— Ну не знаю… — с сомнением сказала девушка, отводя взгляд от Вадима и ковыряя землю носком сапога, — у нас про него только бабки рассказывают. Не видела я его ни разу. И никого не знаю, кто бы хоть след примечал. Не из балаболов, вроде тебя, — непонятно зачем напустилась она на хуторянина.

— Не видала, говоришь… Ну так иди, полюбуйся! — Горько усмехнувшись в ответ, Лука махнул рукой в сторону ближайшего куста, — али и теперь не видишь?

— Закус! — легко, но как-то стороной, по дуге девушка подбежала к указанному растению, и всплеснула руками. Вадим как привязанный потопал за ней, не зная, что и думать — тяжело нормальному человеку, внезапно попавшему в сумасшедший дом.

Но возле куста бред начал обретать материальные признаки, не иначе как сумасшествие заразно — одна из тонких веток оказалась будто сначала наискось срезана острейшим ножом, а потом кончик был аккуратно размочален так, что получилась плоская «лопаточка». Что это значило, Вадим не понял и повернулся к Марусе, но та неотрывно смотрела куда-то ему за спину, помертвев лицом.

— Задиры… — выдохнула она.

Упомянутыми «задирами», судя по всему, были три борозды на ближайшем стволе — сначала слева направо и одновременно вниз, а потом тоже вниз и справа налево. Этакий тройной знак «больше».

— Ага, — буркнул неслышно подошедший сзади Лука, и, шмыгнув носом, убито добавил: — «Мое», говорит, «не ходите следом». Вот оно как значится…

Тут долго сдерживавшегося Вадима наконец прорвало, и он, бешено сверкая глазами, заорал в эти огорчённые лица, уже смирившиеся с потерей:

— Плевать, Хозяин там, или черт лысый! Я ее никому не отдам! Надо идти и искать. Понятно?!!! — и неожиданно успокоившись, спросил тихо: — Вы пойдете?

— Так ведь она сама пошла… — начал Лука и запнулся, получив острым девичьим локтем в бок. — Не пихайся! Все равно не будет нам ни пути, ни следа, это ж Хозяин!

— Я! Её! Не отдам! — с нажимом сказал Бероев.

— Мы пойдем! — вдруг решительно тряхнула головой Маруся и снова долбанула локтем в бок хуторянина.

— Эх, чудак человек, она ж сама пошла… — но вдруг его взгляд как-то даже посерьезнел и стал уважительным. — Вона оно как. Значит, не откажешься? А ведь так и надоть… Может ведь и выйти… Как вернется девка — забирай ее в город, а лучше сразу на Землю. Это у нас лес, вона — за околицей, и кому нужна девка, которая из-под твоего боку в лес бегать будет? А так-то оно может и выйдет… Особенно, как детишки пойдут.

От жестокой расправы прямо на месте этого болтуна спас только острый локоток и то, что, завершив рассуждения, он мигом переключился с непонятных мыслей на дела насущные.

— А поискать, так чего ж не поискать. Хозяин нам не по науке, а вот девку по следам можно и найти… В лесу ей никто с Ним не навредит, но береженного… — и быстро двинулся по следу, так и не получив честно заслуженного тумака.

След, поначалу четкий и заметный даже Вадиму, уже через сто метров начал теряться, а потом и вовсе растворился в окружающих зарослях, несмотря на все усилия Луки и Маруси.

— Эх! — тоскливо махнул рукой балабол. — На руках он ее, чоли, отсель понес? Теперь только ждать, что сама придет. Поутру или через месяц, эт смотря как у них заладится…

Пробудилась Дара легко и приятно, отлично помня, где она, и как сюда попала. Разворошённая копна душистого сена, щекотливый стебелёк, потревоживший щёку, низкий клочковатый туман в отдалении и ворошащийся клубок из мохнатых тел, с сопением катающийся неподалеку. Прежде, чем поняла, зачем, она влетела в эту свалку, была подброшена, перевёрнута, подмята, после чего исхитрилась вывернуться и тоже кого-то пихнуть. Потом на ногах у неё оказалась неподатливая тяжесть, и возня прекратилась.

Исхитрившись повернуться, едва не вывернув себе шею, увидела своего гида, притиснутого грудью к её ногам. Поверх же восседал ещё один мохнатик, горделиво демонстрируя… банку с вареньем из крыжовника. Видимо из-за неё и произошла потасовка.

