Тетушка Элоиза всегда с восторгом встречала ее, когда она заходила к ней на чашку чая, если удавалось найти время. Они снова стали близкими подругами, как в те дни, когда Вирджиния была ее гостьей. Однако все же была некоторая разница, сейчас они никогда не заводили разговор о Леоне Хансоне. Его шаги никогда не раздавались на веранде, когда они сидели вместе, уютно устроившись с цветастыми чашками и серебряным чайником на столике, и телефон никогда не звонил, чтобы объявить о его появлении.

Мадам д'Овернь воздерживалась от того, чтобы упоминать о своем племяннике. Ей казалось, что так предпочла бы Вирджиния. А Вирджиния постоянно испытывала ужас от мысли, что его имя может всплыть в разговоре и она услышит новости о нем, от которых замрет сердце, и она не сможет скрыть своих чувств.

Она не вынесла бы известия о том, что он женится вскоре. Этого она страшилась, хотя знала, что однажды это обязательно произойдет, и она старалась приготовиться внутренне к тому, чтобы это событие, когда в самом деле случится, не слишком на нее подействовало.

Кроме того, она надеялась, что к тому времени, когда будет объявлено о помолвке Леона Хансона и Карлы Спенглер, ее не будет в Швейцарии, так как она твердо решила вернуться в Англию. Ей было известно, что уже рассматривался вопрос об обучении детей в Англии. Она давно не видела доктора Хансона.

К тому времени, когда вернулась чета Ван Лунов, выпал снег, и они привезли с собой несколько друзей — победителей зимних видов спорта. Чтобы удовлетворить их желания Ван Луны решили открыть шале в горах. Это был исключительно большой и удобный дом, так что в нем могли устроиться все домочадцы, включая Вирджинию и двоихдетей, также служанку Эффи, которая теперь постоянно помогала ей в детской.

Недалеко от шале находилась гостиница, где однажды Вирджиния с удовольствием обедала с Леоном Хансоном, а потом ужинала в тот же вечер, но уже одна и не так счастливо. Это была гостиница “Грюнвальд”. Долина, на которую открывался вид из нее, лежала под снежным покровом и была настоящим раем для любителей острых ощущений.

Они наполняли гостиницу в своих разноцветных свитерах, шапках и шарфах, проявляли чудеса ловкости на лыжах и никогда не уставали подниматься по снежным склонам и снова проноситься по ним со скоростью ветра, от чего у наблюдателя захватывало дыхание.

По вечерам они танцевали в небольшом отапливаемом зале гостиницы, меняя свою разноцветную повседневную одежду на модные вечерние одежды. Огни гостиничных окон освещали заснеженные просторы и музыка оркестра эхом отдавалась в одинокой альпийской долине, где, во время первого визита Вирджинии, коровы позвякивали колокольцами, передвигаясь по цветущему морю, и роскошная зеленая трава изумрудами сверкала на солнце.

Но сейчас там не было ни коров, ни цветов. Балкон, где когда-то наслаждалась видом Вирджиния, был запорошен густым снегом. Раньше его закрывал цветной полосатый навес, защищая его от солнца, а теперь это было очень популярное место, где множество любителей солнечных ванн наслаждались не меньше, чем под лучами летнего солнца.

Ван Луны со своей компанией уйму времени проводили в гостинице, и именно около нее Вирджиния впервые попробовала встать на лыжи и скатиться вниз по небольшому тренировочному склону. Сначала она была совершенно уверена, что никогда не освоит это искусство, и даже пыталась отговориться. Но Мэри только смеялась над ее волнением и заверяла, что она быстро его преодолеет. А дети так пристрастились к лыжам, что вскоре уже чувствовали себя на них, как утка в воде. Девушка поняла, что в самом деле будет выглядеть трусихой, если одна из всей компании останется простым наблюдателем.

Как только она смогла преодолеть первоначальное волнение, то обнаружила, что Мэри была права, и вскоре уже приобрела достаточную сноровку, хотя и осознавала, что вряд-ли когда-нибудь станет большим профессионалом.

