А комиссия КРУ Минфина продолжала работать. Наконец после шести с половиной месяцев проверки появился акт примерно на тридцати страницах. Там было написано, что кооператив занимался неуставной деятельностью, нарушил правила внешней торговли, инвестировал деньги в сомнительные проекты… И хотя нас не уличили в прямом воровстве, но за обнаруженные нарушения «Техника» подлежала немедленному закрытию, а дело кооператива – передаче в Прокуратуру СССР.

Когда нам разморозили счет, выяснилось, что вместо семидесяти пяти миллионов рублей, которые были к началу проверки, на нас висит долг в двадцать пять миллионов. Все деньги были конфискованы судами на выплату кредиторам и за не поставленные компьютеры. И еще оставалась добрая сотня арбитражных исков…

Комиссия КРУ только что не написала в акте прямым текстом, что меня нужно брать и расстреливать. Протасов прекрасно понимал: после первого же проигранного арбитража, где будет установлено, что я не выполнил обязательств и израсходовал государственные деньги заказчиков, меня немедленно арестуют. И светит мне «вышка» за хищение госсобственности в особо крупных размерах… Это была простая и надежная схема моей ликвидации. Так, очевидно, Протасова и сориентировали в Министерстве финансов – возможно, даже лично министр Гостев…

К тому времени я уже остался фактически один: Писаренко ушел два месяца назад, последней из «Техники» уволилась бухгалтер… Мне ничего не оставалось делать, как обжаловать этот документ и подать арбитражный иск к Минфину СССР. Я потребовал компенсации за незаконно замороженные счета и нанесение убытков из-за остановки работы кооператива. В успех дела верилось, мягко говоря, с трудом, но я смотрел на этот иск в основном как на возможность потянуть время перед моим арестом…

Но случился невероятный прецедент. Впервые в советской истории какой-то «лавочник, колбасник, кооператор» осмелился подать в суд на Министерство финансов СССР!

Поскольку главный арбитр СССР от греха подальше сбежал в отпуск в Сочи или Ялту, рассмотрение дела было поручено его заместителю Валерию Гребенникову – человеку молодому: и очень активному. Он сразу пригласил на допрос и меня, и самого Протасова из КРУ Минфина.

Едва войдя в кабинет, Протасов, красный от негодования, начал возмущаться:

– Разве вам не даны четкие указания закончить к черту эту бодягу? На каком основании вы отрываете меня от работы? Я – главный ревизор КРУ Минфина СССР! А кто этот ваш Тарасов? Какой еще допрос вы мне собираетесь учинять?

И тут Гребенников совершенно спокойно говорит:

– Вы находитесь в кабинете заместителя главного арбитра Советского Союза, и вопросы здесь имеет право задавать только один человек – я сам! Еще раз повысите голос – я вызову охрану! Вам ясно? Садитесь!

Он продержал нас с усмиренным Протасовым два с половиной часа, досконально выясняя, что, как и на каком основании проверяла его комиссия. Требовал предъявить письменные доказательства и поручения, которых у Протасова просто не было. До меня дело так и не дошло: я сидел, совершенно обалдевший, и слушал этот допрос…

В результате через неделю Гребенников вынес такое решение: деятельность кооператива «Техника» остановлена незаконно, и Минфин СССР должен вернуть кооперативу сто миллионов рублей нанесенного убытка! Получив этот фантастический документ на руки, я разом перестал бояться ареста и грядущего расстрела.

Даже то, что вскоре дело направили в арбитраж на пересмотр, не убавило моего оптимизма. Уже впоследствии я видел у Гребенникова жалобу, которую Протасов с Гостевым адресовали лично Рыжкову. Там стояла резолюция первого зама председателя Совета Министров Воронина: «Решение арбитражного суда – пересмотреть! Разобраться в деле детальней!»

Но надо же такому случиться: в день, когда снова должно было разбираться мое дело, главный арбитр опять слегка приболел от греха подальше, и оно опять попало Гребенникову. И тот оставил решение арбитража в силе!