Новый персонаж (показалось, что это девочка-подросток) открутил крышку и, словно ложкой, щедро зачерпнул из сосуда раздора длинным языком. Сладкоежка довольно прижмурилась, явно испытывая удовольствие первого глотка, и даже прижала к голове одно ушко. Второе было жестяным и осталось стоять торчком.

Туша у Дары на ногах дёрнулась, подбросив лакомку в воздух. Пришлось срочно откатываться, чтобы не быть расплющенной весом возвращающегося обратно на землю тела. Но плюхаться на попу победительница не стала — осталась на ногах и снова запустила язык в банку.

Проигравший мохнатик обиженно заворчал, после чего заметно полегчавшая посудина перекочевала в его лапы… руки, конечно. С ловкими и цепкими пальцами. Уверенное действие языком, и уровень содержимого заметно понизился. Следующей варенье предложили гостье, благо, ложка у неё всегда при себе. Впрочем, когда уровень в банке достиг середины высоты, крышка была водружена на место, а сама посудина — закопана в подстилку.

— У вас имена есть? — спросила Дара, наблюдая за этими действиями.

— Я Медвежонок, а она Ёжка, — ответил старый знакомец. — Скоро ты? — обратился он к соплеменнице, прибирающей лакомство.

— Уже, — девчонка сорвалась с места и помчалась в прогалину между кустов. Остальные понеслись за ней и через пару минут оказались на берегу заводи, в которую, клокоча, словно кипящий чайник, вливался аккуратный водный поток. Все тут же прыгнули в воду, только Дара замешкалась, пока расшнуровывала башмаки, да скидывала с себя штаны и футболку. Ломящего холода горных ручьев здесь не было — приятная свежесть окутала тело, а потом началась возня, брызгание, подныривание и хватание за ноги.

Много времени это не заняло — выбравшись на каменистый берег, вся троица почувствовала отменный аппетит и, словно стая диких обезьян, занялась поисками пропитания. Ёжка позвала всех к длинным тощим стручкам, обильно свисавшим с веток травянистого куста. Впрочем, внутри оказались не горошины, а продолговатые колбаски мякоти, консистенцией напоминающие банан, а вкусом — смесь дыни и ананаса.

Потом они куда-то шли, прислушиваясь и принюхиваясь, подглядывая за тем, что творится вокруг. Дарины спутники ни о чём не разговаривали, изредка подавая знаки или издавая негромкие звуки. На деревья они карабкались ловчее, чем белки, а потом терпеливо поджидали, глядя, как она лезет следом. Раскачиваясь на длинных ветвях ивы, дразнили полосатого амфициона… который вовсе не хотел дразниться, только изредка ворчал в сторону надоед, а то и лапой отмахивался.

Тихонько, словно самые скромные на свете скромники, прошли мимо шерстистых носорогов, хрумкающих в редколесье, выкрали несколько яиц из утиных гнёзд, обнюхали их, обслушали, а потом с сожалением вернули обратно. Даре тоже почудилось, что под скорлупой уже зародилась жизнь, но по каким признакам она это почуяла, не поняла.

Их компания так и бродила по уже исхоженной девушкой вдоль и поперёк долине, которая, почему-то, выглядела в этот раз совершенно иначе. Словно не с точки зрения человека, а через восприятие других существ: растений, мышей и лягушек, вон того переросшего покосившегося гриба… Хвост буйвола расплющил по покрытому короткой шерстью боку кусачую муху. Птичка вынырнула из воды с рыбкой в клюве. Мама мегакошка снабжённой чувствительными пальцами лапой пододвинула к себе отползший слишком далеко пушистый комочек. И где-то далеко, на другой стороне озера кто-то грозный и злой встревожен и разочарован одновременно.

Дара встряхнула головой — мир вернулся снова к своему привычному состоянию: яркий, наполненный жизнью, он равнодушно покоился вокруг… но… косуля тянется мягкими губами к трепещущим над нею листочкам…

— Пойду я к своему, — вдруг произнесла она вслух.

— Ступай, — как-то отстранённо ответила Ёжка. — А то уже сил нет терпеть, как у него сердце кровью обливается.

Дара удивленно открыла рот. Она еще до конца не уверена, а они уже все знают. И о ней, и о нем…