— Может быть, мне открыть дома маленький детский садик? Тогда у нас с Дэнни не было бы никаких проблем…

— Для этого твой домик маловат.

— Ты прав, — вздохнула она. — Впрочем, я не так много бы на этом заработала.

Силясь отогнать опасные мысли, Нат спросил:

— Ну, как тебе работалось с утра?

— Если честно, то я очень довольна… Но мне хочется одновременно и работать, и сидеть дома. Не знаю, как быть.

Он понимал ее. Ведь ему тоже хотелось и быть с ней, и сохранить свободу.

— Послушай, пойдем к тебе в кабинет и поговорим. Я принес кое-что из китайского ресторана, — наверное, еще не остыло…

Сара задумчиво глядела на Дэнни.

— Я оставлю его здесь. Ради меня сотрудники согласились нарушить правила…

Нат с радостью сейчас увел бы Сару в ближайший мотель, но приходилось ждать вечера. В кабинете он сел напротив нее, стараясь не опьянеть от легкого аромата ее духов, волнующего изгиба губ… Он силился не глядеть на то, как колышется ее грудь под легкой желтой блузкой.

Водружая ломтик цыпленка в кисло-сладком соусе на горку горячего риса, он сказал:

— Здорово ты сочиняешь сказки.

Она испытующе взглянула на него.

— Я с раннего детства люблю выдумывать всякие истории. Когда мне было грустно… или одиноко, я убегала в мир своих фантазий — там никто не мог меня обидеть.

— Дети тотчас тебя раскусили — я видел их мордашки.

Сара задумчиво поднесла вилку ко рту, обронив на стол несколько зернышек риса.

— Они такие милые. Мне бы хотелось иметь целый выводок…

Их взгляды встретились — и воздух в комнате словно сгустился.

— Если ты хочешь продолжать работать, это будет не так-то легко.

Она отвела взгляд.

— Знаю. Но мечтать ведь не запрещается.

— Очередная сказка?

— Возможно.

Нат задумчиво ковырял вилкой кусок цыпленка, не зная, как лучше начать разговор.

— Слушай, я хочу кое о чем тебя спросить.

— Валяй.

Он решительно отодвинул тарелку. Есть расхотелось.

— Ты, наверное, скажешь, что я лезу не в свое дело…

Сара отложила вилку и внимательно поглядела на него.

— Спрашивай. Я жду.

— Ведь вы с Джимом жили плохо…

— Да, — еще не вполне понимая, куда он клонит, ответила Сара.

— Ты даже хотела с ним развестись… — Нат смущенно заерзал. — Тогда как же ты забеременела? Почему?

В комнате повисла тишина — напряженная, почти осязаемая.

— Ты прав: это не твое дело.

Он стиснул подлокотник кресла.

— И все равно я хочу знать!

— Зачем? Что это изменит?

— А вот зачем. Если ты все же его любила, то, наверное, и сейчас его не забыла. Я не хочу, чтобы на тебя давило прошлое.

— Прошлое никуда не денешь, — сдержанно и рассудительно произнесла она.

— Но можно ведь переступить через него и начать жизнь сначала. Если ты сможешь окончательно позабыть о Джиме, то, возможно…

Она молчала.

— Вы с Джимом подумывали о примирении?

— Ну что ж… — Сара встала. — Ты сам этого хотел. Нам с Джимом всегда было здорово вдвоем в постели. Так и получился Дэнни. Все.

— Ты лжешь!

Он знал это наверняка. Сара вздрогнула, словно от удара.

— Скажи мне правду.

Она хотела отвернуться, но Нат не позволил. Тогда она опустила глаза. Она была так печальна, так беззащитна, что Нату захотелось взять ее на руки и начать баюкать, словно малыша Дэнни. Должно быть, она почувствовала произошедшую в нем перемену, потому что заговорила. Голос у нее был слабый, дрожащий.

— Джим не хотел развода. Однако ни дня не проходило без ссор и скандалов, поэтому он собрал вещи и перебрался на другую квартиру. Собственно, наша жизнь после этого не особенно переменилась. Он ведь всегда стремился улизнуть из дома…

— Он приходил к тебе? Пытался помириться?

Сара горько рассмеялась.

— В тот вечер он был само очарование. Принес розы, бутылку прекрасного вина…

— А ты? Как чувствовала себя ты?

— Я нервничала. Не хотела поддаваться на его уговоры.

