Изменить стиль страницы

Что за хуйня, думаю я. Что за черные кожаные куртки? Что за побитые туфли? Где широкие штаны, где банданы на голове, где баскетбольные майки размера икс — эль?

Группа Многоточие оказалась бандой пьяных взрослых мужиков. Я один раз видел таких у отца на заводе. Они сидели на корточках на заднем дворе, что-то мычали и пили бормотуху. Меньше всего они были похожи на Децла и рэперов из телевизора. Да и хуй с ним!

Мое разочарование длится минуты две, дальше меня укачивает толпа, я расслабляю все мышцы, забиваю на суетливую телку впереди и начинаю орать текста как бешеный. Вскидывать правую руку вверх неудобно, и я просто качаюсь в ритм толпе, прижав руки к телу, как мумия. Текста я знаю наизусть, музыку не слышно, но она играет в моей голове. Я закрываю глаза, раскачиваюсь, стараясь не упасть на пол и ору куплеты, что есть мочи. Вот это концерт! Меня хватает где-то на полчаса, дальше руки и ноги уже немеют, и я начинаю выкарабкиваться из этого ада. Все смешалось. Толпа настолько плотная, что путь обратно занимает минут пять. Останавливаюсь почти у выхода и смотрю на Многоточие издалека. Взрослые мужчины и под ними беснующаяся толпа. Играет хит. “В жизни так бывает”. Руставели поет в микрофон, весь зал неистово подвывает.

Выхожу на улицу. Стемнело. Вокруг входа стоит еще человек пятьдесят, я отхожу в сторонку. Достаю сигарету и закуриваю. Стараюсь курить неторопливо, большими затяжками. Никотин мягко пробирается внутрь меня. Я не выпускаю сигарету изо рта и не стряхиваю пепел. Скашиваю глаза вниз и внимательно смотрю, как накапливается сгоревший табак, тлеющая бумага медленно подбирается к моим губам.

Мне хорошо и очень спокойно. Пот осыхает на теле. Внутрь идти не хочется. Но надо найти Муху и ехать домой. Уже достаточно поздно. Захожу внутрь, толпа немного успокоилась. Я обхожу линию фронта туда — обратно, ищу Муху, ищу его нелепую рэперскую кофту. Здесь почти все такие. Муха в толпе — это иголка в стоге сена.

Напротив сцены, в глубине зала — барная стойка. Денег у меня нет, но это единственное место, где можно прислониться спиной и дождаться конца.

Встаю у бара и смотрю на сцену. Зрение у меня слабое — почти минус три. Издалека ничего не видно. Черные расплывающиеся пятна. Я нахожу какой — то стул и присаживаюсь на него. Дождусь здесь, решаю я. Принимаю удобную позу и засыпаю, как бы на мгновение. Такое бывает, если много выпить. Люди вокруг ходят, разговаривают, заказывают напитки, концерт подходит к концу, а у меня в голове все смешалось в какое-то большое музыкальное море. Море шумит, грохочут его приливы и отливы, плещутся дельфины и форели, тарахтят моторные лодки.

Кто-то резко хлопает меня по плечу. Я распахиваю глаза и вижу физиономию охранника. Его лицо похоже на огромный кирпич.

— Тебе плохо? — громовым голосом спрашивает охранник.

— Все хорошо — отвечаю я, и живо вскакиваю на ноги — Все хорошо.

Выхожу на улицу, снова закуриваю и стою у двери. Секундный сон отлично прочистил голову, она немного потрескивает, но, в общем, состояние — ничего. Жить можно. Я скуриваю три сигареты подряд и пялюсь на охранников. Они молча сидят и не двигаются. Охранники — истуканы.

По одному начинают выходить люди. Концерт закончился. Все потные, бухие, с раскрасневшимися лицами. Все счастливые. Я сканирую толпу на наличие Мухи. Он выходит где-то ближе к концу. Хватаю его за рукав кофты.

— О! — говорит он — А вот и ты! А я тебя потерял!

— Я тебя тоже — говорю я — Пиздец, конечно, концерт.

— Да вообще заебись, я же тебе говорил! — сверкает глазами Муха — Это просто нереально круто было!

— Да — говорю я — Тут словами и не опишешь.

— Почесали домой?

— Ага — говорю я, и мы бредем на остановку.

Садимся в маршрутку, на заднее сиденье. Муха достает плеер и протягивает мне наушник.

