Внезапно сильная рука приобняла ее за плечи.

— Ну и каково мнение уважаемой леди?

— Знаешь, в твоих фотографиях больше жизни, чем в самой жизни! Как у тебя это получается? Ну, погляди на этого человека! Каждую морщинку хочется потрогать…

— Я беседую с каждым, кого снимаю. Во время разговора человек не застывает, как статуя. Хорошая фотография рассказывает о том, что чувствует не только модель, но и сам фотограф.

Сара уловила отличительную черту работ Ната. Все они были построены на контрастах — свет и тьма, юность и старость, красота и безобразие. Скучных, проходных сюжетов здесь просто не было.

Она указала на одну из работ — черное небо, изрезанное зигзагами молний.

— А это как ты сделал?

Нат с трудом оторвал взгляд от Сары и посмотрел на фотографию.

— Это я снимал на собственной террасе, во время грозы. Поставил камеру на штатив, открыл затвор на двадцать минут — вот и все.

Фотографии истощенных эфиопских детишек взволновали Сару до глубины души, а бездомные старики, скрючившиеся от холода среди сугробов, заставили сжаться ее сердце. Да, Нат не просто художник — он умеет искренне сострадать своим персонажам…

На самой дальней стене галереи, в стороне от прочих, висела фотография. Сара и Дэнни. Снимок был сделан тогда, когда они втроем гуляли в парке. Лицо склонившейся над сыном Сары озарено мягким закатным светом. Блестящая волна каштановых волос контрастирует с нежно-розовым личиком младенца. Его крошечная ручонка тянется к материнской щеке…

Глаза Сары наполнились слезами. Нат всегда говорил, что его фотографии правдивы. Он запечатлел не только любовь Сары к малышу, но и свое собственное чувство к ним обоим. Ну почему она все еще сопротивляется?.. В конце концов, какое значение имеют его постоянные разъезды?..

Слезинка скатилась по ее щеке, и это не укрылось от глаз Ната.

— Что стряслось?

— Это… так прекрасно, Нат! Только теперь я понимаю, как ты видишь нас — меня и Дэнни. Для меня это… честь.

Он ощутил невероятное облегчение и признался:

— Знаешь, я боялся, что ты не захочешь, чтобы я выставил эту работу. Но она так очаровала меня, что я сперва послал ее Сильвену, а лишь потом подумал… Но, разумеется, я никому ее не продам — она принадлежит только мне.

Они глядели друг на друга, ничего не говоря, но все было ясно и без слов. Но тут Ната внезапно хлопнул по плечу плотный пожилой человек с сигарой во рту.

— Мои поздравления, Маккендрик.

Нат искренне изумился.

— Голстайн! Что ты делаешь тут, в Филадельфии?

Пожилой господин взмахнул рукой с полным бокалом шампанского, чуть не расплескав его содержимое.

— Да есть тут у меня одно дельце, вот я и заскочил…

Тут Нат спохватился и перебил приятеля.

— Познакомься, Сара, это мистер Голстайн — я время от времени делаю для него кое-какую работу. Гай, это Сара Нолан.

У Сары все внутри похолодело, но она с улыбкой протянула руку.

— Очень приятно, мистер Голстайн.

— Взаимно, мисс Нолан. Вижу, именно вы вдохновили Маккендрика на лучшую его работу! — Голстайн с наслаждением затянулся и выпустил в сторону густое облако дыма. — Ну, не стану вам мешать. Сможешь завтра утром уделить мне немножко твоего драгоценного времени?

Нат поймал испуганный взгляд Сары.

— Боюсь, что нет. Наш завтрашний день расписан по минутам. Но на следующей неделе с удовольствием заеду к тебе в Балтимор. В понедельник позвоню твоей секретарше — она определит время, устраивающее нас обоих.

Голстайн, похоже, ничуть не обиделся.

— Вот и отлично, но учти: чем раньше мы повстречаемся, тем лучше. — И, указывая на серьезного джентльмена с блокнотом в руках, добавил: — Если он скажет тебе какую-нибудь гадость, плюнь ему в морду. Мы-то прекрасно знаем, чего ты стоишь. — Он плутовски подмигнул. — А может, еще и не до конца знаем…

Когда неугомонный Голстайн все-таки оставил их, Сара спросила:

— Ты сказал, что завтрашний день расписан по минутам. Что ты имел в виду? Может, лучше тебе с ним встретиться не откладывая?

