Изменить стиль страницы

— Не могу я тебе дать такую справку, мош Игнат. Понимаешь, не могу. Не обижайся. У тебя сколько кустов винограда? Сорок. А ты хочешь, чтобы я указал шестьдесят. Да меня с работы снимут и выговор еще влепят!

Однако дед не уходил, мял в руках кепку и тяжело топтался возле председательского стола. Гудым поднял голову и увидел в дверях Кауша и Будникова.

— Проходите, не стесняйтесь, — громко пригласил он их, может быть, радуясь не столько гостям, сколько удачному поводу избавиться от настырного моша Игната.

— Привет Советской власти! — как со старым знакомым поздоровался с Гудымом Аурел. — Познакомьтесь, это товарищ из Кишинева. — Он представил Будникова, не называя должности.

С председателем Покровского сельсовета следователю приходилось сталкиваться не один раз по работе. И всегда он встречал с его стороны понимание и поддержку.

— Петр Семенович, дело есть, — тихо произнес Кауш, наклоняясь к его столу. Гудым громко объявил:

— Товарищи, прием окончен! Временно, конечно.

Сельчане неохотно покидали кабинет.

Гудым, еще находясь под впечатлением разговора с мошем Игнатом, объяснил:

— Вот, просят справки о наличии виноградников, без них заготконтора вино не принимает. Я, конечно, указываю, сколько кустов фактически, а они требуют — пиши больше. Все ради «штапеля», будь он неладен. А не дашь справку — обида.

Он бы еще долго говорил о наболевшем, если бы Кауш не прервал председателя:

— Петр Семенович, мы по другому вопросу, а к «штапелю» вернемся позже.

— Догадываюсь, зачем пожаловали. Откровенно говоря, ожидал вас раньше увидеть. Ведь вы в селе уже второй день, верно?

— Верно, Петр Семенович, вы все знаете. Да некогда было… Дела…

— Ну и как дела продвигаются?

Любопытство председателя было отнюдь не праздным. Убийство Розы Зоммер буквально потрясло Покровку. Поползли слухи, один другого страшнее и невероятнее, и не только в этом, но и в окрестных селах, и даже в Заднестровске. Говорили, что убили еще трех девочек, и все они якобы были одеты, как и Роза, в белые платья в голубой горошек. Стоило какой-нибудь проказнице заиграться с подружками, как мать ее начинала бить тревогу: пропала дочка. Но было и кое-что посерьезнее.

— Дошло до нас, понимаете, такое… — понизив голос, озабоченно сказал Гудым. — Кто, мол, будет искать убийцу немецкой девочки, кому она нужна. Только подлец может такое придумать, подлец и провокатор.

Петр Семенович Гудым лучше, чем кто-либо другой, знал, что эти разговоры ни на чем не основаны. Он хотя и был родом из других мест, но жил и работал в Покровке многие годы. Сначала председателем колхоза, а потом, когда стало сдавать сердце, уступил беспокойную должность молодому заместителю. Сельчане избрали уважаемого в Покровке человека, строгого и справедливого, председателем сельсовета.

— У нас как: молдаванин или русский, украинец или немец, болгарин или цыган — все одно, никакой тебе разницы. Одно требуется — работай честно, веди себя достойно, нация — дело десятое. А немцев, я вам скажу, у нас уважают. Трудолюбивые, аккуратные, исполнительные… Да вы и сами знаете, Аурел Филиппович, — обратился он непосредственно к Каушу, — не первый раз в нашем селе.

Кауш все это, действительно, знал и понял, что эта маленькая речь председателя была обращена не столько к нему, сколько к товарищу из центра — Будникову, который внимательно слушал председателя. Когда Гудым кончил, следователь сказал:

— У нас к вам просьба, Петр Семенович. Хотим поработать… Не отведете ли под «штаб-квартиру» ту комнатку?.. — Он имел в виду небольшую комнатку в конце коридора, которая днем обычно пустовала и предназначалась для учебы сельсоветского актива и приема избирателей. В этой комнате обычно и размещалась его «штаб-квартира», когда ему приходилось бывать по делам в Покровке.

— Сделайте одолжение, Аурел Филиппович, располагайтесь как дома. Может, еще какая помощь нужна? Все сделаем.

