— Я так понимаю, леди, что мне позволено говорить?

Румянец превратился в жаркий багровый огонь. Мэдселин сумела лишь коротко кивнуть в ответ.

Ричард догадался, наконец, расчехлить свой охотничий нож и поспешить к Эдвину, чтобы перерезать веревки, после чего вручил ему бокал прекрасного вина и подтолкнул поближе к огню.

— Обычная учеба, милорд. Но леди решила, что я занимаюсь браконьерством.

— Вы ничего не сказали в свою защиту, — стала оправдываться Мэдселин. — Я приняла вас за крестьянина. В это не так-то трудно поверить.

— Только глупец отправится в лес нарядно одетым, — возразил он. — А, кроме того, помните, миледи, вы запретили мне говорить.

Хорошо еще, что он неточно повторил ее слова!

— А почему молчали охранники?

— Они обычно не задают вопросов нормандской леди о простых крестьянах.

— Довольно! — суровый голос Ричарда прервал их перепалку. — Эдвин, познакомься, это моя родственница, Мэдселин де Бревиль. Эдвин Эдвардсон — знаменитый стрелок из Чешира. Хотелось бы верить, Мэдселин, что ты сумеешь загладить свою вину перед Эдвином.

— Примите мои извинения, сэр. Надеюсь, вы не слишком пострадали. — Хотя тщательно подобранные слова прозвучали неискренне, Мэдселин и в самом деле испытывала угрызения совести. Она даже не могла смотреть ему в глаза.

Эдвин Эдвардсон окинул ее презрительным взглядом.

— Надеюсь, милорд, вы предупредите меня, когда в следующий раз будете ждать в гости очередную родственницу?

Ричард захохотал и хлопнул мужчину по спине.

— Непременно! А теперь тебе нужна горячая ванна и побольше мяса. Ступай в мою комнату, а я пришлю оруженосца, он прислужит тебе.

Эдвин просто кивнул в ответ, не выразив особой признательности за проявленную к нему заботу. Мэдселин надула губы.

— Кто этот жуткий человек? — шепотом спросила она у Ричарда, когда широкая спина Эдвина исчезла в проеме двери.

— Подарок судьбы, — задумчиво ответил кузен. — Честный человек, который, не задавая лишних вопросов, делает все, что ему приказывают. И самый лучший стрелок, которого я когда-либо видел. — Ричард печально улыбнулся. — Никак не могу понять, как мы смогли завоевать таких, как он.

— А мне он показался угрюмым и надменным, — пожала плечами Мэдселин.

— Дорогая Мэдселин, будь ты не столь порывиста в своих поступках, тебе меньше пришлось бы потом о них сожалеть.

Мэдселин пристально взглянула на кузена.

— Если ты намекаешь на мой приезд сюда, Ричард, то ошибаешься. Здесь чувства ни при чем. Это было не спонтанное решение. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы собрать все свое мужество и уехать.

Д'Эвейрон осторожно поставил бокал на стол.

— И, разумеется, тебе пришлось изловчиться, чтобы одурачить Алису.

Мэдселин хотела возразить, но Ричард поднял руку:

— Больше ни слова! Ты устала, и тебе надо прилечь. Гастон проводит тебя на женскую половину. Когда моя благоверная закончит свои дела, она позаботится о тебе.

«Пытается поскорее от меня отделаться», — подумала Мэдселин.

— Вот и все, миледи. — Эмма с явным чувством облегчения принялась расчесывать волосы хозяйки. — Однако жилье оставляет желать много лучшего.

Они сидели на грубо обтесанных табуретах перед небольшим камином. Несмотря на толстые шерстяные ночные рубашки, обе женщины уже поняли, какие студеные сквозняки гуляют по их комнатам.

Мэдселин устало улыбнулась.

— Интересно, что бы мы сейчас делали, если бы вернулись назад, в Нормандию? Не могу припомнить, когда в последний раз я вот так праздно сидела перед камином.

Эмма фыркнула от одной только такой мысли.

— У меня нет желания никого осуждать, миледи, однако леди Алиса помыкает вами. Будь жив ваш отец, да благословит Господь его душу, у него случился бы удар, узнай он, что позволяет ей ваш брат. Ну виданное ли это дело — быть прислугой, да еще задарма! Я понимаю, вы все терпите из-за любви к ее детям, но разве это справедливо?

Мэдселин пожала плечами.

— Если бы я не отрабатывала свое содержание, Алиса давным-давно нашла бы способ избавиться от меня. По крайней мере, я живу в любимом доме, среди родных и друзей.

