— Буду гулять, рыбачить, выращивать розы, да мало ли что. Может, книгу напишу. А что такого? Всю жизнь мечтал, только времени не было. Мне кажется, я достаточно побегал на своем веку, хватит. Теперь поживу для себя.

Герда обреченно вздохнула:

— Вообще-то да, ты заслужил. Главное, чтобы ты не передумал уже завтра.

— Надеюсь, не передумаю. Что и говорить, я привык к суматошной жизни. Вечная гонка на выживание. Мне будет не хватать этого. Конечно, поначалу буду жалеть. Но ведь здравый смысл подсказывает, что так лучше не только для меня, но и для «Черингфолдс».

— Не могу представить компанию без тебя. Мы просто осиротеем.

— Да ладно тебе, а то я сейчас расплачусь. Через несколько месяцев вы уже забудете обо мне. А ты будешь продолжать работать с Мерриком. Постепенно все наладится.

Герда грустно покачала головой. Вдруг она вспомнила про Джордана, и в глазах мелькнул испуг. Встретив вопросительно-тревожный взгляд Ховарда, она опомнилась. Ведь Джордан сказал, что только подумывает о том, чтобы купить «Черингфолдс». Может, ложная тревога. Не стоит зря поднимать панику.

Ховард прервал молчание:

— Как бы то ни было, завтра на совещании все решится. В половине одиннадцатого я подъеду, а после ленча оттуда сразу отправлюсь в Хемпшир. Кстати, ты пока еще моя секретарша. — Он встал перед ней и приказал шутливо-начальственным тоном: — Не забудьте заказать мне столик, как всегда, на двенадцать тридцать.

— Да, конечно. Что-нибудь еще, сэр? — подыграла она.

— Нет, все в порядке, не считая вашего крайне озабоченного выражения лица. — Он ласково похлопал ее по плечу и медленно направился к главному входу в больницу. — Не переживай, все будет нормально.

Хорошо бы!

На следующее утро весь офис будто замер в ожидании приговора. Слышались приглушенные, взволнованные голоса, иногда даже шепот. В воздухе повисло неприятное напряжение. Несмотря на солнечный день, в зале заседаний было мрачно и неуютно. Даже цветы, которые Элизабет в спешке расставила по подоконникам, не смогли оживить безжизненного натюрморта со стаканами, устрашающе светящимися ледяным блеском на длинном полированном столе.

Ховард опоздал на несколько минут. Герда успела только поздороваться с ним и заняла свое место.

Даже для протокольного мероприятия в зале установилась слишком торжественная тишина. Меррик, который всегда отличался бесшабашным поведением, и тот приуныл. И сидел, отрешенно глядя перед собой. У всех был какой-то обреченный вид, словно они заранее предчувствовали что-то нехорошее. Герда подумала, что, наверное, новость об уходе Ховарда уже успела распространиться среди присутствующих. Предположение подтвердилось, когда она увидела, что, услышав его официальное заявление, никто особо не удивился.

В комнате повисла неловкая тишина. Герде стало нестерпимо больно, словно это она, а не Ховард председательствовала на собрании в последний раз. Не хотелось даже думать, что скоро на этом месте будет сидеть кто-то другой. Ховард, как всегда, перед тем, как приступить к обсуждению основных вопросов, откашлялся и внимательно оглядел присутствующих. Герда ловила каждый его взгляд, каждый жест. Как он хорош! Словно мудрый и справедливый король, купающийся в лучах всеобщего уважения и признания. Неужели все? Неужели она больше никогда не увидит его таким? Да, мы любим повторять извечные фразы: «Ничто не вечно под луной» или «Все когда-нибудь кончается», и, казалось, должны оставаться спокойными, теряя частичку чего-то привычного, частичку своей жизни, а значит, увы, частичку себя. Но разве можно оставаться спокойными, когда не знаешь, как судьба заполнит образовавшуюся пустоту и заполнит ли вообще?

Ровным, бесстрастным голосом Ховард огласил пункты, вынесенные на повестку заседания, и в конце объявил о предложении Джордана Блэка. Предложение было поддержано подавляющим числом голосов.

«Черингфолдс» потеряла свою независимость, став очередной подданной «Уэнтфорд». Но для Герды это означало лишь две вещи — она вместе со всеми попадает в подчинение к Джордану Блэку, а следовательно, ее дни в компании сочтены. Невозможно представить себе ничего более неприятного, чем работать на этого узурпатора.

Но странно, почему Ховард ничего не сказал ей вчера? Наверное, Джордан нашел его и они обо всем договорились. Хотя какая теперь разница. Герда продолжала делать записи о ходе совещания, особо не вникая в смысл обсуждаемого. Кто-то вошел в зал.

