С самого начала поединок был неравным. Тони играл лучше. Майлзу не хватало спортивного фанатизма, и он едва сосредоточивал внимание на игре.
Тони выиграл подачу и без труда открыл счет. Майлз же даже своей подачи не мог выиграть. Тони опять набрал очки на своей подаче. И так продолжалось до самого конца сета. Бэб принесла лимонад.
— Мне побольше сахара, — подсказал Майлз. — Хочу отыграться.
— Можно закончить и на этом, — предложил Тони.
— Ни в коем случае. — Майлз взглянул на Джину. — Я предвкушаю победу.
И все повторилось сначала. Майлз проиграл два гейма. Но потом новый шеф устоял перед подачей Тони, и все пошло иначе. Джина даже не поняла, что произошло: самоуверенность ли Тони была тому виной, или почти фанатичное желание Фаерлэнда выиграть.
На каждый свирепый выпад Тони он отвечал аккуратно, хоть и не столь блестяще. Мячи теперь летали быстрее, удары становились резче и короче. Среди зрителей воцарилась мертвая тишина, которую нарушали лишь дыхание игроков и стук мяча.
Тони страшно нервничал — у него никогда еще не было столь упорного соперника. Будучи сильнее, он негодовал на то, как оборачивалась игра, и мазал почем зря, а Майлз, используя каждый его промах, выиграл второй сет.
— Обед через двадцать минут, — вмешалась Барбара, предлагая свой лимонад. — Может, сократите вашу схватку?
— Согласен, — отозвался Майлз.
Тони ограничился одобрительным ворчанием. Он решил покончить с противником своей неотразимой подачей, но Фаерлэнд не поддался. То ли чудом, то ли чистой волей, он возвращал каждый удар; Тони психовал, а Майлз становился все аккуратнее.
— Кролик против черепахи, — фыркнула Бэб. — Я еще не видела такой целеустремленности, как в новом шефе. Ну, ты даешь, Джина! Скрывать такие способности все эти годы!
— Да ничего подобного…
— Только-только проснулась? — хохотнула Бэб, потом бурно зааплодировала — Фаерлэнд выиграл.
Мужчины обмахивались полотенцами. Тони протянул руку и улыбнулся:
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Вынужден признать, не ожидал.
— Просто я настроился на выигрыш.
— Теперь буду знать, что нельзя недооценивать такую решимость, — удрученно бросил Тони.
Забыв, что он жених, и помня лишь о спорте, он принялся планировать смешанную пару.
— Хорошо, но, извините, не блестяще, Майлз.
— Да, до вас мне далеко, — ответил Фаерлэнд.
Тони с радостью принял похвалу. Неважно, что его подруга выступит не с ним, а с шефом в предстоящем турнире, главное — победит их команда.
— Даже не знаю, что лучше — выставить победную пару или победить самому. — При этих словах Джина прикусила губу. Ей что организовать собственное похищение, чтобы Тони, наконец, пробудился?
Она повела детей к дому. Майлз догнал ее.
— Не слышал ваших восторгов, мисс Лейк, — он наклонился и подхватил Джонатана, все еще скорбящего по медвежонку.
— Ах, простите, поздравляю… от всего сердца.
— Довольно сухо…
— Что вы, я просто поражена. — Она поспешила добавить: — Простите, я не сомневаюсь в вашем умении.
— А могли бы. Нет у меня никакого умения.
— Тогда?..
— Только решимость, когда речь заходит о том, чего я хочу.
— А вы хотели побить Тони?
— Не особенно.
— Выиграть участие в турнире «Бенкрофт»?
— Тоже нет.
Она в изумлении уставилась на него.
— Я захотел, — четко и ясно отчеканил Майлз, — получить вас в партнерши.
— Но я… я неважный игрок. — Джина непроизвольно сжала ручку Белинды с такой силой, что та пожаловалась: «Больно!»
— Вы ошиблись с мотивом. Я выиграл не ради выигрыша, а ради вас, мисс Лейк. Это единственная побудительная причина.
Джонатан забарабанил пятками, вынудив шефа опустить его на землю: ему не терпелось убедиться, что медвежонок Эдвард спит в своей берлоге. За ним припустились другие дети, оставив их одних.
— Единственная причина, Джина. — Теперь он назвал ее по имени.
В замешательстве Джина сосредоточилась на своих туфлях, не осмеливаясь взглянуть на него, и поэтому не заметила его насмешливо-сочувственного взгляда.
