— Как зачем? — удивлялся голос помоложе. — Изучал, зачем же еще.

— А чего там изучать, если там даже воздуха нет? У нас что, на земле нечего изучать?

— Так он и изучал землю. Только сверху.

— Какого ляда он сверху увидит? — напирал хозяин сипловатого голоса. — Под носом ничего не видим, а он — сверху. Давеча на стройку нам половую доску привезли. Сухонькая, звоненькая, такую попробуй достать. А они, паразиты, прям на дорогу выгрузили. Да следом МАЗ проехал. Колесом — хряп! Половины досок как и не бывало. Вот что изучать надо! А сверху такого не увидишь.

— Отец, знаете, как это называется? Демагогия.

— Что за зверь такой — гогия?

— Это когда языком попусту мелют.

— Ишь ты, ученый какой! Молод ты еще слова мне такие говорить! Я сызмальства в работе, а он мне — попусту...

— Не обижайтесь, отец, скажите лучше, вы видели, как доски ломали?

— Знаю, знаю, куда гнешь! Народное, скажешь, добро, каждый, мол, должон присматривать.

— Конечно, скажу.

— А я, неученый, другое тебе скажу: каждый сверчок знай свой шесток. Я стекольщик, я и стеклю. А он — контроль, пускай он и смотрит, чтоб не ломали. Каждый делай свое. Вот и порядок будет.

— Ну, отец, это уж совсем неинтересно.

— Ага, ты хочешь, чтобы я всякого обормота самолично за руку хватал, да чтоб они мне потом рыло начистили? Тогда б тебе было очень интересно,..

Каких только разговоров не наслушаешься за дорогу! Но сейчас Зуба больше интересовали собственные ноги, чем чужие споры. И еще интересовало, не проскочит ли он невзначай Новосибирск. Уж больно долго едет.

Полежав еще с полчаса, он свесил голову и спросил осевшим от долгого молчания голосом, был ли Новосибирск. Взъерошенный после спора стекольщик сердито стрельнул в него глазом и ничего не сказал, А читавший газету человек в очках посмотрел на часы и ответил: — Часа через два будет.

Подумав, что перед таким большим городом, как Новосибирск, обязательно станут гонять «зайцев». Зуб решил, что пора и честь знать — проехаться на крыше.

На пол он ступил как на ножи и испугался. Хотел тут же разуться, посмотреть на ступни, но раздумал. Надел фуфайку и двинулся в конец вагона. Шел как инвалид и радовался, что никто за ним

не гонится.

Пока искал открытую дверь, ноги помаленьку растоптались. Стало терпимо.

На крыше уже не было так вольготно, как раньше — теперь над ней тянулся толстый провод. Напряжение в нем, должно быть, такое, что прикоснись, и сгоришь. Где-то на полдороге от Челябинска поезд стал тащить электровоз.

Опасливо поглядывая на провод, Зуб уселся на краю крыши, подставив спину холодному ветру. Первым делом он скинул с ноги ботинок и присвистнул. Распухшая ступня, особенно пятка, была усеяна крошечными, но глубокими дырочками, словно в нее пальнули мельчайшей дробью. Такого Зуб еще не видывал, и что делать с этим, не знал. «Ноги надо мыть перед сном, — с ухмылкой подумал он. — Теплой водой с детским мылом».

Надо бы проветрить ноги, подсушить, но бил такой лютый ветер, что сразу пришлось обуться. Ничего, не отвалятся за двое или трое суток. Уж за это время он постарается добраться до места.

Пока поезд подъезжал к Новосибирску, Зуб продрог до костей. Сибирь, она и есть Сибирь. Страшно подумать, что было бы, не обзаведись он телогрейкой. Везет ему, честное слово! Постоянно везет. И деньги, считай, не переводятся, и фуфайку раздобыл, и проехал вон сколько. От Новосибирска до Абакана — рукой подать, и двух суток езды, наверно, нет.

Перед вокзалом поезд пошел совсем тихо. Зуб оставил его с сожалением — хорошо все же вез. Когда спрыгнул на полотно, показалось, что под ногами горячие угли.

