— Не знаю… Сначала жил у своего дядьки Степана Якуба, сейчас у него не живет. — Она замолчала, что-то припоминая. — Говорил о какой-то землянке в лесу. Штаб-квартира какая-то у них там.

— У них?

— Ну да, с ним еще кто-то живет.

— Так… А кто они, эти люди? — Москаленко напряженно ждал ответа.

— Об этом мне ничего неизвестно, он не говорил.

— Хорошо… А часто ли бывает у вас Солтан?

— Когда как. Приходит ночью, уходит под утро, — потупясь, смущенно произнесла женщина.

— Вот что, Надя, — Москаленко старался придать своему голосу как можно больше мягкой доверительности, — я понимаю, что вам нелегко, но другого выхода нет. Когда Григорий придет к вам, сделаете так: дважды зажгите и погасите лампу возле окна, но так, чтобы он ни в коем случае не заметил. Ни в коем случае! Иначе вам придется плохо.

— Я понимаю, — пробормотала она, испуганно оглядываясь.

— Двери в ту ночь не запирайте.

— Так и сделаю, — глядя мимо собеседника, тихо ответила женщина.

— И запомните, — о нашем разговоре никому ни слова.

Доклад Москаленко подходил к концу. Майор Жугару слушал сосредоточенно, изредка задавая уточняющие вопросы. Судя по всему, он остался доволен докладом. Закурив очередную папиросу, майор спросил:

— Ваши предложения, капитан?

— Есть два варианта. Первый — взять этого подполковника тепленьким у его любовницы. Но для этого нужно время, может, день, а может, и все десять. Трудно сказать, сколько именно, ведь он приходит к Пламадяле когда ему вздумается: Второй вариант — прочесать лес и найти эту самую штаб-квартиру, как они называют свое бандитское логово.

— А что за люди там с Солтаном скрываются, так и не удалось установить?

— Пока нет, товарищ майор, работаем в этом направлении. Скорее всего такие же нелегалы, как и Солтан.

— Нет, капитан, второй вариант хуже, много хуже. Проческа отпадает. Шума наделаем с этой проческой, ну найдем эту землянку… а вдруг там никого нет? Только спугнем. Нет, надо все тихо, без шума провернуть. Ты в этой Надежде уверен? — озабоченно спросил Жигару.

— Надежда — хорошее имя, Демьян Никифорович, — улыбнулся Москаленко. — Не должна подвести. А если серьезно, стопроцентной гарантии дать не могу. Кто знает, что женщина может в последний момент выкинуть. Пожалеет… или испугается: Был у меня один такой случай, в Станиславской области. Брали мы главаря бандеровской банды, ситуация почти аналогичная складывалась.

— После расскажешь, а сейчас ближе к делу. Как там наши геодезисты поживают, которые в Чулуканах?

— Отлично Демьян Никифорович. Чего им сделается? Живут себе в палатке, весь день на свежем воздухе, загорают. Курорт, да и только!

— Ты это оставь, капитан, — то ли не понял, то ли не принял шутливого тона Жугару. — Лучших ребят нам прислали, боевых. Там, — он показал рукой наверх, — придают особое значение этой операции. Так что прошу учесть. Говоришь, дважды лампу должна потушить?

— Да, так мы условились.

— Не лучшим образом, между прочим. А вдруг Солтан заметит? Ты об этом подумал?

— Некогда было особенно раздумывать… Да и какой другой сигнал можно ночью дать?

— Поживем — увидим. — Майор стал перебирать лежащие на столе бумаги, и Москаленко понял, что разговор окончен. Уже у двери его остановил вопросом Жугару:

— А того бандита, о котором ты говорил, взяли?

— А как же, товарищ майор, само собой. Не ушел. У другой только бабы, не такой жалостливой, какой та оказалась.

После нежданной-негаданной встречи на улице Надежда Пламадяла потеряла покой. По ночам долго не могла уснуть, просыпалась от малейшего шороха за окном, прислушивалась: не Гришка ли? Едва ли не с первых дней его внезапного появления она женским чутьем чувствовала, догадываясь, что с ним не все в порядке. Нет, не походил Григорий на прежнего, каким знала его еще недавно. Изменился, стал вспыльчивым, замкнутым. И пугливым каким-то. И еще эта водка. Раньше тоже выпить был не прочь, но не так, совсем не так. Едва среди ночи заявится — первым делом выпить требует, пьет жадно, с остервенением. И эти ночные неожиданные посещения… Раньше, бывало, когда приезжал, и в клуб на танцы ходили, и просто по улице гуляли. Подруги завидовали. Еще бы — из себя видный, парень хоть куда. Форма военная очень ему к лицу была. Куда только она, форма эта, теперь подевалась? Ходит в каком-то тряпье, словно оборванец. О женитьбе, правда, и теперь поговаривает, но как-то неуверенно, больше для вида. Она же все чувствует.