Она оторвалась от блокнота и увидела Джордана.

Совещание как-то само собой закончилось. Все начали вставать, подходить и здороваться с Джорданом. И только Герда, словно статуя, продолжала сидеть в неподвижной напряженности. Ховард тоже подошел к Джордану. Улыбаясь, они пожали друг другу руки. Ховард начал поочередно представлять его акционерам. Это скорее походило на дружескую встречу, а не на заседание совета директоров. Стол незаметно опустел. Буквально пять минут назад здесь еще сидели люди, а теперь остались только сиротливо белеющие на блестящей поверхности листы бумаги, кем-то забытая авторучка, окурки в пепельнице и поднимающийся под потолок синеватый сигаретный дым.

Взяв папку под мышку, Герда решительно встала, но в тот же миг почувствовала на себе взгляд Джордана, и все ее видимое хладнокровие как ветром сдуло. Он разговаривал с Мерриком. Их взгляды встретились всего лишь на секунду. Он почти незаметно удивленно повел бровью и снова обратился к Меррику.

Вошла Элизабет, разговаривая на ходу, направилась к Герде. Но та даже не заметила ее. Для Герды все слилось в серую массу. Она видела только Ховарда. Вот он берет «дипломат», дружески жмет руки партнерам. Никто не любит долгих прощаний. Он улыбнулся Джордану, и оба вышли из зала.

Герда почему-то чувствовала себя так, словно ее предали, и сама презирала себя за это. Просто плаксивая дурочка! Придумала себе любовь. А есть ли она?..

Казалось, день никогда не кончится. Надо было напечатать под диктовку кое-какие письма. Сосредоточиться было невозможно, и в конце концов Меррик потерял терпение:

— Боже, сколько можно! Что ты печатаешь? Я же сказал: «Что касается сокращения штатов в связи с реорганизацией отдела затрат», а не «Не что касается изменения устава». Прочти-ка еще раз.

— Прости, — смутилась Герда. — Начни, пожалуйста, с «программирования». Я задумалась.

— Она задумалась! — Меррик возмущенно закатил глаза и начал снова. Когда с горем пополам текст все-таки был напечатан, он заявил: — Так не пойдет, девочка. Теперь придется стараться. Новое начальство, ничего не поделаешь.

Он говорил не со зла, но Герде стало жаль себя. Она ответила упавшим голосом:

— Я увольняюсь.

Меррик поджал губы:

— Да? Могла бы раньше сказать. А вообще-то нет никакой трагедии. Устроишься где-нибудь еще.

Герда задумчиво молчала. Для нее-то как раз трагедия. Шутка ли, в корне изменить свою жизнь. Надо все бросить и переехать в другую часть страны. А как еще порвать с ненавистным прошлым?

— Но я бы на твоем месте не спешил. Если переживаешь из-за Блэка, то не стоит. Он, конечно, устроит нам головомойку, когда вступит в должность. Надо же показать, кто в доме хозяин. — Меррик презрительной усмехнулся. — А потом… Я глубоко сомневаюсь, что он будет появляться здесь чаще, чем пять раз в год.

Молодец! Попал прямо в яблочко! Конечно, именно из-за Джордана Блэка. Только вот пять раз в год — это слишком часто. Слишком маленькие промежутки — ни одна рана не успеет зарубцеваться.

Вечером, придя домой, она печально бродила по квартире. Хватит ли сил уехать отсюда? Бросить квартиру, которую подарил Блэйз и где они были счастливы? С таким трудом удалось наконец более-менее привыкнуть к одиночеству. Куда ехать? В какой город? У нее нигде никого нет. Может, просто найти другую работу и остаться здесь? Но, боже мой, как можно оставаться в городе, где все напоминает о нем?!

Нет, бросить все! Бежать без оглядки! Вырвать занозу, перевязать раны и начать все заново. Не думать, главное — не думать. Не давать волю обжигающим воспоминаниям. Слишком много боли причиняет этот атавизм — любовь, поэтому — удалить и жить спокойно. Только бы удалось забыть его. Эх, быть бы одной из тех роковых женщин, что привораживают мужчин, а потом вьют из них веревки, смеются над ними. Тогда бы она отомстила Джордану Блэку. Хотя, что толку? Это не избавит от мук. И что произошло тогда у него дома? Как получилось, что из-за обыкновенной животной страсти они, словно по волшебству, не только перестали быть врагами, но просто боготворили друг друга, растворились друг в друге, умирали друг за друга. В эти мгновения, казалось, единственный способ разорвать колдовские чары — целиком и полностью отдаться им.