Это было неимоверно жутко. По стенами потянулись черные змеистые трещины. Кое-где фундаменты высунулись из земли. Булыжники выворачивались из кладки, а под ними что-то набухало, шевелясь.

Из одного такого бугра показалась костлявая конечность мертвеца.

Брюс, спохватившись, тоже ринулся прочь, пока ученики магов пытались совладать со своими скакунами, пока охранники Элии защищали ее от паникующей толпы, пока гиппогриф тяжело кружил над всем этим бедламом, не решаясь приземлиться…

Рядом глухо треснулось о взъерошенную мостовую и разлетелось крошевом острых осколков ледяное ядро. Потом еще одно. То ли мастер-водяной пристреливался, то ли ученики его палили куда попало. Но Брюс уже нырнул в подворотню…

Стогоры — очень старое селение. Его возвели еще в те дикие времена, когда считалось, что для прочности строений нужно под каждый дом положить по жертве. Чаще всего — человека.

Похоже, ненароком Брюс таки поднял всех окрестных покойников, как и грозился Элии.

Казалось, еще только недавно он вышел из дома, а уже стемнело. В пожарной вышке бьется свет, словно в мутном фонаре.

В окошках тетки Софии тоже горел свет. Словно в чаду, Брюс вытащил из-за пазухи сильно помятый пучок розмарина и постучал в дверь.

— А, Брюс! — черный силуэт, выросший в залитой сиянием раме, разросся до самых небес. — А я уж думала, ты и забыл… Ах, досада какая, а я без розмарина приготовила, обошлась эстрагоном… Ну да в следующий раз… Ты заходи, заходи!

Брюс попятился. Из дома, из-за спины тетки Софии, что-то пробасил голос ее мужа. Она отмахнулась.

— Брюс? Ты чего это? Выпил?

Юноша развернулся и поплелся прочь. Удивленные возгласы впивались в спину, как ледышки. У него все еще изрядно шумело в ушах, а сил осталось только на то, чтобы просто передвигать ноги.

До сего дня Брюс не осознавал, что может натворить, не желая того. Не зря некромантов истребляют без жалости по всем Державным землям.

— Эй! — Тень легла поперек пути, отделилась от дороги, вытягиваясь вверх.

В сумерках и не разглядишь толком дымчатый силуэт.

— Тебе не стоит возвращаться домой.

— Привет, Дьенк.

— Там чужие люди.

— Да мне, собственно, некуда идти.

— Придумай что-нибудь!

— А зачем? С чего я стану прятаться? Если уж этой сумасшедшей так нужен этот рисунок, я отдам его, пусть подавится своей оплатой. У меня тут дом и налаженная жизнь, не хочу сдохнуть на Пустошах.

«И самое главное — тут Айка», — мысленно присовокупил Брюс.

— Ты все еще не пришел в себя? — Дьенк озабоченно пытался заглянуть в лицо. — Кто тебе позволит просто жить после того, что ты сегодня натворил на рынке?

— Это не я! — вяло отперся Брюс. — Оно само. Или маги постарались.

— Там все еще отлавливают вылезших мертвецов. Народ под сильнейшим впечатлением. Да и маги.

— Ты-то откуда знаешь?

— Я был там. Вместе с Элией… Она тоже… впечатлилась.

— А я думал, ты отправишься на поиски своего владельца.

— Я хотел… Но, понимаешь, мне, как ты сказал, некуда идти. Я не знаю направления, в котором надо начинать поиск. Я мало что помню и ничего не знаю о том, что происходит сейчас. У меня нет никаких предчувствий и озарений, кроме… Во всем мире я знаком только с вами двоими. Я даже чувствую к нам некоторую привязанность… Может, это кровное чувство? У тебя не было предков, которые воевали здесь?

— Вряд ли. Мои родичи все с другого края света. Кажется.

— И Элия никого не вспомнила… — удрученно признался Дьенк, огляделся и всполошился: — Ты куда?! Нельзя тебе домой!

С основной дороги Брюс сошел, но тропинка все еще вела к его дому на окраине.

