Местность эта католическая. У дорог стоят кресты с изображением Христа, рядом наши могилы героев, тоже с крестами. Плодородная земля, хорошая почва, богатая известью, зерно набирает силу и начинает уже созревать. На лугах растут хорошие корма. Самое время для жатвы, но нет мужиков. Я стою перед полем, засеянным ячменем, которое вдоль и поперек перепахано танками. На душе становится тяжко.
Мои боевые товарищи отправились за покупками на рынок. Фунт масла должен стоить там одну марку. Когда они ушли, я решил посмотреть на разбитые автомобили и танки, сваленные у дороги. На пригорке лежат восемь убитых наших товарищей. Я приседаю на корточки перед крестами, читаю имена, затем просматриваю фотоснимки родных мест, которые всегда со мной. Четверо из этих убитых были младше меня по возрасту. Мой боевой товарищ Пуш возвращается с колбасой, целую связку он выторговал за пять марок и вдобавок к ней добыл еще землянику за пятьдесят пфеннигов. Мы радуемся предстоящему ужину.
Во время марша мы проходим мимо двадцати четырех расстрелянных, лежащих в придорожной канаве. Они в гражданской одежде. Это партизаны, которые должны лежать здесь не захороненными для устрашения. Совсем не радостное зрелище по такой жаре. Мы будем счастливы, когда весь этот смрад останется позади нас.
Пока мы не можем пожаловаться на нашу жизнь. Сегодня на обед был горох со свининой: хорошие, аппетитные порции, как у моей матери. После обеда я гулял по садам и восхищался цветущими кустами жасмина. Пытался найти общий язык с местными жителями. Кажется, у них старые германские национальные корни. Дети здесь голубоглазые и светловолосые. Все жители настроены дружелюбно и приветствуют нас возгласами «Хайль Гитлер», особенно дети.
В последнюю ночь враг сбросил в западной части Германии фугасные и зажигательные бомбы. Среди гражданского населения было много убитых и раненых. Жилые кварталы и общественные здания пострадали больше всего в Мюнстере и Билефельде.
Суббота была ее самым любимым днем. В полдень она закрывала магазин, складывала деньги и деловые бумаги в маленький настенный сейф, подметала помещение, украшала витрину, выстраивая там метровую пирамиду из консервных банок, а бутылки с соком ставила полукругом рядом с пакетами, наполненными овсяными хлопьями. Реклама приветствовала прохожих: смеялся человечек, расхваливавший молотый кофе марки «Катрайнер». Сигареты «Юно» — «толстые и круглые» — завлекали своим видом. Вывесками светились стиральные порошки: «Ими», «Ата» и «Персиль».
Ильза Пуш выкурила еще одну сигарету, прежде чем сесть на велосипед и отправиться на Везерштрассе. Почтовый ящик был пуст, что несколько омрачило ее настроение. Выходные дни без полевого письма — это уже радость, уменьшенная наполовину. Пользуясь прекрасной погодой, она отправилась погулять к каналу, чтобы посмотреть на шлюзы, а затем вернуться домой. После этого она зашла в кафе, где ей продали кусок сладкого пирога без предъявления купона на дефицитные товары. Она попросила красиво упаковать его, так как решила устроить себе во второй половине дня небольшой праздник, чтобы отметить пятую годовщину их свадьбы. Первым делом она приняла ванну. Лежа в теплой воде, она думала о России и о том событии пятилетней давности, когда в белом платье вышла из церкви Святого Лудгери, держа мужа под руку. Их приветствовали многие прохожие. От Мариенплац свадебная карета тогда направилась к гостинице «Вассманн».
Она так долго пробыла в теплой воде, что вспомнила все события того солнечного дня. Затем заколола волосы, приподняв их так, что стала казаться несколько выше и привлекательней. Она чуть подкрасила губы, хотя сделала это, чувствуя угрызения совести, так как немецкая женщина должна быть чистоплотной, но не более. Она напудрила щеки и подушилась одеколоном «Кельнишвассер».