53

Новосибирский вокзал оказался настолько огромным, что Зуб засомневался, нужно ли было такой строить. Это какую же прорву кирпича в него ухнули? Разглядывая красиво расписанные стены и высокие своды, он чуть не заблудился в залах. В одном месте так шибануло в нос запахом борща, что Зуб остановился как вкопанный. В самом углу зала он увидел высокие столики. За ними стояли люди и хлебали борщ из блестящих железных мисок. Такие он видел в вагонах.

В животе зарычала какая-то неукротимая зверина. Подумалось, что человек к одному только не в состоянии притерпеться — к голоду. В вагоне он лежал и настойчиво уговаривал себя, что не хочет есть. Ну нисколечки! И, как ни странно, уговорил. Но стоило учуять борщ, как желудок стал мстить за такой подлый обман. Ведь последний раз Зуб ел в бригаде, с того времени прошло больше суток.

Смолотив полную миску борща, четыре или пять кусков хлеба, запив все это стаканом жидкого чая. Зуб начал понимать, что дальние дороги, трудные дороги имеют свой затаенный смысл: они учат ценить даже самые маленькие радости.

54

Поезда пришлось ждать до пяти утра. Последний абаканский ушел перед самым носом. Зуб уже подумывал, не оседлать ли ему товарняк. Но сделать это на крупной станции не так-то просто, он это знал. А если и сядешь, то он, глядишь, завезет к черту на кулички.

Сидя на диване в зале ожидания, Зуб заметил, что кое-кто из пассажиров косится в его сторону. Одна тетка даже переставила подальше от него чемодан, а сумку взяла на колени. Зуб хмыкнул и отвернулся от осторожной публики. Косые взгляды ему были не в новинку, но все равно обижали его и раздражали.

Неужели он так похож на жулика? Вот это его теперь больше беспокоило.

В туалетной комнате он подошел к зеркалу. Исподлобья, довольно недружелюбно на него смотрел чумазый тип в фуфайке явно с чужого плеча. Вихры грязные, всклокоченные, обветренные губы почернели и потрескались, словно он грыз землю, В самом деле, такой в два счета может увести чужой чемодан. Зуб поднял голову выше, чтобы взгляд не казался таким уж угрюмым. Но теперь тип в зеркале приобрел нагловатый, задиристый вид. С таким только свяжись...

Зуб вздохнул и решил, что пусть голова держится так, как ей удобнее и пусть его считают кем угодно. Только бы доехать побыстрее. Все же он решил умыться. Однако холодная вода не смывала грязь и копоть дальней дороги. Рядом стоял мужчина и со старанием водил электробритвой по своим щекам. Понаблюдав за пареньком, он взял с полочки над раковиной свою мыльницу и молча протянул ему.

Лицо и руки посветлели, губы уже не черные. Зато на шее под гимнастеркой четко обозначилась граница грязи. Но делать нечего, не станешь ведь раздеваться тут до трусов.

Буфет с высокими столиками работал всю ночь. Он не давал Зубу покоя. Дело в том, что желудок поразительно быстро управился с борщом и снова требовал работы.

Устоять было трудно. Зуб решил, денег у него много, и незачем понапрасну мучить себя голодом. Хватит и на еду, и еще на автобус до Абакана останется. С такими мыслями он устроил себе настоящий пир: съел винегрет, запеченную котлету и выпил стакан молока. Все это удобно улеглось в животе вместе с тремя кусками хлеба. В кармане после такого пиршества оставалось четыре рубля двадцать копеек.

Что ни говори, началась для Юрия Зубарева развеселая, сытая жизнь. Хватит смотреть на мир голодными глазами и видеть только мрачные краски. Все-таки есть, есть у жизни розовые оттенки!

С таким настроением он разыскал свободное место, улегся на диван и малость подремал. И ему, может быть, успела присниться железная дорога стального цвета, плавно изгибающаяся по широкому полю розовых цветов. Любо мчаться по такой дороге, вдыхая розовый аромат цветов.

55

Посадку объявили, когда над домами, заслонившими горизонт, были лишь слабые намеки на рассвет. У Зуба посадка привычная — с противоположной стороны поезда. Выжидая поодаль, он с удовольствием отметил, что в начале поезда стоит тепловоз. Значит, не будет над головой страшного электропровода.