— Пока ничего особенного, только, пожалуй, дежурный по сельсовету нам может понадобиться. Он на месте?

— Здесь бадя Георге, куда он денется.

— Вот и отлично, а сейчас мы вас внимательно слушаем, Петр Семенович. Расскажите, пожалуйста, о Викторе Матвеевиче Пысларе. Что это за человек?

Гудым удивленно взглянул на Кауша.

— О Пысларе? А почему вдруг о нем?

— Есть такая необходимость, Петр Семенович, как говорят — служебная… Только объективно.

Последнее добавление Кауш сделал не случайно. Он знал, что довольно часто руководители на запрос следствия дают отрицательные характеристики своим работникам, рассуждая так: раз этим человеком заинтересовалась милиция или прокуратура, то это неспроста, честный гражданин в их поле зрения не попадет. Ничего, кроме вреда, такой подход не приносил.

Гудым раздумывал недолго. Своих односельчан он знал хорошо, не хуже участкового Пояты. Петр Семенович познакомился с Пысларем, когда тот после войны работал в Заднестровской МТС трактористом и комбайнером. Работал на совесть, и потому ему вскоре доверили бригаду механизаторов, а потом назначили механиком. Одно плохо — стал выпивать. Это и толкнуло Пысларя на преступление: не хватило денег на водку, и он взял со склада запасные части, продал их за бесценок. Был суд, механика приговорили к длительному сроку заключения, но освободили досрочно из-за болезни легких. Вернулся Пысларь в родные места, однако в колхозе (МТС к тому времени уже упразднили) работать не захотел, хотя и звал его председатель: механики были очень нужны. Походил по селу, осмотрелся и подался в город, слесарем в жэк устроился, а жить стал здесь, в Покровке. Как выразился Гудым, «от села отошел, а к городу не пристал». Сначала крепился, но потом запил пуще прежнего. Видно, что-то надломилось в его душе, или заключение подействовало, Петр Семенович не мог точно сказать.

Следователь и подполковник выслушали этот рассказ, не перебивая, изредка делая пометки в блокнотах. Будников спросил:

— Пысларь и в самом деле свой дом недавно ремонтировал?

— Сделал ремонт наконец, а то смотреть страшно было на его развалюху. Все говорил — руки не доходят. А до чего другого — так доходят. Сельсовет помог ему с лесоматериалами и прочим. Что-нибудь не так? — забеспокоился председатель. — Мы все по закону выписали… лес этот.

— Не волнуйтесь, Петр Семенович, — успокоил Гудыма Кауш, — здесь дело совсем другое. Вы не знаете, где сейчас Виктор Пысларь, на работе или дома?

— Как не знать, вчера только встретил его возле магазина. Он там часто околачивается. Сказал, что в отпуске. Может, послать за ним бадю Георге? Вижу, вы им очень интересуетесь.

— Попозже… А пока попросите его сходить за учительницей, Брянцевой Ниной Алексеевной. Он ведь должен знать, где она живет?

— Как же не знать. Нина Алексеевна человек известный, заслуженная учительница.

— И скажите еще, пусть поищет участкового Пояту.

Нина Алексеевна оказалась именно такой, какой любят изображать старых заслуженных учительниц пожилые киноактрисы: подтянутая, строгая, в очках; седые волосы стянуты в смешной пучок на затылке.

…Роза училась у нее с первого класса. Девочка на редкость старательная, да и способная, аккуратная, она была одной из лучших учениц. После уроков никогда не оставалась поиграть, как другие дети, сразу уходила домой, говорила, что мама будет волноваться. Немного замкнутая, она стеснялась незнакомых людей, к чужим никогда не подходила.

Показания учительницы совпали с показаниями родителей. В конце беседы Кауш достал из портфеля листок тетради и показал его Брянцевой. Она близоруко сощурилась, поднесла его к глазам.

— Роза писала, а исправления мои. Откуда это у вас? — невольно вырвалось у нее.

— Мы нашли листок на месте преступления. Из него был свернут кулечек. Нам важно знать, зачем он понадобился девочке. Возможно, вы и раньше у нее видели такие кулечки?

— Нет, раньше никогда не видела… А в кулечек она хотела что-то положить, наверное.