Теперь я мог с чистой совестью перевести все предъявленные иски кооперативу «Техника» прямо на Минфин СССР. Это он нанес убытки, а не мой кооператив! С него и получайте ваши двадцать пять миллионов! И под расстрел его, если надо, за нанесение убытков государству в особо крупных размерах! Ох, это было настоящее торжество!

После разрушения «Техники» мое финансовое положение стало сложным. У меня оставалось около тридцати тысяч подотчетных денег, списанных решением арбитража. Конечно, это была приличная сумма, учитывая, что средняя зарплата граждан по-прежнему составляла около ста рублей в месяц.

Эти деньги лежали у меня дома в чемодане, я их переносил с места на место, от одного товарища к другому, потому что боялся обыска. Мне казалось, что если бы эти тысячи нашли и написали, что у меня обнаружена такая астрономическая сумма дома, мне был бы конец…

Когда меня неожиданно выбрали вице-президентом Союза кооператоров СССР, я стал выдавать этими деньгами зарплату своим сотрудникам. И к сентябрю 89-го года весь мой капитал составлял около десяти тысяч рублей. Доллар тогда стоил на рынке пять рублей – получается, что у меня было всего две тысячи долларов. И тем не менее я уже через несколько месяцев снова стал миллионером и был принят в члены YPO – элитарного Всемирного клуба молодых миллионеров!

Мы создали внешнеэкономическую ассоциацию «Исток», вновь отгрузили неликвиды за границу и завезли товары народного потребления. Я рассчитался с большинством кредиторов, мы ввезли десятки компьютеров по старой схеме и заработали несколько миллионов рублей. Банк «Столичный» нам дал кредит, который мы превратили в валюту, выкупив по государственной цене доллары у внешнеторговой организации, которой не хватало рублей, чтобы выплатить заработную плату своим сотрудникам. Ассоциация «Исток» формально давала возможность получения лицензий на экспорт отдельных товаров. Этим мы пользовались и вновь стали подниматься.

А история с членством в клубе миллионеров мира началась с того, что Горбачев вдруг решил пообщаться в Колонном зале с деловыми кругами страны. Президент Союза кооператоров академик Тихонов подал на меня заявку – для выступления на этой встрече с докладом.

– Ты им вмажь там по первое число! – напутствовал меня Тихонов.

Я не возражал и за несколько дней подготовил большой доклад по советской кооперации: как обстоят дела в республиках, как нас давят чиновники, как трудно пробивает себе дорогу рынок, как удушают кооперацию постановления правительства, нарушающие законы СССР…

Вдруг за день до выступления в Союз кооператоров звонят организаторы мероприятия и заявляют: Тарасова в зал пускать не разрешено! Настроение, конечно, у меня испортилось, но, поскольку все дела были уже отменены, я решил поехать в МГУ на встречу с иностранными бизнесменами. Внимательно рассмотрев список приглашенных, я просто не поверил своим глазам: президент концерна «Крайслер», президент банка «Американ Экспресс», президент «Мэрил Линч»…

Зал был битком набит студентами, а на сцене какой-то неизвестный тип вещал о кооперации. Ровно через пять минут мне стало понятно, что он, будучи человеком с погонами под штатским пиджаком, абсолютно не понимает, о чем говорит. А вопросы из зала окончательно поставили лжекооператора в тупик.

– Скажите, пожалуйста, какую прибыль вы получили за этот год? – спросили его.

Чему он очень удивился:

– Прибыль? Как это – прибыль?

Тогда я встал и спросил:

– Уважаемый, а кто вы такой, собственно, и какое отношение имеете к кооперации?

Этот человек невнятно ответил, что состоит в каком-то закрытом кооперативе при военной академии…

Тогда я попросил слова. Организаторы, узнав, что я вице-президент Союза кооператоров СССР, согласились, и я прочитал доклад, который готовил для Колонного зала, вспоминая тихоновское напутствие: «Ты им вмажь…»