Гребень ритмично расчесывал ее длинные волосы, и от этих плавных движений Мэдселин поддалась неге и закрыла глаза. Напряжение, которое годами не покидало ее, казалось, начало постепенно спадать. «До чего же хорошо ничего не делать!»

— Я соскучилась по детям, — пробормотала Мэдселин. — Особенно по Матильде.

— Да. Характер у нее — о-го-го! — Эмма с любовью улыбнулась, вспомнив трехлетнюю девчушку со светлыми кудряшками и сияющими голубыми глазами. — Одна жалость — родилась у ведьмы. Недаром дитя любит вас больше, чем собственную мать. Ведь именно вас она зовет, если что, по ночам, а не леди Алису.

— Попридержи язык, Эмма. У Алисы слишком много дел.

— Однако у нее хватает времени, чтобы приставать к вашему братцу насчет помолвки бедной девочки.

Мэдселин широко раскрыла глаза. Она в первый раз слышала об этом.

— Они уже что-то решили? — (Эмма всегда знала, что происходит.)

Но ответ Мэдселин услышать не успела: в комнату неожиданно вошла небольшого роста пухлая, но весьма хорошенькая женщина с густыми светлыми косами. Лицо ее выражало недовольство.

— Приветствую вас, леди Мэдселин. — Быстрые зеленые глаза служанки презрительно скользнули по простенькой ночной рубашке гостьи. Ее реверанс был оскорбительно небрежен, однако Мэдселин слишком устала, чтобы придираться к пустякам. — Милорд просил узнать, не могу ли я что-нибудь для вас сделать?

Мэдселин некоторое время молча созерцала огонь в камине; ей не понравился самоуверенный тон женщины.

— Благодарю вас…

— Бланш.

— Бланш. Принесите две чаши вина с приправами.

Женщина хоть и не сразу, но все-таки кивнула в знак согласия. Дойдя до двери, она обернулась.

— А, правда, что вы взяли в плен Эдвина Эдвардсона?

У Мэдселин вспыхнули щеки.

— Правда, — спокойно ответила она и присела на кровать, чтобы распрямить кружева на рубашке. — Подумала — браконьер. Ошиблась. — Она подняла глаза и встретила злорадствующий взгляд служанки.

— В свое время ему уже доставалось, — пробормотала та, перебрасывая льняную косу через плечо. Выйдя из комнаты, она столкнулась с невысокой темноволосой женщиной, богатая одежда которой говорила о ее знатном положении.

— Попридержи язык, Бланш. Если не можешь сказать ничего хорошего, лучше молчи. — Служанка мигом присмирела и стремительно помчалась по коридору. Женщина задержалась в дверном проеме, хмуро глядя ей вслед. — Ах, когда-нибудь несдобровать ей, доведет до беды злой язык.

Тяжело вздохнув, она повернулась к Мэдселин и Эмме.

— Я должна извиниться за поведение Бланш, ее разумом управляет буйное сердце. — На невыразительном лице женщины внезапно появилась озорная, девчоночья ухмылка. — Никак не успокоится, что Эдвин не избрал ее объектом своей привязанности. Хотя, кажется, он довольно щедро расточает симпатии направо и налево…

Мэдселин не вполне поняла, какой ей надлежит сделать вывод из подобного откровения, а потому решила промолчать.

— Однако я что-то разболталась, — быстро продолжала незнакомка. — Меня зовут Беатриса, я жена Ричарда. Не смогла сразу встретить вас, сын приболел.

— Надеюсь, ничего серьезного? — заинтересованно спросила Мэдселин. Было что-то удивительно располагающее в этой улыбчивой доброй женщине.

— Слава Богу, нет. Всего лишь воспалилась десна, но ему едва годик исполнился — трудный возраст для младенца. И вдобавок Джордан — настоящий мужчина, уже научился собирать вокруг себя как можно больше женщин, чтобы было кому о нем позаботиться.

— Наверное, научился этому у Эдвина Эдвардсона, — не удержавшись, съязвила Мэдселин.

Беатриса прикрыла рот ладонью и разразилась мелким смешком.

— Похоже на то.

Мэдселин оглядела наряд Беатрисы Д'Эвейрон. Тесно прилегающая туника из тонкой голубой шерсти удачно контрастировала с рубинового цвета верхним платьем из тяжелого бархата. Подол платья был оторочен синими лентами, замысловато прошитыми золотыми нитями. Красиво и удобно!