Нат сделал вид, что достает из кармана лист бумаги.

— Та-ак… Пункт первый: завтрак вдвоем. Пункт второй: экскурсия по городу. А потом я везу тебя домой к сыну. Дела сюда как-то не вписываются. Гай подождет до следующей недели.

Чувство горячей благодарности затопило Сару. Он ради нее пренебрег важным делом. Ей захотелось кинуться ему на шею.

Вместо этого она просто сказала:

— Спасибо.

Он изумленно приподнял брови.

— За что?

— За то, что дал мне почувствовать, как я для тебя важна.

— Ты действительно важна для меня, Сара. Очень…

Слова его отозвались в ней сладкой болью. Она так жаждала прильнуть к нему всем телом, погасить пылающий в его глубинах жар, какого она никогда прежде не знала…

Весь вечер она не отходила от Ната, морально поддерживая его, покуда он дожидался официального вердикта критики. Когда почти все посетители разошлись, к нему приблизился тот самый суровый человек с блокнотом.

— Я Трент Конрад из «Филадельфия инкуайрер». Буду краток: все отлично, мистер Маккендрик. Я следил за вашими репортажами. Мне было очень любопытно, кто вы — ремесленник высочайшего класса или же художник. Вам нет нужды дожидаться утреннего номера «Инкуайрер». Вы настоящий мастер. Уверен, что все те, кто сегодня вечером приобрел ваши работы, не прогадали. Мои поздравления.

Этот человек явно не любил болтать попусту. Дружески пожав руку Нату, он удалился. Нат и Сара поглядели друг на друга и весело расхохотались.

— Говорила же я, что не о чем волноваться!

— А я и не волновался.

Поймав ироничный взгляд Сары, он улыбнулся.

— Сейчас поговорю с Сильвеном — и вперед! Я заказал столик на двоих.

Саре казалось, что она видит прекрасный сон. Лимузин весь вечер был в полном их распоряжении. Она чувствовала себя коронованной особой в окружении почтительной свиты. И рука Ната все время лежала на ее плече. По дороге в ресторан она вдруг поняла, что Нат чувствует себя тут совершенно как дома. Когда перед ними распахнулись двери четырехзвездочного отеля, где располагался роскошный ресторан, она невольно подумала: а ведь он бывал тут и прежде. Метрдотель встретил его как старого знакомого…

Сидя напротив него за столиком, Сара спросила:

— А почему ты решил устроить выставку именно в Филадельфии?

Нат ответил не сразу, поглощенный созерцанием ее обнаженных плеч.

— Мне пришлось прожить тут несколько лет. Послушай, как тебе ресторан?

Она обвела взглядом огромные зеркала, живую зелень и массивные хрустальные люстры.

— Я в восторге. А ты не скучаешь в нашей провинциальной глуши по всей этой роскоши?

— Нет. — Его теплая ладонь накрыла ее руку. — Ужинать в ресторане — само по себе невеликое удовольствие. А вот в приятном обществе…

— Полно, неужели тебе не с кем было пойти в ресторан? Наверняка была масса красивых женщин…

— Но ни одной, похожей на тебя. — Он с силой сжал ее пальцы.

То, что происходило с нею, когда их руки соприкасались, всякий раз потрясало Сару до глубины души. Что же будет, когда они дадут себе волю?..

Сделав заказ и подождав, пока отойдет официант, Нат пригласил ее потанцевать.

Когда его рука обвила ее талию, Сара подняла на него глаза. Взгляд Ната был полон такой безграничной нежности, что она вся затрепетала и положила голову ему на грудь, пьянея от запаха его одеколона.

Пальцы Ната нежно ласкали ее обнаженную спину, потихоньку сводя Сару с ума. Она ощущала упругость его бедер, его теплое дыхание на своей шее… Тело его откликнулось на ее близость — в этом трудно было ошибиться. А он и не думал отстраняться, давая ей почувствовать сполна, как она его возбуждает. Его язык нежно ласкал ее ухо — и все тело молодой женщины пронизывала сладкая дрожь. Голова у Сары шла кругом, и она покрепче ухватилась за Ната, чтобы не упасть.

Она хочет этого мужчину. Хочет его любви, его ласк. Сегодня. Сейчас!..