — А я еще немного полюбуюсь снегопадом. — Она дождалась, когда ее родственники исчезли в лифте, направилась к небольшому киоску в холле и, чтобы не бросалась в глаза ее нерешительность, купила книжку карманного формата, прежде чем заставила себя сделать задуманное.

Почему она колебалась? Ведь служащий понятия не имел, кем был человек, которым она интересуется, к тому же она находится в свободной стране и имеет полное право осведомиться в рецепции отеля обо всем, что пожелает! Это наверняка закреплено в том или ином виде даже в Конституции!

— Пожалуйста, миссис Бакли, чем я могу вам помочь? — любезно спросил служащий рецепции, когда она подошла к стойке.

Линн откашлялась.

— Мне кажется, что я увидела здесь в отеле одного случайного знакомого. Дэвида Бакли. Вы не могли бы сказать мне номер его комнаты?

— Разумеется, миссис Бакли. — Он повернулся к компьютеру. Дэвид Бакли… Дэвид Бакли? — Он с легким удивлением посмотрел на нее, уловив совпадение фамилии.

— Совершенно случайный знакомый, — заверила его Линн, покрывшись красными пятнами, и пожалела, что после развода не вернула себе девичью фамилию. — Номер комнаты…

— Четыре — семь — девять, — произнес чей-то голос у нее за спиной. Голос, который она слишком хорошо помнила.

Как она обернулась, не чуя под собой ног, Линн не знала. Как она смогла посмотреть на Дэвида, хотя глаза ее в этот момент вообще ничего не видели, она тоже не знала. А каким образом расслышала его следующие слова, хотя в ушах у нее стоял сплошной гул, осталось для нее абсолютной загадкой.

Он ухмылялся во все свое ставшее еще более привлекательным лицо.

— Привет, я — Дэвид!

— Я помню, — пошевелила она губами, которых не чувствовала.

— Хорошо! — Голубые глаза сияли. — А ты помнишь, что когда-то мы были женаты?

Она нахмурилась.

— Хорошо помню.

— Еще лучше! — Безупречные зубы сверкнули между неотразимо чувственными насмешливыми губами.

— Я помню все, — хрипло сказала она.