Живут во мне безмерные страданья.

Тут счастье зрел воочью. Прежним следом

Туда, где бестелесной воспарила,

Отдав земле всю роскошь одеянья.

Восхитила мой дух за грань вселенной

Тоска по той, что от земли взята;

И я вступил чрез райские врата

В круг третий душ. Сколь менее надменной

Она предстала в красоте нетленной!

Мне руку дав, промолвила: "Я та,

Что страсть твою гнала. Но маета

Недолго длилась, и неизреченный

Мне дан покой. Тебя лишь возле нет,

Но ты придешь, – и дольнего покрова,

Что ты любил. Будь верен; я – твой свет".

Что ж руку отняла и смолкло слово?

Ах, если б сладкий все звучал привет,

Земного дня я б не увидел снова!

Амур, что был со мною неразлучен

На этих берегах до неких пор

И продолжал со мной, с волнами спор,

Который не был никому докучен;

Зефир, цветы, трава, узор излучин,

Холмами ограниченный простор,

Невзгод любовных порт под сенью гор,

Где я спасался, бурями измучен;

О в зарослях лесных певцы весны,

О нимфы, о жильцы кристальных недр,

Где в водорослях можно заблудиться,

Услышьте: дни мои омрачены

Печатью смерти. Мир настолько щедр,

Что каждый под своей звездой родится!

Когда любовь, как червь, точила ум

И дух мой жил надеждою подспудной,

Петлистый след искал я, безрассудный,

На гребнях гор, покинув жизни шум.

Не выдержав невзгод, я стал угрюм

И в песнях сетовал на жребий трудный.

Но нужных слов не знал, и дар мой скудный

В те дни невнятно пел смятенье дум.

Под скромным камнем пламень скрыт огромный.

Когда б, стихи слагая, вслед за всеми

Я к старости степенной путь держал,

То слог мой хилый силой неуемной

И совершенством наделило б время

И камень бы дробился и рыдал

Душа, покинувшая облаченье

Такого вновь Природе не создать,

На миг отринь покой и благодать,

Взгляни, печалясь, на мои мученья.

Ты встарь питала в сердце подозренья,

Но заблужденья прежнего печать

Твой взгляд не будет больше омрачать

Так влей мне в душу умиротворенье!

Взгляни на Соргу, на ее исток

Меж вод и трав блуждает одиноко,

Кто память о тебе не превозмог.

Но не смотри на город, где до срока

Ты умерла, где ты вошла в мой слог

Пусть ненавистного избегнет око.

Светило, что направило мой шаг

На верный путь и славы свет явило,

Вступило в круг верховного светила,

И, взят могилой, светоч мой иссяк.

Я диким зверем стал, бегу во мрак,

Мой шаг неверен, сердце боль сдавила,

Глазам, склоненным долу, все постыло,

Пустынен мир, и ум мой миру враг.

Ищу места, где некогда Мадонна

Являлась мне. Светило прежних лет,

Любовь, веди из тьмы мой дух смятенный!

Любимой нет нигде – знакомый след,

Чураясь Стикса глубины бездонной,

Ведет к вершинам, где сияет свет.

Я уповал на быстрые крыла,

Поняв, кому обязан я полетом,

На то, что скромная моя хвала

Приблизится к моим живым тенетам.

Однако если веточка мала,

Ее к земле плоды сгибают гнетом,

И я не мог сказать: "Моя взяла!"

Для смертных путь закрыт к таким высотам.

Перу, не то что слову, не взлететь,

Куда Природа без труда взлетела,

Пленившую меня сплетая сеть.

С тех пор как завершил Природы дело

Амур, я не достоин даже зреть

Мадонну был, но мне судьба радела.

Той, для которой Соргу перед Арно

Я предподчел и вольную нужду

Служенью за внушительную мзду,

На свете больше нет: судьба коварна.

Не будет мне потомство благодарно,

Напрасно за мазком мазок кладу:

Краса любимой, на мою беду,

Не так, как в жизни, в песнях лучезарна.

Одни наброски – сколько ни пиши,

Но черт отдельных для портрета мало,

Как были бы они ни хороши.

Душевной красотой она пленяла,

Но лишь доходит дело до души

Умения писать как не бывало.

Лишь ненадолго небо подарило

Подлунной чудо – чудо из чудес,

Что снова изволением небес

К чертогам звездным вскоре воспарило.

Любовь стихи в уста мои вложила,

Чтоб след его навеки не исчез,

Но жизнь брала над словом перевес,

И лгали, лгали перья и чернила.

Не покорилась высота стихам,

Я понял, что они несовершенны,

Что тут, увы, отступится любой.

Кто проницателен, представит сам,

Что это так, и скажет: "О, блаженны

Глаза, что видели ее живой!"

Опять зефир подул – и потеплело,

Взошла трава, и, спутница тепла,

Щебечет Прокна, плачет Филомела,

Пришла весна, румяна и бела.

Луга ликуют, небо просветлело,

Юпитер счастлив – дочка расцвела,

И землю, и волну любовь согрела

И в каждой божьей твари ожила.

А мне опить вздыхать над злой судьбою

По воле той, что унесла с собою

На небо сердца моего ключи.

И пенье птиц, и вешние просторы,

И жен прекрасных радостные взоры

Пустыня мне и хищники в ночи.

О чем так сладко плачет соловей

И летний мрак живит волшебной силой?

По милой ли тоскует он своей?

По чадам ли? Ни милых нет, ни милой.

Всю ночь он будит грусть мою живей,

Ответствуя, один, мечте унылой…

Так, вижу я: самих богинь сильней

Царица Смерть! И тем грозит могилой!

О, как легко чарует нас обман!

Не верил я, чтоб тех очей светила,

Те солнца два живых, затмил туман,

Но черная земля их поглотила.

"Все тлен! – поет нам боль сердечных ран.

Все, чем бы жизнь тебя ни обольстила".

Ни ясных звезд блуждающие станы,

Ни полные на взморье паруса,

Ни с пестрым зверем темные леса,

Ни всадники в доспехах средь поляны,

Ни гости с вестью про чужие страны,

Ни рифм любовных сладкая краса,

Ни милых жен поющих голоса

Во мгле садов, где шепчутся фонтаны,

Ничто не тронет сердца моего.

Все погребло с собой мое светило,

Что сердцу было зеркалом всего.

Жизнь однозвучна. Зрелище уныло,

Лишь в смерти вновь увижу то, чего

Мне лучше б никогда не видеть было.

О ней писал и плакал я, сгорая

В прохладе сладостной; ушло то время

Ее уж нет, а мне осталось бремя

Тоски и слез – и рифм усталых стая.

Взор нежных глаз, их красота святая

Вошли мне в сердце, словйо в пашню семя,

Но это сердце выбрала меж всеми

И в плащ свой завернула, отлетая.

И с ней оно в земле и в горних кущах,

Где лучшую из чистых и смиренных

Венчают лавром, Славой осиянным…