Элли Десмонд

Ищу любовь

1

Войдя в свой кабинет, владелица небольшого туристического бюро «Хэппи тревеллер» Энн Бронстон первым делом распахнула окно, спеша впустить в помещение утреннюю свежесть. Часа через два Чикаго начнет плавиться от жары и придется включить кондиционер. Но до той поры еще можно насладиться естественной прохладой.

Энн переместила на настенном календаре движок, обозначив начало нового дня — двадцать четвертое июня. Несколько мгновений она задумчиво смотрела на напечатанные черным по белому цифры.

Ровно год назад в этот самый день они со Стивом Боландером познакомились на одной вечеринке. Потом два месяца встречались, прежде чем стали близки. Еще через месяц съехались и стали жить в одной квартире. А сегодня Стив, аудитор фирмы, занимающейся финансовым консалтингом, ушел на работу, лишь поцеловав на прощание Энн в щеку и ни словом не обмолвившись о своеобразном юбилее.

Причина подобной сдержанности заключалась в том, что накануне они повздорили, причем из-за сущей, по мнению Энн, безделицы: принимая утром душ, она по ошибке вытерлась полотенцем Стива. И очень удивилась, когда тот явился к завтраку темнее тучи и прямо с порога кухни принялся выговаривать ей за оплошность.

— Неужели трудно проявить хотя бы минимум сосредоточенности? — возмущенно вопрошал Стив, потрясая в воздухе влажным предметом раздора. — Ведь наши полотенца трудно спутать даже при желании. Твое розовое, мое зеленое. Но присущая тебе безалаберность проявляется даже в таких мелочах! В результате мне пришлось вытираться мокрым полотенцем. — Он устремил на Энн мрачный взгляд. — Вот объясни, почему ты не воспользовалась своим?

Она в свою очередь уставилась на него, держа в руке столовый нож, которым только что поддела кусочек масла для бутерброда. Повисла продолжительная пауза. Наконец Энн пожала плечами.

— Не понимаю, с чего ты вдруг так взъерепенился? Ну вытерлась я твоим полотенцем, и что за беда? А ты вытрись моим!

Стив сердито засопел.

— То есть как это? И главное, зачем? Во всем должен быть порядок. Если не обращать внимания на подобные мелочи, то легко совершить промашку и в более ответственном деле. И вообще, это вопрос принципа. Ты можешь позволить себе вытираться чужим полотенцем, а я нет!

Пока он говорил, Энн удалось взять себя в руки. Ей не хотелось ссориться из-за подобных пустяков. Тем более накануне годовщины совместной жизни.

— Стиви, дорогой, — произнесла она примирительным тоном, откидывая назад упавшие на лицо золотистые волосы, — напрасно ты так говоришь. Сам посуди, разве мы чужие?

Этот довод как будто подействовал. Еще несколько мгновений Стив смотрел на Энн, затем молча отнес полотенце в ванную. Вернувшись, сел за стол.

— Нет, конечно, — сказал он уже более спокойно. — Разумеется не чужие. Однако это еще не основание для рассеянности. — Стив придвинул к себе масленку и принялся намазывать на хлеб масло. — Признаться, я с самого начала заметил в тебе некоторую необязательность… чтобы не сказать разгильдяйство.

— Правда? — Энн улыбнулась с оттенком смущения.

Стив покорился на нее, продолжая старательно распределять на ломтике хлеба масло таким образом, чтобы получился идеально ровный слой.

— Да. Просто мне неловко было сразу… как бы это выразиться… колоть тебе глаза твоими недостатками.

В сердце Энн будто вонзилась игла.

— Ты проявил снисходительность?

Ее голос дрогнул от обиды, но Стив не заметил этого. Или предпочел сделать вид, что не заметил.

— Говорю же тебе, поначалу мне неудобно было делать замечания.

А сейчас, надо понимать, чувство неловкости прошло, мелькнуло в голове Энн. Она нахмурилась.

— И в чем же проявлялось мое, как ты выражаешься, разгильдяйство?

Стив придвинул установленное в специальную подставку яйцо.

— Примеров множество.

— Назови.

— Ну, взять хотя бы твою привычку оставлять волосы на щетке для волос. Я уже не говорю о решетке в сливном отверстии ванны.

