— Хоть комары не пристают, — прохрипел Брюс, протирая заслезившиеся глаза и пытаясь оглядеться.

Каменный, иссеченный тенями двор, окруженный полурассыпавшимися стенами. Замшелая кладка покосившейся башни. Бурьян и шиповник. За ними — навечно подавившаяся зевком земля, так и не сумевшая сомкнуть челюсти.

Ну конечно! Где еще развести костерок, как не во дворе замка чудовища, от которого только-только убегали со всех ног? На это способна только Элия.

— Ты… ты бы хоть… в лес… — давясь горечью, ошеломленно выдохнул Брюс.

— Зачем? Он не вылезет лет пятьдесят.

Помотав головой и борясь с дурнотой, Брюс все-таки переместился из лежачего положения в сидячее. Странное ощущение, словно некто попытался выдрать из Брюса внутренности, а потом разочарованно напихал неподдавшееся как попало обратно, усилилось от движения.

— Вода там, — Элия, с каким-то болезненным, как Брюсу показалось, вниманием наблюдавшая за ним, кивком подбородка указала влево, где стояла наполненная кружка.

Лицо девушки явно выражало разочарование, пальцы нервозно тискали белый тряпичный комок.

Брюс схватил кружку, припал ртом к краю, успев намочить губы и… Отставил обратно. То ли от дыма, то ли из-за внезапно проснувшейся паранойи вода показалась горькой.

Поймав на себе испытующий взгляд девушки, Брюс сипло осведомился:

— Значит, получилось?

— Ты про Любовника? Да, он провалился.

— Что… было?

— Это ты мне расскажи, что было, — с каким-то напряжением в тоне потребовала Элия. — И как ты посмел… Как вы могли… Почему ты не сказал мне, что втянул в это Дьенка?!

Брюс вдруг заметил, что в руках она комкает не платок, а мятый цветок шиповника.

— Я втянул? А кто нас притащился сюда подвиги совершать? — От дыма и без того глотку саднило, так теперь и вовсе словно раскаленным наждаком прошлись.

— Я не звала ни тебя, ни его!

— Точно! Просто вынудила нас тащиться за тобой!

— Это ты! Ты, проклятый некрот, вынудил его участвовать в этом! Ты заставил его! Ты!

— Откуда ты вообще про Дьенка узнала?

— Ты в бреду говорил за него… — Глаза Элии разгорелись. — И выхаркивал его, словно мерзость какую! Ты, ничтожество, заставил его… А потом сам же и проклинал!

— Это была его идея!

— Лжец! Я же знала, что тебе доверять нельзя! Как я могла поверить, когда ты сказал, что Дьенк не пострадает?

А он разве пострадал? Хотя… Брюс не видел Дьенка и не ощущал его присутствия. Он исчез совсем или потратил на всю эту эскападу слишком много своих ресурсов?

— Разве не ты хотела от него избавиться еще не так давно? — хмуро осведомился Брюс.

— Что? — Элия задохнулась. — Ты хочешь сказать… Его больше нет?!

— Не знаю.

— Ты… Это все ты виноват! Если он… Если с ним что-то…

— Уймись! Я понятия не имею, что произошло! Не знаю, куда он подевался! Может, струсил в последний момент, как в прошлый раз, и сейчас затаился где-нибудь!

— Струсил? В прошлый раз?

На мгновение Брюсу показалось, что он слышит слабый призрачный протест. Легче дуновения ветра. Словно сама ночь слегка колыхнулась: «Молчи!»…

Может, и впрямь лучше промолчать, чем ввязываться в очередной спор до хрипоты. И без того глотка саднит. Брюс попытался встать. Ноги подкашивались.

Не дождавшись ответа, Элия тоже унялась. Несколько мгновений безмолвствовала, разглаживая на ладони изрядно потрепанный цветок шиповника. Потом сунула его в карман куртки.

— Я уезжаю. В деревне скажу, чтобы тебе оставили твою часть вознаграждения. Не бойся, лишнего не возьму. — Она хотела бросить это с презрением, но вышло не особенно эффектно.

Особенно потому, что Брюс не проникся пафосом ее страстной речи, а настороженно слушал лес.

Ветер пел в кронах. И песня его звучала тревожно. Ветер раскачивал деревья, вкладывая в шорох, стоны и скрипы, будоражащую тему. Только из-за недавнего крика не разобрать, какую именно.

— Не смей, слышишь, не смей таскаться за мной, некромант проклятый! Увижу — пристрелю! Я не шучу!

