— Из множества маленьких песчинок складывается большая пустыня. — И Кингмен зарылся в гору бумаг и подшивок, беспорядочно загромоздивших его обширнейший стол. Надо было продать или заложить все и всех, чтобы удержать авиакомпанию и кабельную телесеть. Долг Мишиме необходимо было выплатить. Мишима был не тот человек, с которым стоило шутить. Ничего не говоря дочери, Кингмен усилил охрану Другой. Кингмен полагал, что она будет в большей безопасности, если он станет удерживать дистанцию в отношениях с ней.

— Но это неблагородно, Кинг!

— При чем тут "благородство", если речь идет о финансах? И юридическая машина пущена в ход.

— Но, папа, не может быть такой неблагородной вся эта юриспруденция и все эти законы!

— Закону нечего делать с понятиями о благородстве. Закон имеет дело с нарушением установлений, записанных на бумаге. Вспомни старую поговорку: " Чьи адвокаты лучше, тот и прав".

Арни кивнул на слова босса и вышел во внутреннюю дверь, соединявшую два кабинета. С минуты на минуту к нему должна была прийти и подписать бумаги на отказ от своей доли капитала в Маникюрных салонах Тенди их номинальная хозяйка — Тенди Лав. Продавались они по дешевке — как позавчерашние газеты.

Адвокаты Вирджинии Рендольф в отчаянной схватке с Кингменом цеплялись сейчас за любой официальный документ, имеющий к ним отношение, начиная от подлинной дарственной короля Якова начала XVII века и кончая местным законом XVIII века о правах землевладельцев. "Изнасилование Боксвуда" — преступление века, сравнимое разве что с сожжением Атланты северянами, — такой лейтмотив задала Вирджиния, скликая под свои знамена Баззи Коэна, успешно защищавшего ее старого приятеля, обвиненного в причастности к "карточным, убийствам" в Ньюпорте, штат Род Айленд, и адвоката Алана Дершовица, вносившего апелляции по делам Леона Хелмсли и Майкла Милкена. Вирджиния даже пригрозила застрелить Кингмена на глазах мужа, сына, Евы и Хука, если Боксвуд, не дай Бог, окажется в руках проклятого Итоямы. Энн с послушностью марионетки поддакивала материнским жалобам и сантиментам из своих боксвудских эджмиеровских садов, где целыми днями поливала розы и подрезала их большими садовыми ножницами.

Тенди с ее остриженной до плеч гривой волос мышиного цвета, с обрюзгшим торсом, раздавшуюся на добрых двадцать фунтов, совершенно невозможно было узнать. Она прошла по зеленому мраморному холлу Беддл-Билдинга через плотную фалангу охранников, частично одетых в штатское, частично — в спортивную форму Беддловской службы безопасности. Ее записали в журнал прихода и ухода, выдали пластиковый пропуск за подписью охраны, который тут же прикололи к лацкану мрачного летнего платья. Все в полном соответствии с инструкциями Арни Зельтцера. У нее была назначена встреча. Ее проводил наверх коренастый коротышка-охранник, габардиновый синий костюм которого сбоку был оттопырен пистолетом в кобуре. На пару они вознеслись на сто двадцать пятый этаж, где рядом с кабинетом Кингмена Беддла находилась рабочая комната Арни Зельтцера.

С мрачным выражением на лице она вышла из дверей лифта и немедленно оказалась в эпицентре урагана деловой активности, на центральном пульте управления программой расчленения и потрошения кингменовской империи. Он всю ее сейчас спускал по дешевке, только для того, чтобы сохранить для себя " Кингаэр" и " Всемирную службу новостей". Находившаяся в его личном владении часть Беддл-Билдинга и та по трансферу была передана Гордону Солиду в обмен на звонкую наличность. На очереди стояла "Кармен".

Где-то на Лазурном берегу оставалась Сириэлл. Он не говорил с ней фактически со времени смерти Флинг, а точнее с момента своей блиц-поездки в Японию, куда он отвозил "фальшивого" де Реснэ. Откуда Мишима мог все узнать? Дьявольщина! Мишима и его банда ростовщиков-ЯКУДЗА отомстила моментально. Токийское братство головорезов и убийц молниеносно и в полном объеме произвело расчет: квази-самоубийство за квазишедевры де Реснэ кисти Отто Убельхора.

