— Ну что же, имеет место быть, это ведь авторская песня.
— Авторская песня с более современным аккомпанементом, — согласился Рыкунин. — И почему у нас всегда так талантам не помогают, травят, а бездари пробиваются, да еще с хорошими ставками за концерты.
Лондон. Би-би-си. Русская служба. Июль 1976 года
Писем из СССР в адрес Русской службы стало приходить все больше. Севу Шаргородцева стали просить обо всем, например, прислать пластинку той, или иной группы: «Ну что Вам стоит, Сева, у Вас в Лондоне ведь это есть в избытке, а у нас в городе об этом и не слышали». Чего только не просили: зубную пасту, пасту для обуви, лекарство для мамы и папы. «Сева, ну что Вам стоит?» Барбара посчитала, что только на первую половину 76-го года сумма просьб составила 540 тысяч 286 фунтов. Не больше не меньше. Действительно, ну что Вам стоит, Сева? В нашем городе этого нет, а в Лондоне есть все.
В МИ-6 понравилась популярность Севы, писем было много. На всякий случай Севе напоминали, чтобы никому ничего не обещал, таких денег у Би-би-си нет, а за свой счет может посылать что угодно и кому угодно. Додик Ковальзон, испугавшись, написал объяснительную. Он и так не очень-то понимал, нравится ли в СССР его передача или пишут так, попросить что-либо. А вдруг пришлет? Во всяком случае, передачу слушали. Барбара внимательно следила за всем этим, читала письма, часто возмущалась на слезные просьбы. Но были и дельные советы, сообщения. Из одного письма вынула статью из «Литературной газеты» «Зачем такой Грузовик на нашей дороге?». Показала Додику:
— Что-нибудь знаешь о группе?
— Да, слышал. Они начинали где-то в конце 68-го года, я видел-то их пару раз. Дети состоятельных родителей. У Андрея Захаревича папа большой начальник в Москве, не знаю кто, но знаю, что начальник. Ударник у них Сережа Кавабуке, японец, отец у него представитель JAL в СССР.
— Вот как, — только и сказала Барбара.
Они сидели, пили кофе в музыкальной редакции Русской службы Би-би-си, но Додик где-то в душе запаниковал.
— Я о «Машине-Грузовик» ничего не знаю и сказать ничего не смогу.
Барбара отхлебнула кофе из своей кружки:
— Можно подумать, Додик, вы говорите в эфире обо всем, что хорошо знаете. Надо будет — и расскажете. А сейчас забудьте эту группу. Вот, почитайте текст для сегодняшней записи.
— Да, кстати, — сказал Додик, — Марков наверняка знает все об этой группе, вот кого надо спросить.
— Придет время, спросим, — сказала Барбара, но насторожилась.
Что это он вспомнил Маркова? Что имел в виду?
— Я его видел перед отъездом, — продолжал Додик, — знаю, что он женился, что у него дочь, работал он, по-моему, где-то в горкоме комсомола. Но в Москве уже знали, что я подал заявление на отъезд к тетке в Израиль, так что Марков, как и многие бывшие друзья, избегал со мной встречаться.
— Ну и правильно! Честный советский человек, член КПСС, что у него общего с человеком, покидающим Родину, — улыбнувшись, сказала Барбара.
Додик давно уже не обращал на ее «подколы» внимания.
— Ну все, — сказала Барбара, вставая, — пойдем делать передачу. — И направилась в студию.
Додик допил кофе и с большим нежеланием последовал за ней.
Москва. Июль 1976 года
В 1976 году Марков очень активно работал в Минвузе, встречая и провожая иностранные делегации, а также организовывая прием иностранных граждан в СССР. Марков много мотался в служебной машине по Москве, постоянно навещая аэропорт «Шереметьево-1», очень часто, иногда по два раза в день.
