— У вас, я вижу, совсем нет аппетита?

— Нет.

Он поднял бокал и с удовольствием пригубил вино.

— Вы намерены ограничить наше общение односложными словами и междометиями?

Вероника одарила его вежливой улыбкой и спросила:

— Как прошел ваш день, мистер Спенсер? — Она отпила глоток вина и взглянула на Ралфа поверх бокала. — Надеюсь, намеченные встречи с коллегами и партнерами прошли удачно?

Он откинулся на спинку стула.

— Мисс Хеймиш, вы рискуете выйти за рамки дозволенного.

— В самом деле? А мне показалось, что вы хотите приятной беседы. Разве нет?

— И это вы называете приятной беседой, pequena? Ну, хорошо, допустим... Но давайте доведем дело до конца.

— Какое дело?

Он поднял бокал и молча салютовал им.

— Спор, который мы затеяли.

— Ралф, милый мой, здесь нечего обсуждать, — вежливо сказала она, открыто глядя в его прищуренные глаза.

— А я говорю, — тягуче проговорил он, — нам есть что обсудить.

Официант подал ее суп, а перед Ралфом поставил тарелку с рыбной закуской.

— Нет, — возразила она. — Я и так прекрасно поняла, какие права вы имеете на женщину, которая вас обслуживает. — Она взяла ложку, игнорируя задумчивый и грустный взгляд, которым он смотрел на нее. — Может, мы поедим?

— Смею напомнить, Вероника, что свое обслуживание, как вы это называете, вы предложили сами.

— Да, конечно, мистер Спенсер. Приношу извинения за то, что забыла о своем положении. В будущем я обязательно буду звонить, если запоздаю хоть на минуту или среди бела дня потеряюсь в метро Сан-Франциско. Впредь я обещаю так не поступать. Ну? Теперь вы удовлетворены?

— Удовлетворен тем, что моя любовница, кажется, немного повеселела, — тихо проговорил он.

— Ох, Ралф, неужели вы только сейчас поняли, что именно это и входило в мои намерения.

Она доела суп, он — рыбную закуску, и официант тотчас подал им вторые блюда.

— Зная ваш упрямый и гордый нрав, — с усмешкой заговорил Ралф, — я не могу допустить, чтобы вы заблудились одна в городе. Мне кажется, что с таким норовом вы даже до расспросов местных жителей о маршруте не снизойдете.

Она взглянула на него, и в глазах ее воспламенились изумрудные огоньки.

— Я совсем не упряма, сэр.

— А я, мэм, утверждаю, что вы упрямы.

— Нет, сэр, — вновь возразила она. — Я не упряма.

Брови его приподнялись, и он заговорил, еще больше растягивая слова.

— Неужели вам действительно доставляет удовольствие игра в этот словесный волейбол?

— А вы, мистер, не относитесь ко мне свысока и не опекайте меня, черт побери! Тогда у меня не будет нужды играть в словесные игры.

— Выходит, это я во всем виноват?

— Ваша ошибка, Ралф, заключается в том, что вы обращаетесь со мной, как с ребенком.

— Вероника, — лениво проговорил он. — Я ежедневно радуюсь тому, что вы что угодно, но только не ребенок.

Реакция последовала немедленно, и Ралф диву дался, как жарко вспыхнули ее щеки.

— Без комментариев? — спросил он.

— Нет, Ралф, просто я никак не могу решить, что это — комплимент или порицание.

— Думаю, вам не стоит ломать себе голову над такими пустяками, — с усмешкой сказал он. — Просто сфокусируйте свое внимание на завершении трапезы.

— Кажется, я потеряла аппетит.

С этими словами Вероника отодвинула тарелку с салатом, подняла бокал, посмотрела его на свет и отпила немного вина.

Ралф нанизал на вилку молодой крепенький грибок, туда же насадил кусочек нежнейшего и сочного бифштекса, приготовленного из вырезки специально выращенной под это дорогое блюдо коровы, сверху положил маленькую веточку укропа и предложил ей.

— Попробуйте хотя бы.

Вероника посмотрела на аппетитную еду, поднесенную ей на вилке, потом взглянула на Ралфа и покачала головой.

— Спасибо, не хочется.