ГЛАВА 13

Я жду Олю на скамейке в Центральном Парке Культуры и Отдыха. Уже минут пятнадцать жду. А ее все нет и нет. Надеюсь, она не забыла про нашу встречу. С шумом нюхаю три красные розы. Терпкий запах приятно щекочет ноздри.

Ей должно понравиться, в первый раз я тоже подарил розы. И тоже три штуки. Хотел пять, но денег не хватило.

Она говорит, что сначала розы стояли в вазе с водой на прикроватной тумбочке, а после того как засохли — она отрезала стебель с листьями и засушила лепестки. Если я каждый раз буду дарить ей по три розы, то скоро можно будет набрать целый таз лепестков. А потом можно будет набрать ванную с теплой водой, растворить какие-нибудь пенные шарики и высыпать этот таз лепестков прямо в центр этого пенного безумия. Ну и, разумеется, залезть туда самому и пригласить ее… Хотя вряд ли до этого дойдет, но было бы неплохо, я так думаю.

Вдали, возле аттракциона с крутящимися разноцветными лошадками мелькает знакомое синее платье, и сердце мое под вспотевшей рубашкой совершает кульбиты и карамболи. Она все-таки пришла! Я подскакиваю с облупленной скамейки и уверенно иду навстречу. Маленький шипик от розы небольно вонзается в ладонь. Улыбаюсь. Протягиваю слегка пожухлый букетик. Оля делает широкие глаза, берет букетик и трогательно нюхает.

— Привет! — говорю я — Ты все-таки пришла.

— Привет — говорит она — Я все-таки пришла. А почему я могла не прийти? Мы же договорились.

— Не знаю — говорю я — вдруг в вашем районе землетрясение. Ну, или ты забыла, где находится парк. Или забыла, что мы договорились. Мало ли чего?

— Да нет… — смеется она — Как я могла забыть, что мы договорились. Три часа, Парк Культуры и Отдыха. Тут тяжело что-то напутать.

— Ну и ладно, хорошо, что ты не забыла. Идем гулять?

— Идем.

Я сжимаю ее небольшую, почти детскую ладошку и мы идем вглубь парка, по направлению к пляжу. Мягко разливается теплое солнце, зелень на деревьях почти не колышется. Воздух горячий, но не душно. Оля рассказывает про свой летний класс в консерватории, я больше молчу и многозначительно киваю. Мне просто хорошо, вечно бы так шел и даже рот не раскрывал. Небо — ярко голубое, мы идем вдвоем и держимся за руки и впереди еще целое лето. Длинное, теплое лето…

Мы идем вдоль скамеек, усеянных молодыми разговорчивыми мамашами с громоздкими колясками, тяжелыми сумками, писклявыми малышами. Мы идем вдоль разморенных пивом и солнцем компаний, вечером — угрожающих, а в три часа дня — мирных и довольных. Мы идем вдоль мчащихся аттракционов, свежеокрашенных ларьков с газетами, растекающихся билетерш, хитрых дедков-шахматистов и липких столиков с шашлыками и разливным пивом…

— Чего-то ты сегодня молчаливый — замечает она — Расскажи мне что-нибудь.

— Да мне просто нравится тебя слушать — говорю я — Слушать и просто идти, ничего не хочется рассказывать, у меня нет летнего класса в консерватории.

— Да ладно тебе, ну расскажи чего-нибудь — просит она — Чем ты эти дни занимался?

— Ничем не занимался — отвечаю я — Вообще ничем. Смотрю футбол, валяюсь на диване, книжки разные читаю, радио слушаю…

— И что там по радио?

— Ничего особенного, я его так, в фоновом режиме слушаю. Русское радди-и-ио — все будет хор-р-ошо!

— Понятно — говорит она.

— А, вот вспомнил — говорю я — Группу тут одну послушал, вообще зацепило. Но вряд ли тебе понравится.

— Что за группа? А почему мне не должно понравиться? Ты не думай, что раз я в консерватории учусь, то всякую классику слушаю.

— Да я и не думаю.

— Нет, я серьезно говорю — хмурит брови она — Мне на самом деле классика и не очень-то нравится. Конечно, я понимаю, что Бах там, Моцарт, Бетховен — это великие композиторы, но вот лично меня они не цепляют.

— Меня тоже — говорю — Я их и не слушал на самом деле, но они меня уже не цепляют.

— Ну, так тоже нельзя — смеется она — Так что там за группа, которая мне не понравится?

— Есть вообщем такая группа… Я, конечно, не утверждаю, что это лучшая группа в мире и текста достаточно депрессивные…

— Давай говори, не интригуй уже.