Ее маленький личный праздник начался с того, что она сварила кофе, настоящий кофе, так как тот, кто владеет бакалейной лавкой, знает, где можно достать дорогие коричневые зерна. Аромат кофе и одеколона «Кельнишвассер» пронизал квартиру. По радио звучали веселые мелодии, прерываемые специальными сообщениями о победоносном продвижении на Востоке сухопутных войск.
В субботу вечером она обычно ходила в кино. Кинотеатры на Ханзеплац Ильза чаще всего посещала в сопровождении фрау Вебер, которая жила этажом выше. Та была значительно моложе ее, но уже успела стать солдатской вдовой. Ее муж погиб во Франции через полтора месяца после свадьбы. Но так как фрау Вебер уехала за город на природу, то Ильзе Пуш пришлось одной смотреть фильм под названием «Вперед за Германию». В кино она встретила довольно много знакомых, в том числе постоянных покупателей, с которыми обменялась новостями перед фильмом и после его окончания. Услышав, что она празднует пятую годовщину свадьбы, все желали ей всего наилучшего и выражали надежду, что ее спутник жизни в скором времени приедет в отпуск. Но на это было не очень похоже, так как из-за стремительного продвижения на Восток Вальтер Пуш вместо того, чтобы возвращаться, все больше удалялся. Киножурнал «Новости дня» показал первые кадры наступления на Востоке.
Домой она возвращалась одна, было ведь еще светло. По дороге обдумывала, что бы ей написать ему. Наверняка он забыл о годовщине их свадьбы, что, впрочем, можно было простить ему в вихре таких сражений. Кроме того, пять лет не такая уж большая дата.
— Мой самый дорогой путешественник по дорогам России, — напишет она и напомнит ему о том, какая тогда была еда в гостинице «Вассманн». До конца своих дней она не забудет, в какой последовательности подавались блюда: сначала виндзорский суп, затем отбивные в сметане, и, наконец, ассорти по-лейпцигски. Она напомнит также о водах батюшки Рейна, куда они отправились в свадебное путешествие. Она спросит своего мужа, есть ли в России такие же прекрасные большие реки, как Рейн.
В письме она успела еще упомянуть о ящике черных сигар, которые ей удалось достать по знакомству. Они уже лежат в серванте, дожидаясь его возвращения. Как вдруг завыли сирены, оповещая о воздушной тревоге. Ей хватило еще времени переодеть праздничное платье, смыть краску с лица и взять с собой документы, после чего она стремглав побежала в бомбоубежище. Наступили уже ночные часы воскресенья, когда упали первые бомбы, некоторые из них в непосредственной близости, так что задрожали стены, и на волосы посыпалась белая штукатурка. Через маленькое окошко видны были всполохи огня. Ильза Пуш молилась. В своей молитве она упоминала свою лавку и прекрасную стеклянную витрину. Двое мужчин выбежали с огнетушителями на улицу, чтобы потушить пожар, возникший поблизости. Когда они вернулись, то рассказали, что улицы Эмсштрассе и Ланштрассе охвачены огнем. Там уже ничего нельзя было спасти.
В два часа ночи сирены оповестили отбой воздушной тревоги. Ильза Пуш выбралась на улицу и поблагодарила Бога за то, что он, по крайней мере, здесь не допустил разрушений. Было бы лучше тотчас же бежать к лавке, но сосед посоветовал ей дождаться наступления дня, так как на улице могут еще оставаться неразорвавшиеся бомбы.
Письмо для Вальтера Пуша по случаю годовщины их свадьбы она так и не дописала. Ей удалось еще поспать пару часов, после чего она была разбужена колоколами собора Святого Мартина, звавшими к заутрене. По радио сообщалось о самых тяжелых до сего времени бомбардировках Мюнстера.
Так как на велосипеде не было возможности проехать, то к своему магазину она отправилась пешком. Как и ожидалось, стеклянная витрина лежала в осколках, пирамида из консервных банок рассыпалась, некоторые из них раскатились по всему тротуару. Она заделала досками проем на том месте, где была витрина, вынула все, что было, из сейфа и поспешила в церковь Святого Ламберти, чтобы послушать проповедь епископа. После богослужения она дописала письмо: