Зуб метался как угорелый. Кидал на стену несколько лопат раствора, затем ставил на ребро длинную очередь кирпичей и хватался за мастерок. Кирпичи быстро и ладно ложились на подушку из раствора, а над ухом словно бы звучал спокойный голос Ермилова: «Сопли не забывай». И он подбирал лишний раствор, следил, чтобы шов был строго одинаковой толщины, и Федотычев мастерок пел в его руке веселую песню.

Дорога с ее поездами, проводницами, голодухой и прочими неприятностями казалась теперь такой ненужной, такой далекой и бестолковой, что Зуб ухмыльнулся про себя: хватит, проветрился, теперь работать надо.

Выложив пять рядов, Зуб вдруг похолодел: про расшивку забыл! Ведь кладка идет не под штукатурку. Эх, голова!..

— Николай Петрович, — подошел он к бригадиру, который выкладывал угол, — я про расшивку забыл.

— Сколько рядов выложил? — обернулся тот.

— Пять.

— Ну и чего испугался? В самый раз. Вот тебе моя расшивка.

Вскоре швы были расшиты по всем правилам. Между кирпичами словно протянулись ровные шнуры из раствора.

Когда Зуб кончил седьмой ряд, бригадир крикнул:

— Перекур!

И все стали стягиваться к простенку, который выкладывал новичок. Федотыч первый осмотрел работу. Опустил отвес с одного и с другого концов, свесил голову и проверил с внешней стороны расшивку. Другие тоже молча пристреливали глазом, не завалился ли простенок. Кто-то даже притащил нивелир и рейку — глянуть горизонталь.

Зуб стоял в стороне и не дышал.

— Ну, что? — обернулся Федотыч к бригадиру.

— Вижу, вижу, — улыбчиво прищурился тот. — Я и сам говорил, что не завалящий это человек. Только ты того, Юрий Иваныч, не гони как на пожар. А то надолго тебя не хватит, весь в пар выйдешь.

— Это он для разгона, — улыбнулся Федотыч. Василь, который лупил по столу в будке, тоже осмотрел простенок.

— Ну, а в домино ты играешь? — спросил он Зуба.

Спросил, должно, потому, что новичок ему пришелся по душе. Пригласить забить «козла» — это у него вроде признания. Но Федотыч сразу отрезал:

— Пустая игра. Что карты, что домино — одна бестолковщина. У нас, Юрий Иваныч, шахматы есть — Сергей оставил. И напарники найдутся.

— Волков-то, Волков! — хохотнула Рая. — Тоже проверяет. Ты у себя иди проверь, Волчонок!

— Пусть поучится, — заметил бригадир.

— Чему тут учиться? — скривился Волков, кладя на место отвес. — Он же специально старался.

— А ты, если не специально, так не стараешься? — шевельнул кустами бровей Федотыч. — Если за тобой не смотрят, так светляков можно пускать?

— Ну вот, началось, — буркнул парень. — Сказать ничего нельзя.

— А ты не только говори, ты еще и умом раскидывай.

— Гляди, Волков, — добавил бригадир, — быть тебе учеником у Юрия Иваныча.

Это оскорбление Волков не мог вынести. Он со злостью пнул валявшийся под ногами обрезок доски и ушел с глаз долой.

— Разобиделся, — заметил Федотыч.

— Характер еще не обкатался, — пояснил кто-то.

— Больно долго обкатывается, пять месяцев уже.

— Ну, это какой характер.

— Так-то он парень ласковый, с понятием, — вступилась Рая. — Толк из него будет.

— Будет. Куда денется...

Бригада перебрасывалась словами, курящие дымили папиросами, а Зуб не мог удержаться, когда кончится перекур. Как только первый из курильщиков бросил под свой каблук окурок, бригадир тут же спросил:

— Перекурили?

И пошел на свое место.

49

Выложив еще пяток рядов, Зуб притащил невысокие козлы и сделал помост.

— Юрий Иваныч уже на высоте! — крикнул кто-то.

— Давай, давай, Юрий Иваныч!

Работалось весело. Два раза у него кончался раствор, и дважды бригадир кричал наверх:

— Катерина! Сыпани щедрой клешней!

Сам Зуб еще не решался кричать крановщице. На следующем перекуре бригадир сказал ему:

— Без паспорта тебе в общежитие и соваться нечего — не поселят. Так что у меня поживешь, пока документы не вышлют.