А сейчас этот неожиданный, тревожный разговор. Она помнила его целиком, до мелочей. Если быть до конца откровенной перед собой, то она сама уже давно подумывала порвать с Григорием. Однако не решалась, все ждала удобного случая. И вот случай вроде бы выдался. Нет, не так она представляла расставание, совсем не так… А если тот человек все выдумал, оклеветал ее Гришу? Не похоже, какой ему смысл наговаривать. И потом эта палатка с геодезистами или как там они называются. Молодые, веселые ребята. Сельские девчонки на них заглядываются. Рослые, как на подбор, пошутить не прочь. Что-то измеряют шестами, смотрят в трубы. В селе говорят, новую дорогу строить будут, потому и измеряют землю. И что интересно — появилась эта палатка через день-другой после того разговора. Ее из окна хорошо видно. Не иначе эти ребята и ждут ее ночного сигнала. Легко сказать — сигнал. Григорий такой подозрительный, за каждым ее шагом следит, глаз не спускает, когда приходит. Будто чует неладное. Да и почему, зачем она должна это делать? Пусть милиция сама разбирается, а ее дело сторона. Нет, в сторону уйти никак не удастся. Соучастница… со всеми вытекающими последствиями, — вспомнились жесткие, грозные слова. Позора не оберешься, считай, жизнь поломалась, а ей еще жить и жить.

Рядом зачмокала во сне маленькая Анжела. Она встрепенулась, вскочила, поправила одеяльце. А с девочкой что будет, если ее посадят в тюрьму? Эта простая мысль обожгла, пронзила все ее существо. Да ну его к черту, этого Гришку, пропади он пропадом.

Женщина осторожно соскользнула с кровати, накинула шаль. Григорий заворочался, что-то пробормотал. Она замерла возле кровати. Лицо мужчины белым пятном расплылось на подушке. Сердце женщины билось так сильно, что она испугалась, как бы Григорий не проснулся от этого стука. Прислушалась к его ровному глубокому дыханию. Спит крепко, сегодня он выпил больше, чем всегда. Неслышно ступая босыми ногами, проскользнула на кухню, чиркнула спичкой. Непослушные ватные руки не подчинялись, спичка сломалась. Она чиркнула другой, зажгла лампу, отодвинула занавеску, поднесла лампу к окну, погасила и зажгла снова. Так же неслышно ступая по холодному полу, дрожа от волнения, легла рядом с Григорием. От него несло жаром, но это тепло не согревало, напротив, было неприятным, чужим, и она отодвинулась на самый край кровати. Лежала с открытыми глазами, уставившись в черный проем открытой двери. Ждала.

И все-таки они появились неожиданно, две темные безмолвные тени. Один метнулся к кровати, быстрым движением сунул руку под подушку и вытащил оттуда пистолет. Другой остановился в дверях, заполнив собой весь проем.

— Вставайте, Солтан, — негромко сказал тот, что стоял возле кровати. — А вы зажгите лампу, и побыстрее, — обратился он к хозяйке.

Она сделала то, что ей сказали, и тотчас ушла из комнаты.

Ничего еще не соображающий со сна и похмелья, Солтан сидел на кровати, тупо уставившись на незнакомцев. Наконец, сообразив, что произошло, полез под подушку. Не найдя пистолета, криво улыбнулся.

— Одевайтесь, — приказал ему один из мужчин, плотный, в сером дождевике. — Пойдете с нами. Только без глупостей. — Он помахал для убедительности пистолетом.

Солтан быстро оделся, поискал глазами Надежду. Ее нигде не было. Уже во дворе, возле калитки, он оглянулся. Женский силуэт белел на крыльце. Сделал знак рукой, она не ответила, молча, смотрела, как его, подхватив с обеих сторон под руки, вели по улице. Женщина стояла так до тех пор, пока Солтан и его провожатые не скрылись в туманной, призрачной дымке, опустившейся над селом перед близким рассветом.