Глава 4
В пять утра Джину разбудил тихий, но властный стук в дверь. Натянув халатик, она приоткрыла дверь: Майлз Фаерлэнд! Показав ей ракетку, он потребовал:
— Поторопитесь, партнерша!
— Разве Тони уже на корте?
— Нет еще, — усмехнулся Майлз. — Поэтому-то я и тороплюсь.
— Но он же должен тренировать нас, — она вдруг вспомнила, что неодета, и запахнула поплотнее халатик.
— Он молодой и поймет.
— Поймет?
— Двое — уже компания, — вкрадчиво проговорил Майлз.
Даже не смотря на него, Джина чувствовала его пронизывающий взгляд.
— Но Тони… это не понравится, — заметила она.
— Почему?
Джина молчала, чувствуя, что просто не может ответить.
— Я не знаю… — еле выговорила она наконец.
— Сказать? Не здесь, конечно, и не на корте, а как-нибудь вечером, в апельсиновых зарослях… Там, должно быть, чудесно — аромат цветов, шепот ручья, луна…
— Я… оденусь, — вконец смутилась она и закрыла дверь.
Но минут пять Джина не одевалась, а, присев на постель, размышляла: «Что я затеяла? Когда успела? Как это прекратить? Долго ли выдержит такое Тони? А если долго, что тогда? Что?»
Она никак не могла припомнить, когда дала повод Майлзу говорить с ней так. Да, к чему отрицать, это входило в ее планы, но она еще даже не начинала осуществлять их… А может, никогда и не решится… Нет, инициатива исходит от Майлза. В этом Джина уже не сомневалась. Выходит, не она искала его общества, а он — ее. Его инициатива, и, зная его так мало, она едва ли могла принять ее. А что дальше? Как? — мучила она себя вопросами.
— Вы скоро, Джина? — раздался за дверью его голос.
— Я… сейчас — Джина втиснулась в своей теннисный костюмчик, ополоснула лицо, прикоснулась помадой к губам и выскочила наружу.
— Кто первым добежит до корта? — вызвал ее Майлз.
Когда они вышли из дома, рука Майлза как бы случайно коснулась ее руки. Оставив свои сомнения на потом, Джина побежала по влажной от росы траве, вдыхая пахнущий апельсинами утренний воздух, рядом с высоким стройным мужчиной, подстраивавшимся под ее шаг. Славный получился кросс в этом свежем, новорожденном мире. Они уже задыхались, когда добежали до корта.
— Привет! — крикнул Тони. — Вам следовало бы беречь силы.
— Ты опередил нас? — выдохнула Джина.
— Проклятье! — произнес Майлз тихо, но достаточно отчетливо.
Тони не дал им отдохнуть. Майлза он поставил отрабатывать более мощную подачу, бросая то на него, то на Джину оценивающие взгляды, но вскоре, увлекшись тренировкой, позабыл обо всем остальном.
Когда они шли на завтрак, он все же втиснулся между игроками и даже понес ракетку Джины, а другой рукой обнял девушку за плечи. Тони никогда не выказывал своей любви публично, и Джина, раньше жаждавшая этого, как подтверждения их отношений, сейчас почувствовала себя неловко от такого жеста и особенно от быстрого, все замечающего взгляда нового шефа, словно усомнившегося в искренности этой невинной ласки одним лишь поднятием бровей.
Видевшая их возвращение Барбара сделала ей тайный знак, который Джина демонстративно проигнорировало. На Бэб это не подействовало, и она шепнула Джине: «Что дальше?»
Ответить на этот вопрос Джина не могла еще несколько часов, ибо пропал медвежонок, которого Джонатан считал своим братиком.
— Джонатан, он должен быть в своей берлоге.
— Не-а. — Джонатан был малословен.
— Значит, его положили в другой шкафчик.
— Не-а.
— Пойдем поищем вместе.
Джонатан оказался прав. Она проверила шкафчики для книг, кубиков и железной дороги, под каждой кроваткой. Она даже обыскала комнаты школьников: только потому, что тебе исполняется семь, восемь или девять лет, ты не перестаешь тискать плюшевого мишку. Но Эдварда нигде не было.
— Я думаю, он умер, — сказала Филиппа, стараясь заполучить Джину для себя, чтобы ты вырезала ей платья для куколок. От ее заявления Джонатан не расплакался, с чем Джина справилась бы, а только побледнел и даже не произнес свое обычное «не-а».