Иногда в машине он нарывался на музыку вокально-инструментальных ансамблей. Слушать все это было неинтересно, иногда и смешно — как-то это все было непрофессионально. В Англии и вообще на Западе была другая музыка, уж очень все по-любительски получалось у наших. Поляки, чехи, венгры и немцы из ГДР играли совершенно другую музыку, копируя западные стандарты, но сохраняя при этом национальный колорит. Практически все группы соцстран были сильнее наших отечественных ансамблей. Марков несколько раз с женой и друзьями ходил на выступления ансамблей из Польши, Чехословакии, Венгрии, а вот на наших ансамблях было все скучно и безлико, хотя хорошие отношения сохранились и с Игорем Крановым, и с Григорием Свободкиным. Билеты на выступления можно было достать всегда. Но дома была коллекция пластинок лучших английских, американских групп и ансамблей, и особого желания после рабочего дня идти на концерт отечественных ансамблей не было. Его подружки из моисеевского ансамбля, Наташа и Антонина, почти всегда привозили из загранпоездок Саше Маркову новые пластинки, так что он всегда был в курсе того, что происходило на Западе, и по-прежнему слушал свой приемник «Зенит» (один из лучших радиоприемников 60-х годов), слушал американский, английский хит-парад, радио «Люксембург» и другие европейские станции. По понедельникам покупал в киоске «Союзпечати» польскую молодежную газету «Штандарт молодых», где печатались английский и американский хит-парады. В общем, всегда был в курсе.
Севу Шаргородцева на Русской службе Би-би-си послушал несколько раз — не впечатлило. Антисоветчина так и перла от этого Севы, все очень зло — и при чем тут музыка? Сразу стало ясно, что ничего-то в музыке этот Сева не мыслит. Так, чтец чужих слов. А ведь раньше, в 60-х, Русская служба была на высоте, хорошая музыка, всегда свежие хиты и отличные переводы названий песен на русский язык. И куда смотрит Барбара Стоун? Иногда Марков ловил себя на мысли, что ему обидно за Русскую службу, за ее былые отличные музыкальные передачи без политики. И надо же было Би-би-си опуститься до уровня Севы Шаргородцева! Слушать это все было невозможно, и Марков, как и многие другие его знакомые, увлекавшиеся поп-музыкой, перестал слушать Севу.
В 1976 году Марков случайно встретил во дворе Сергея Кострова, который в 74-м вернулся из Египта и уже третий год работал представителем «Совморфлота» в Париже.
— Привет, Серега! — только и сказал Марков, вылезая из служебной «Волги». — Ну как там Париж, нормально? Башня на месте?
— Вот, приехал в отпуск. Отдохну и обратно еще на годик, — ответил не без апломба Костров. — Ну а ты как?
— Да так, тружусь в Минвузе, уже замначальника протокольного отдела, — ответил Марков.
— За рубеж когда? — спросил Костров.
— Ну, это не от меня зависит, — улыбнулся Марков, — думаю, что на будущий год, у нас в Египте меняется представитель.
— Ну что, в Египте хорошо, — сказал Костров.
Поговорили еще минут пять и разошлись.
Костров пошел собираться в отпуск, а Марков пошел домой отдыхать. Египет когда еще будет, да и Кострову он сказал об этом ради красного словца — не все ж ему одному выпендриваться, а то Париж да Париж.
Октябрь 1978 года. Эль-Маади, пригород Каира
У Маркова получилось то, что и должно было получиться при его активной работе. В 1977 году он уехал представителем Минвуза СССР в Египет. В его распоряжении было 180 преподавателей и два учебных центра. Шел второй год пребывания Маркова в Египте. Он успел притереться к коллективу, а коллектив успел приглядеться и привыкнуть к своему руководителю.
В большой и просторной квартире Марков жил один. Жена была занята на работе и приезжала к нему в феврале. Он старался не сближаться ни с кем из коллектива. Там было три семьи, которым он мог доверять, остальных держал, как он говорил, на расстоянии вытянутой руки. Только рабочие отношения, этого сколько угодно.
Из Москвы он привез проигрыватель, усилитель, небольшие колонки и магнитофон «Техникс», все купил в «Березке». Пластинки были — советские вокально-инструментальные ансамбли и, конечно, западные. Что-то купил здесь, в Каире, что-то привез из Москвы. В Египте было всего два магазина, торговавшие виниловыми пластинками, один в Каире и один в Александрии. Из-за очень жаркой погоды хранить пластинки можно было в специальных магазинах с кондиционерами, а это дорого, поэтому магазинов было два, да и цены кусались, так что особого изобилия не было.