Перед отъездом, она купила себе лыжный костюм из шерсти цвета морской волны, который действительно защищал ее от холода. К нему она подобрала алую шапку, которая так шла ей, что Эдвард Ван Лун, не колеблясь, сказал ей об этом, встретив ее на тренировочном склоне с раскрасневшимися щеками и блестящими глазами. А двое малышей, по его словам, по обеим сторонам от нее были похожи на парочку живых эльфов.

В их компании был молодой человек без приятельницы. Через некоторое время Вирджиния стала получать от него комплименты, и если она хотела действительно хорошо провести время, это ей с легкостью бы удалось.

Перемена высоты над уровнем моря, великолепная погода и неожиданная беззаботная жизнь так подняли ее настроение, что она отправила письмо Лизе, рассказав об удовольствиях, которые можно получить в Швейцарии зимой.

Лиза была абсолютно здорова и из тех писем, что Вирджиния получала с Кромвель-Роуд, она узнала, что ее сестра снова начала упорно репетировать и была счастливее, чем когда-либо. В это легко было поверить, особенно если учесть то обстоятельство, что они недавно официально обручились с Клайвом Мэддисоном.

Это случилось вскоре после визита в его дом в Бакингемшире, где ее тепло приняли генерал и его сестра тетушка Хетти. Клайв, видимо, с пылом принялся за фермерское дело и после краткого курса в местном сельскохозяйственном коллежде намеревался взять под свое управление шестьсот акров земли своего отца.

Они с Лизой планировали пожениться сразу после Нового Года. В самом деле, они уже назначили дату в начале января и это сообщение не удивило Вирджинию, так как с первого же мига, когда она поняла, что Лиза отдала свое сердце — и отдала его совершенно! — Клайву, она знала, что все мысли Лизы отныне будут сосредоточены на любимом, который к счастью, в полной мере разделял ее чувства.

Несомненно, когда она выйдет замуж, то будет продолжать заниматься музыкой, ведь перед ней все еще было открыто будущее концертного пианиста. Но успех на этом поприще уже не будет так много значить для нее, как это было до тех пор, пока она не встретила Клайва.

Вирджиния думала о Лизе с нежностью, которую всегда испытывала к ней, и больше всего на свете надеялась, что Лиза будет счастлива. Ей все было почти все равно, только бы Лиза была счастлива!

Ее собственное будущее не казалось ей таким безоблачным, но в настоящее время она отказывалась о нем думать. Она старалась не допускать мыслей о том, что когда-то ей придется уехать из Швейцарии.

Но тем не менее письмо Лизы, рассказывающее ей обо всех деталях их помолвки и тех дней, которые она провела в Хай-Энде, расшатали стену безразличия, которую воздвигла вокруг себя Вирджиния — или скорее стену невосприимчивости к событиям, которые могли бы задеть ее чувства. Она определенно не хотела ничего, кроме своих ежедневных обязанностей.

Письмо пришло после обеда, и Вирджиния оставив детей в шале на попечение Эффи, читала и перечитывала его в уединении соснового перелеска позади гостиницы. Солнце ласкало ее золотыми лучами, скользящими среди рядов прямых деревьев. Прямо перед ней открывался вид на долину во всю ее ширину, перечеркнутую лентойзамерзшей реки, которая извивалась между огромными валунами, похожими на гигантские сахарные головы. Там шевелились крошечные создания: деревенский житель склонялся под бременем ноши на своей спине, другой управлял санями, третий — это вполне могла быть девушка — скользил по белым просторам на лыжах.

Однажды в далеком будущем она вспомнит эти горы, вершина за вершиной поднимавшиеся в совершенное небо, пурпурные тени на снегу, отбрасываемые высокими соснами с отяжелевшими под снегом ветвями и оранжевым светом клонящегося к западу солнца, и она едва ли будет способна спокойно выносить эти воспоминания, потому что в них будет заключено слишком много чувств.

Она порывисто вздохнула, а потом полу-сердито встряхнулась. Такие мысли не могли никуда привести ее, если она позволит себе забивать ими голову, то вскоре станет чувствовать себя запутавшейся, безнадежной, одинокой, сбитой с толку. А она не хотела ничего подобного.