— А чего это у тебя? — встрял Федотыч. — У меня вон хоть на велосипеде катайся.

— От тебя на работу дальше, а я рядом, считай.

— Тоже скажешь — на работу дальше. Я-то сам хожу, ничего.

— Ну это пусть он решает. Слышь, Юрий Иваныч, у меня сын Славка. Хороший парень, студент...

— А у меня кот Васька, — не сдавался Федотыч. — Тоже ученый кот, по цепи ходит.

— Федотыч, ну чего ты в самом деле!

— Да я что... пусть со Славкой, если ему хочется.

Ложились ряд за рядом, и вскоре не стало хватать подмостей. Надо было переходить на другой простенок. Но тут подошел бригадир и сказал, что пора идти в управление. Зуб с сожалением очистил инструмент и понес его Федотычу.

— Инструментик-то твой, — улыбнулся тот. — Прям по тебе пришелся. Так что тащи его в теплушку и не теряй.

Пока Зуб натягивал на себя гимнастерку, Федотыч говорил бригадиру:

— Ты там не очень, Николай, не шуми. А то ты все напролом любишь.

— А чего мне шуметь? Парень, считай, уже работает у нас. Не имеют права. Пошли, Юрий Иваныч.

— Счастливый путь. Так гляди ж, Николай.

Они занесли инструмент в будку и двинулись в управление. Бригадир велел надеть телогрейку, сказав, что про лето пора забыть. По дороге он рассказывал о себе и о бригаде. Оказывается, начинал он в ней учеником.

— Вместе с Любой начинали, считай, в один день пришли. Это жена моя — Люба. Потом она по бухгалтерскому делу пошла, а я до сих пор в одной бригаде. Придем, познакомлю. Ты ведь у меня поживешь, да? К Федотычу не надо. Он душевный мужик, но у него, знаешь, дом старый, а у меня квартира со всеми удобствами. Договорились?

— А может, примут?

— Куда, в общежитие? И не надейся. Общежитиями у нас Худяшов занимается. Такая зануда! Сейчас сам узнаешь. Он в кадрах сидит.

50

Свернули во двор пятиэтажного жилого дома. Стройуправление занимало почти весь первый этаж. Бригадир повел Зуба в самый конец длинного коридора, заглянул в одну из дверей и поманил кого-то пальцем. На двери была табличка: «Бухгалтерия».

Вышла светловолосая женщина, чем-то неуловимо похожая на бригадира.

— Коля, ну сколько тебе говорить? — недовольно сказала она. — Что ты меня пальцем выманиваешь? Девчата смеются.

— Забыл, Любаша, больше не буду, — зачастил бригадир. — Мы вот Юрия Иваныча к себе взяли, только ему жить пока негде. Пусть у нас дней десять поживет. А там документы ему вышлют, и мы его в общежитие устроим. Ты не против?

— А чего против, если человеку жить негде? — улыбнулась бригадирова жена. — Найдем место для твоего Юрия Иваныча.

— Ну вот, я же говорил — мировая женщина! Попробуй найди такую.

— Коля, ну как тебе не стыдно! — покраснела та.

— Все, все, Любаша, больше не буду.

От избытка чувств бригадир хотел обнять жену за талию, но та ударила его по руке,

— Николай!

— Все, все Любаша... Мы — к Худяшову. Юрия Иваныча ещё устроить надо, хоть он уже и работал в бригаде.

— Ты смотри, опять с ним не полайся.

— С Юрием Иванычем-то? — засмеялся бригадир.

— С Худяшовым, говорю, не скандаль.

— А чего с ним скандалить?

— Не знаю — чего. Вы ж как с ним сойдетесь, так и пошло-поехало.

— Нет, Любаша, кина сегодня не будет. Ну, мы пошли.

На двери висела табличка: «Нач. отдела кадров». Бригадир постучал в дверь и тут же ее открыл, пропуская вперед Зуба.

— Товарищу Худяшову — бригадный привет! — преувеличенно бодро сказал он.

— А, товарищ Гарнов, — недовольно покосился на вошедших хозяин кабинета. — Заходи, заходи. Чем, как говорится, обязан?

— Вот, человек на работу просится.

— Хорошее дело — на работу.

Сухощавый, гладко причесанный человек мельком взглянул на Зуба и раза три листнул лежащую перед ним амбарную книгу.

— Зубарев Юрий Иваныч. Вот, перед вами.