— Вы поругались?

— Не совсем.

— Сара…

— Ну ладно! — Она словно окаменела — видно было, что ей до смерти не хочется рассказывать ему об этом. — Мы выпили, он пытался со мной объясниться. Все время подливал. Я нервничала. Мне очень хотелось, чтобы он поскорее убрался, — вот я и пила…

— Ты что, не соображала, что делала?

— Потом Джим стал меня целовать. Он…

И Нат не выдержал.

— Это выродок тебя изнасиловал?

— Нет! Но я… я отказывалась, он умолял. Он очень переживал, хотел, чтобы все осталось по-старому. А я уже все решила. И чувствовала себя виноватой в том, что все так вышло. К тому же мы все еще были женаты…

По ее щеке скатилась слеза.

Нату хотелось осыпать Джима Нолана самой грязной бранью, но ведь этим он не поможет Саре! Он просто обнял ее, а она положила голову ему на плечо.

— Ты ни в чем, абсолютно ни в чем не виновата. Тебе не за что себя казнить!

Она подняла голову.

— Умом я это понимаю. Но сердце все еще щемит. Той ночи не должно было быть…

— Тогда у тебя не было бы Дэнни.

Он нежно притянул ее к себе. Когда их губы соприкоснулись, его словно обожгло — как трогательна она, как несчастна… Руки Сары ласкали его шею, она прижималась к нему всем телом, тихонько постанывая.

Оторвавшись от нее, он прошептал:

— Ты нужна мне, Сара.

Она ткнулась носом ему в шею.

— Я могу улизнуть с работы до завтра…

— Потрясающая идея!

— Так о чем ты хотел со мной поговорить? — спросил Нат у Голстайна.

Гай пыхнул своей неизменной сигарой.

— Я перекраиваю структуру журнала «Уорд ньюс».

— Но журнал и без того неплох, — искренне изумился Нат. — Зачем что-то в нем менять?

Гай ткнул сигару в хрустальную пепельницу.

— Да так, внутренние проблемы, дрязги, грозящие серьезной бедой.

— И при чем же тут я?

— Я хочу, чтобы ты работал у меня. При этом ты в любой момент можешь сорваться с места и лететь куда угодно, хоть к самому Вельзевулу в пасть. От таких предложений не отказываются, Маккендрик!

Нат выпрямился.

— Погоди-ка… С какой стати мне хвататься за твое предложение — особенно теперь, когда у меня есть своя газета?

— А потому что ты слишком крупная фигура для занюханной провинциальной газетенки, — безапелляционно заявил Голстайн. — Не станешь же ты отрицать, что…

— В нашем городе, однако, больше сорока тысяч населения, — возразил Нат. — Это тебе не деревня.

Голстайн наставил на Ната новую сигару, словно кольт тридцать восьмого калибра.

— Может, оно и так. Но я подозреваю, что тебе осточертело просиживать штаны в офисе.

Нат нахмурился.

— Ну, я на месте не сижу. У меня достаточно увлекательных поездок.

А про себя подумал, что общество Сары в последнее время занимает его куда больше.

— А хотелось бы ездить почаще? Когда заблагорассудится? Причем самому выбирать, куда ехать, не дожидаясь телефонного звонка? — Не получив ответа, Голстайн продолжил: — Люди вроде тебя не вьют уютных гнездышек. Даже с самой прелестной из птичек. Как арахисовое масло всегда будет отдавать арахисом, так и ты никогда не избавишься от авантюрных склонностей!

Прав ли этот старый пройдоха Голстайн? — спрашивал себя Нат. Ведь он вовсе не собирался вить гнездышка… Но, возможно, новые отношения с Сарой потихоньку действуют на него так, что он даже и не замечает? Какая ужасная мысль…

Должно быть, замешательство Ната не укрылось от проницательного собеседника.

— Не пори горячку — у тебя есть еще время подумать. Несколько недель мы протянем без тебя.

А Нат уже воображал в красках, как… Черт подери! Что скажет Сара?

— Это важное решение, от него зависит твое будущее, — уже вполне серьезно сказал Голстайн. — Даю тебе месяц на раздумья.

9

— Ах, не в эти выходные, а в следующие? — переспросила Сара, стараясь сдерживаться.

— Да-да, — торопливо бормотала мать по телефону. — Мы пробудем в вашем городке субботу и воскресенье, а в понедельник уедем. Чет хочет еще заехать к брату.