На встрече с молодежью Москвы и Подмосковья в день 70-летия ВЛКСМ Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев, отвечая на вопрос: как понимать раздающиеся иногда рекомендации в том духе, что хватит, мол, «копаться в прошлом, надо думать о завтрашнем дне», изложил партийную позицию в отношении изучения исторического прошлого. «Нам не безразлично прошлое. Мы будем относиться очень внимательно к нему, изучать его. Думаю, что мы еще только развернули по— настоящему эту работу и она нас выведет на очень важные открытия, исследования. Это будет нас вооружать, делать более сильными при решении новых задач, которые выдвинула перестройка». Коль скоро мы хотим придать новое качество нашему обществу, то значит, нужно, как сказал М. С. Горбачев, «вобрать в себя все ценное, что достигнуто предшествующим опытом, избавиться от всего того, что держит нас, отягощает наше общество, мешает раскрыться социализму как подлинно народному строю». При этом очень важно и поучительно «изучать прошлое, знать нашу историю, даже уже и историю перестройки» [10].
В литературном наследстве Ф. Ф. Раскольникова заметное место принадлежит изъятой в свое время из обращения книге «Кронштадт и Питер в 1917 году», лишь отдельные экземпляры которой были запрятаны в спецхран, откуда ее уже однажды пришлось извлекать в пору «хрущевской» оттепели, чтобы переиздать и вернуть читателю. Но, как теперь стало ясно, взрывной силы XX съезда партии не хватило тогда на то, чтобы разрушить до основания или хотя бы обнажить до корней, до истоков сталинскую систему и выработать иммунитет против разлагающего влияния ее останков, прежде всего на духовный мир нашего общества. Оставались в силе многие запреты, наложенные на богатства искусства, культуры, пауки, политической мысли. Неприступной для народа стояла крепость спецхрана, куда были заключены и лучшие произведения человеческого ума.
Не хватило заряда той «оттепели» и для того, чтобы переиздать в подлинном виде произведения многих соратников Ленина, героев Октября, гражданской войны и социалистического строительства. Со многих из них не были сняты политические обвинения — как с авторов, так и с упоминаемых в тех произведениях лиц. Сборник воспоминаний Ф. Ф. Раскольникова под названием «На боевых постах», включавший ранее изданные книги «Кронштадт и Питер в 1917 году» и «Рассказы мичмана Ильина», в 1964 г. вышел в Воениздате. Но многие вырубленные сталинскими репрессиями из жизни и из истории революционные деятели ленинского поколения — а они-то и составляли ту среду, в которой жил и действовал Раскольников, — не были реабилитированы, на них оставалось клеймо «врагов народа». Не могли они предстать перед советским читателем в своем подлинном виде и со страниц его оживших мемуаров.
Вряд ли стоит обвинять тогдашних редакторов в изъятии из текстов имен, числившихся со сталинских времен в проскрипционных списках идеологической инквизиции, а иногда и связанных с ними событий. Им, редакторам, приходилось выбирать одно из двух: или переиздавать книги с неизбежными купюрами, открывая для читателя хотя бы в таком виде литературное наследство оклеветанных бойцов революции и расширяя тем самым появившуюся о них информацию, или не переиздавать вовсе, оставляя их наследство скрытым от глаз читателя. Одни, как в случае с мемуарами Раскольникова, выбирали первое, другие — второе. В пользу первого выбора говорит то, что книга «На боевых постах» имела огромный успех у широкой советской общественности и немало способствовала восстановлению доброго имени ее автора и исправлению в умах читателей многих искаженных представлений о событиях, описанных Раскольниковым, представлений, навязанных идеологическим диктатом сталинизма.
Чтобы в полной мере окунуться в ту грозную и романтическую эпоху, прочувствовать ситуацию, сложившуюся в России накануне Февральской революции, органично включиться в события, описываемые Ф. Ф. Раскольниковым в книге, современному читателю полезно познакомиться с воспоминаниями его матери — Антонины Васильевны Ильиной.