— Там вывараны, — угрюмо напомнил Брюс. — Я не могу сбежать и бросить их запертыми. Да и вещи забрать надо…

— Какие вещи?!

Брюс отмахнулся и повернул. Чуть дальше в склоне пригорка имелась одна из многочисленных трещин, ведущих в пещеры. Их никогда не заметишь снаружи, да и изнутри не сразу. Но владелец обычно осведомлен обо всех тайнах своего жилища.

Это только о том, что творится в их собственных головах, люди имеют весьма поверхностное представление, хотя искренне уверены в обратном.

…А в доме и впрямь были люди.

Топтались, сопели, шуршали. Что-то разбили. Вообще-то обыск удобнее делать при свете, но они мучились в темноте, несмотря на то что снаружи, привязанные возле дверей, фыркали лошади, которых никто не пытался скрыть.

— Гляди, чего я нашел! — Шорох сменился торжествующим возгласом.

— Не-е, нецветная картинка должна быть…

— А это что?

— Тьфу, пакость какая! Не смотри! Говорят, колдовские закорюки в тебя прямо через глаза лезут и за мозг цепляются!

Было бы за что зацепиться, уныло вздохнул Брюс. В доме оставались некоторые вещи, которые хотелось бы забрать, но в конце концов, ничего такого, что нельзя было приобрести заново. А все, что не купить, Брюс хранил в памяти.

Кроме злополучного рисунка, который так и лежал за пазухой.

Люди побывали и в пещерах, но ничего не рискнули тронуть, поскольку вывараны явно решили, что ужин пришел в их обитель своим ходом.

— Тихо, тихо, звери, — уговаривал Брюс, открывая вольеры один за другим. — Идемте гулять…

По броне выжарок пробегали багровые переливы. Сажа сыпалась на землю. Озадаченные твари топали за Брюсом, как привязанные. Удивленные жар-птахи сновали вокруг, пытаясь во все вмешаться. Их Брюс посадил в корзинку, чтобы не светились, когда не надо.

Принесенные Кочмой яйца пришлось разбить. Как и те, что грелись на печи.

Выбравшись из пещер через дальний из разломов, Брюс не без оторопи заметил, что бугор, насыпанный над закопанным в землю любителем сокровищ, бесцеремонно разворошен. И в яме никого нет. Непоседа снова отправился развлечься.

«Железом надо…» — вспомнилось вдруг.

…Стрекотали цикады, шелестели заросли щетинника, над головой с писком носились нетопыри. Темень стояла непроглядная, Брюс не различал даже свою вытянутую руку. Кармином тлели лишь зубцы горок, да позади над Стогорами колыхалось разбавленное зарево.

Зато время от времени мрак вспарывала короткая огненная вспышка — писк летучей мыши обрывался, и на миг перекатывался багровый перелив по гребню выварана. Звери на ходу закусывали.

Вот попробуй в такой тьме выбрать нужную из горок, прозванную Зеленым гребнем. Днем ее хорошо видно — она ярче всех соседних, но ночью все горы черны.

Поколебавшись, Брюс выпустил жар-птах на свободу. И тут же наступил на кого-то, лежащего на земле.

— Ты чего топчешься?! — недовольно воскликнул некто, прикрываясь от внезапного света и глядя снизу вверх из колючей поросли щетинника.

— А ты чего валяешься на дороге?

— У тебя что, всюду дорога? — вполне резонно возмутился собеседник. Жар-птахи кружились вокруг его головы, заставляя зажмуриваться. От их света веснушки, густо обсыпавшие физиономию незнакомца, светились, как стружки меди.

Хмыкнув, Брюс обогнул его и услышал вдруг вслед:

— Я вообще-то ногу подвернул.

— Мои соболезнования.

— Помог бы лучше… Ой, твари сущие, это кто тут у тебя?!

Ругнувшись, Брюс вернулся отогнать любопытствующих вываранов от заметно струхнувшего конопатого. Звери были сыты, так что парня они бы не тронули, но обжечь могли запросто.

Конопатый что-то еще бормотал вслед, когда караван двинулся дальше. Брюс все прочнее уверялся в том, что идет не туда, когда в распадке двух горок приметил костер и тени вокруг него.