— Огнестрел сначала почини, прежде чем стрелять… Тихо! — Брюс навострил уши. В перекличке деревьев промелькнули осмысленные фразы, которые отогнали на второй план все ссоры. — Слышишь?

К чести Элии, даже в гневе он не теряла головы и могла переключаться с вещей второстепенных на важные.

— Что? — девушка нахмурилась.

— Ветер!

— Что «ветер»?

— Это свистуны… Воздушные маги. Они нас услышали.Нельзя возвращаться в поселок.

— Лжешь! — машинально выдохнула Элия.

— Они близко, если я слышу их так отчетливо.

— Я ничего не… — она осеклась, вспомнив, видно, как еще днем жаловалась на голоса в шлеме. Почему Брюс тогда не обратил на это должного внимания?

— Ветер идет по нашему следу. Скоро здесь будут гончие…

— Это невозможно! — Девушка даже ногой притопнула, не решаясь доверять очевидному. — Нанять воздушных магов не по карману даже моей матери! Это… Это невозможно!

— Ты сама слышишь.

— Тогда… — Элия выпрямилась, окинула Брюса недобрым взглядом и приняла решение: — Прощай!

Пестрый гиппогриф перемахнул через пролом в стене, словно не заметив препятствия. Брызнула из-под когтей и копыт древняя каменная крошка; пригнулся разлохмаченный репейник, когда крылатая тварь оттолкнулась от земли, унося на спине всадницу.

Брюс даже не пытался задержать их. Сил едва хватало на то, чтобы стоять. Да и то вскоре ноги подогнулись, и Брюс вновь опустился возле костра, чувствуя не злость даже, а тупое опустошение. Как раз такое, чтобы все же выпить воду из все еще полной кружки. Какая теперь разница?

Вода прохладно скользнула по раздраженной глотке. Дышать стало легче. Боль потихоньку уходила, никаких особых ощущений ей на смену не явилось. Вода была просто водой, зря Брюс подозревал Элию в коварстве.

Хотя нет, не зря, судя по дальнейшему развитию событий.

Эх ты, пирамидка без кубика…

Огонь плескался жаром. За спиной зло дышала земля, в желудке которой ворочался железный паук, пытающийся выкарабкаться наверх. Ночь окликала чужими голосами…

Брюс выковырял из ноющей ладони обломок колючки шиповника. Вспомнить, как хватался за его ветки, не удавалось… То есть, возможно, хватался не Брюс?.. Так вот откуда у Элии этот сентиментальный цветок. Не иначе Дьенк воспользовался моментом… И после этого Брюса еще обвиняют, что он воспользовался его доверчивостью!

Успокоенные тишиной воздушные рыбки только-только засновали вокруг, выхватывая из влажного воздуха комаров, как их снова распугали бесцеремонным топотом.

— Эй!

Брюс удивленно поднял голову.

Гиппогриф по имени Лако, второй раз за ночь перепрыгнувший все тот же пролом в стене, явно жаждал разнообразия, поэтому мстительно пнул кладку задними копытами. Со стуком посыпались камни, застревая в зарослях шиповника.

— Садись. — Элия выглядел ничуть не менее довольной, чем взъерошенный гиппогриф.

— Совесть замучила? — поразился Брюс совершенно искренне.

— Какая разница?

— Если в тебе вдруг проснулась совесть, я лучше сразу сдамся свистунам. Бесстрашная девица с воспаленной совестью — это приговор! В обществе магов хоть есть шанс уцелеть.

— Ладно, — угрюмо согласилась девушка, перекинув косу за спину. — Оставайся. Там на дороге как раз какие-то люди. Позвать?

Похватав немногочисленные пожитки, Брюс вскарабкался на круп гиппогрифа, издавшего недовольное курлыканье вперемешку с шипением. Элия ткнула пятками в бока скакуна. Нагруженный гиппогриф уже не мог взлететь, но и явного дискомфорта от возросшего веса ноши не испытывал, легко перепрыгивая корни и колдобины.

После серии странных телодвижений, которыми сопровождались попытки удобно устроиться на крупе Лако, Брюс все же рискнул обхватить сидящую перед ним девушку за талию.

Хм-м… Не то чтобы сейчас удачный момент оценивать достоинства девичьих фигур, но под мешковатой одеждой скрыты весьма приятные изгибы…

— Будешь распускать руки — побежишь пешком, — пообещали Брюсу зловеще.