В 1912 г. в семье Ильиных произошло несколько событий, определивших во многом их дальнейшую судьбу. Старший сын Федор был арестован по обвинению в антигосударственной деятельности и после суда выслан за границу. По дороге в Германию он тяжело заболел. Матери с трудом удалось добиться разрешения поместить его в госпиталь в Петербурге. Младший сын Александр (Ильин-Женевский) за революционную деятельность был исключен из гимназии, без права поступления в высшие учебные заведения в пределах Российской империи, и был вынужден выехать за границу…
«20 февраля 1913 г. я проводила младшего сына в Женеву… и осталась дома совершенно одна. Но этот же февраль скоро принес мне и радость: старший сын, все еще находившийся на излечении, подпал под амнистию 21 февраля 1913 г. [11]и в конце апреля был возвращен домой… Мы немедленно выехали на дачу в Пискаревку… Значительно оправившись после болезни, старший сын с этого же времени снова возобновляет свою работу в «Правде».
Весь 1913 г. прошел почти безмятежно, если бы не отсутствие младшего сына.
Призванный в августе 1913 г. на военную службу и получив отсрочку на год, старший сын с увлечением занялся изучением библиографического дела у профессора С. А. Венгерова…
Младший сын поступил студентом факультета общественных наук в Женеве и летом 1913 г. во время вакаций [12]совершил путешествие на велосипеде по Швейцарии, Италии и Франции; был и на Капри — у Максима Горького.
Летом 1914 г. ему удалось приехать в Петербург для свидания с нами, но объявление войны отрезало путь к обратному возвращению в Женеву. Мобилизация призвала обоих моих сыновей в ряды войск под царские знамена…
Старший сын, желая оттянуть время своего призыва и вообще уклониться от царской военной службы, подал заявление в Отдельные гардемаринские классы, учрежденные, по мысли морского министра И. К. Григоровича, исключительно для студентов высших учебных заведений, куда и был принят, блестяще выдержав положенные конкурсные испытания.
Младший же сын был принят в Петергофскую школу прапорщиков, которую окончил в середине мая и немедленно был отправлен на позиции.
В 20-х числах мая 1915 г. старший сын отправился в учебное плавание на Дальний Восток и в Японию на практические занятия нижних чинов.
Младший же — на германских позициях был отравлен удушливыми газами в начале июня 1915 г., а в ночь с 8 на 9 июля — тяжело контужен близь местечка Волн Пясецкой, Люблинской губ. Эвакуированный в Брест-Литовск, он поручил соседу но конке, прапорщику Троицкому, уведомить меня письмом о его контузии.
Я начала усиленно хлопотать в военном министерстве о выдаче мне пропуска в прифронтовую полосу для свидания с сыном. И тогда, когда мои хлопоты уже увенчались успехом и на руках была разрешительная бумага в штаб 6 армии, — я получила вдруг телеграмму от В. У. Вноровской, поехавшей в Брест-Литовск как сестра милосердия, что сын эвакуирован в Петроград…
6 августа того же 1915 г., в 6 часов вечера, карета скорой помощи доставила мне больного сына на квартиру, но на следующий же день, ввиду сложности лечения его тяжелой контузии, он был перевезен в лазарет заводчика Кенига на Самисониевской набережной, где он и пробыл до 11 февраля 1916 г., пользуясь заботливым уходом и образцовым лечением под наблюдением профессора В. В. Срезневского и доктора Виндельбранта.
Старший сын возвратился из плавания в начале октября и в первый же вечер навестил больного брата, привезя ему из Японии подарки. В мае 1916 г. старший сын снова поехал в плавание на Дальний Восток, в Японию и Корею, но уже для научных практических занятий по офицерскому чину.
В июле 1916 г., немного оправившийся от болезни, младший сын был зачислен в тыл, в химическую роту, где и встретил революцию 1917 г.