Было почти одиннадцать, когда они вернулись в свой номер, и Вероника, скинув жилетку, некоторое время смотрела, как раздевается Ралф. А затем вдруг подошла к нему со словами:

— Позвольте, я помогу вам.

Если бы Вероника действовала неуверенно, то проиграла бы. Но она решительно взялась за дело, ослабила узел его галстука, сняла его, после чего вынула из манжет рубашки агатовые запонки.

— Девушка, что это вы делаете?

— Странно, что вы спрашиваете, — обыденно проговорила она, расстегивая пуговицы его рубашки. Дойдя до брючного ремня, она расстегнула и его. — Разве не так поступают любовницы?

— Ублажая своего... — он сделал многозначительную паузу, — своего благодетеля?

Вероника подняла глаза и встретилась с его взглядом.

— Вот именно.

— В таком случае, вперед, pequena!

— Послушайте, Ралф, почему вы называете меня этим испанским словом?

— Ну, по-английски это прозвучало бы как «малышка, детка». А вас, я заметил, весьма раздражает, когда кто-то недооценивает почтенность вашего возраста. Да и вообще, «малышка, детка» звучит на слух англоязычных людей как-то пошло, вам не кажется? А вот pequena — совсем другое дело.

Его ленивый тон, его привычка растягивать слова укрепили ее в решимости доиграть партию, которую она, доведенная до отчаяния, сама предложила ему.

Потому она непринужденно сбросила с себя вечерний костюм, оставшись в бюстгальтере, трусиках и туфлях.

Туфельки были особой причудой, придававшей ей смелости. Она интуитивно чувствовала, что в почти обнаженной женщине, остающейся в туфельках на высоком каблуке, было что-то крайне возбуждающее чувственность партнера.

— На вас, дорогой мой, все еще слишком много одежды, — задорно прощебетала Вероника.

В ответ все та же протяжность произношения.

— Мне показалось, вы сами взялись раздеть меня.

Ох, ну конечно!

— Первым делом туфли и носки, — стойко перенося унижение, проворковала она, снимая с него сначала туфли, затем носки, так что ему оставалось только поочередно поднимать ноги.

Остальное было немного легче, ибо как только она расстегнула его безупречно сшитые брюки, они сами собой свалились с него на ковер. Но Веронике пришлось помочь ему переступить через них, поскольку это не так просто, как переступить через упавшую юбку. Шелковые трусы тоже не вызвали особых затруднений, так что минуты не прошло, как ее любовник предстал перед ней во всей красе своей наготы. И — возбужденный!

Ралф не упустил момента, когда она отреагировала на увиденное, и это его приятно возбудило. Если она хочет играть, он будет более чем счастлив поддержать ее забавы.

Эта женщина хотела изобразить из себя бывалую любовницу, хотя опыта ей, конечно, не хватало. Ну что ж, пусть потренируется. Ведь кое-что она все-таки угадывала, довольно смело исследуя своими нежными пальчиками анатомические особенности его тела, отваживаясь обласкать даже то, чего раньше почти не касалась.

С уст его сорвался легкий стон, и рука ее тотчас поднялась выше, поглаживая его с такой почти неощутимой легкостью, что он чуть было не вознесся в небеса.

Боже всемилостивый, смятенно думала она тем временем, спрашивая себя, сколь далеко могут завести ее эти игры. Посмеет ли она бесстыдно поцеловать его в наиболее интимное место? Разве, в конце концов, он не делал этого с ее телом?

Но чего же она добивается? Подчинить его сексуально?.. Услышать его стон от прикосновения ее губ, увидеть его обессиленным, потерявшим контроль над собой? Да, она хотела произвести над ним то, что он до сих пор производил над нею. В конце концов, разве это не обязанность любовницы? Предугадывать желание мужчины и доставлять ему наслаждение?

Смешение ее инстинкта и воображения, сдобренное неопытностью, вскоре заставило Ралфа предпринять собственные меры. Он приподнял свою дерзкую любовницу, прижал к себе и закрыл ее рот глубоким и продолжительным поцелуем.

В конце концов, он лег на кровать, притянув ее к себе, перекатился так, что она оказалась под ним, и овладел ею.

Вероника пережила неизъяснимое наслаждение, но и его содрогания ощутила тоже, поняв, наконец, почему так сладостно прийти к окончанию вместе.