Энн на минутку задумалась, пытаясь вспомнить, действительно ли за ней водятся подобные грешки, и пришла к прискорбному выводу, что Стив прав.

— Думаешь, мне приятно заходить в ванную и убираться там после тебя? — спросил тот.

Энн окончательно смутилась.

— Прости, постараюсь больше так не делать.

— Да уж постарайся, — ворчливо произнес Стив, срезая верхушку яйца вместе со скорлупой. — И еще обрати внимание на беспорядок в шкафу, а также возьми в привычку застилать по утрам постель, потому что мне порядком надоело этим заниматься.

Энн удивленно заморгала.

— Но мне казалось, если я готовлю завтрак, ты мог бы взять уборку постели на себя?

— Когда я жил один, то все делал сам. Хотя, по моим представлениям, и приготовление завтрака, и уборка постели — не мужское занятие. Во всяком случае, мой отец никогда ничем подобным не занимался.

Глаза Энн округлились.

— У вас была горничная? Ты ни разу об этом не упоминал.

Стив хохотнул.

— Скажешь тоже! О какой горничной может идти речь в фермерской семье? Мои родители были простыми людьми. Отец из кожи вон лез, чтобы дать мне возможность получить хорошее образование, экономил каждый цент. А ты говоришь, горничная!

— И нанятых работников тоже не было? — задумчиво спросила Энн.

Стив покачал головой.

— Нет. С хозяйством управлялись только отец, мать и мой старший брат. Я начал помогать им лет с пяти.

— Иными словами, несмотря на то, что твоя мать вкалывала на ферме, ее никто не освобождал от работы по дому, — констатировала Энн.

Отломив ложечкой кусочек яйца, Стив понес было его ко рту, но на полпути остановился.

— Во-первых, моя мать не считала, что «вкалывает», а просто работала, как все остальные. А во-вторых, так уж было заведено в нашей семье. Отец частенько говаривал, что женщины не должны отлынивать от дел на том лишь основании, что они — слабый пол.

Энн вновь помрачнела. Сегодня Стив открылся ей с такой стороны, о которой она прежде не догадывалась. Выходит, его нынешнее брюзжание не просто следствие дурного настроения, а проявление некой наследственной, уходящей корнями в прошлое философии.

Несколько мгновений она смотрела на Стива так, будто видела впервые.

— Получается, твоя мать работала больше остальных.

Стив пожал плечами.

— Не знаю, не считал. Но она не была неженкой, в отличие от некоторых.

От меня, подумала Энн, однако вслух ничего не сказала, не желая подливать масла в огонь.

Тем временем Стив отправил наконец в рот находившийся в его ложечке ломтик, прожевал, и по его лицу скользнуло брезгливое выражение.

— Что? — спросила Энн, заметив его взгляд.

— Вот еще один яркий пример твоей безалаберности! — сердито буркнул он, указывая ложечкой на стоящее перед ним яйцо. — Сколько раз можно говорить, что я не люблю яйца вкрутую? Только всмятку, чтобы свернулся один белок!

— Как, разве… — начала было Энн, но Стив не дал ей договорить.

— Если уж берешься готовить завтрак, то хотя бы делай это как следует! — воскликнул он, отодвигая яйцо. — Из-за тебя я отправлюсь на работу полуголодным.

Энн прикусила губу.

— Ну давай я сейчас быстренько сварю друго…

— Не нужно, времени нет, — прервал ее Стив на полуслове и принялся с мученическим видом жевать кусок намазанного маслом хлеба, запивая кофе. — Прав был мой отец, все бабы бестолковые… — спустя некоторое время тихо проворчал он, глядя куда-то в угол.

Но Энн услышала. И испытала от этих слов настоящий стресс. Никто и никогда не называл ее бестолковой. Ни один человек.

Разумеется, ей было известно расхожее мнение, что красивые женщины, мягко выражаясь, недостаточно интеллектуальны. Однако за все свои двадцать семь лет она ни разу не услышала ничего подобного в собственный адрес.

Напротив, знакомые, друзья и, конечно, родственники, были убеждены, что Энн не только мила, но и умна. В школе она неизменно получала высокие отметки — от начальных до старших классов. Притом что училась не в так называемой общественной школе, а в частной, где требования были гораздо выше. Тем не менее Энн справлялась с ними без особого труда.