Кингмен слишком долго дергал за усы спящего тигра и танцевал в обнимку с дьяволом. Убийство Флинг стало предостережением и одновременно актом отмщенья со стороны принципиальных якудза, посланник которых носил свою татуировку с гордостью не меньшей, чем иные носят роскошные одеяния. С фотографии на мужа глядела своими невинными глазами Флинг. " Око за око, жена за бесчестье". Кодекс Якудза-Хаммурапи!

В кабинет Арни Тенди провел другой охранник. Охрана — дальше некуда! Она уселась и достала ручку "БИК", чтобы расписаться в бумагах, быстро и без хлопот лишающих ее сети популярных маникюрных заведений, существующих — так по крайней мере представлялось ее все более путавшемуся сознанию — уже миллион лет. Арни, когда она вошла, ограничился лишь кивком головы — он лез из кожи вон, выполняя пулеметную очередь приказаний, лаем вылетающих из смежной комнаты, кабинета, который Кингмен не покидал со времени похорон Флинг, здесь же принимая душ и коротая ночь, совсем как Гитлер в своем бункере в последние дни Второй мировой войны.

Кингмен, такой же красивый, несмотря на новые морщины, избороздившие его напряженное лицо, работал, склонившись над рульмановским столом, за спиной — " Садовый пруд" де Реснэ, жирное переплетение дрожащих постимпрессионистских мазков, сбоку — гладкий и кричащий, спирально уносившийся в небо Бранкузи на своей тиковой подставке.

Когда Арни, с очередной срочной миссией, вихрем вынесся из собственного кабинета, Тенди отложила на стол свой "Бик", — руки у нее по-прежнему были в непритязательных черных перчатках, которые она впервые надела в день прощания с Флинг. " Не нужно было ее знать, чтобы любить,— писала Сьюки в утреннем выпуске "Дейли сан". — Она пробудила струну в душе нации. Ее будет очень недоставать. О ней будет радостно вспоминать. Она в каждом дуновении аромата "Флинг!", а убийца ее — он будет найден и понесет заслуженное наказание. Навеки Флинг!"

Тенди молча встала, собираясь с духом, огляделась. Не было никого, да и есть ли сила, способная сейчас остановить ее? Из кабинета Арни она тихонько двинулась в личное убежище Кингмена через внутреннюю, чуть приоткрытую дверь. Кингмен даже не услышал, как Тенди, оставшаяся без наблюдения, переступила порог. Она постояла несколько мгновений, пристально рассматривая человека, которого любила и который обманул ее, хотя она целые десять лет была верна ему, как собака. Застигнутый врасплох, он какое-то время глядел на нее снизу вверх, не узнавая, а когда узнал, отмахнулся, как от неприятного воспоминания. Ему надо было закончить что-то важное.

— А, Тенди, это ты. Ты ужасно выглядишь! Как ты сюда попала? Я могу выделить тебе минуту.

Она почувствовала себя оглушенной и опустошенной. Он даже не сразу узнал ее!

— Как можешь ты продавать мою компанию? — заорала она ему в спину.

— Мою, а не твою компанию, Тенди. Сядь и заткнись. Я занят.

Занят. Он всегда был занят. Слишком занят, чтобы разговаривать с ней. Чтобы жениться на ней. Чтобы проводить с ней время не только в постели. Она отдавала ему себя всю, без остатка, лгала для него, терпела побои, даже спала с другими мужчинами, чтобы угодить ему. Была тайной любовницей его самых грязных секретов. "Я же человек, слышишь, ты, подлый эгоист? — подумала она истерично. — Ты погубил меня. Ты погубил мою подругу Энн. Использовать и выбросить на свалку — не таков ли девиз Кингмена Беддла?"

Она взглянула на его мягкий курчавый затылок. Кто-то должен его остановить, пока он точно так же не обошелся с другими людьми!

Он сломал ее жизнь. Цинично и зверски. А ведь когда-то он доверял ей самые страшные свои тайны, так безумно она его любила. Что ему стоило хоть иногда бросать ей жалкую кость — в виде отступного? Все, что от него требовалось — прикоснуться к ней. Он и коснулся, все нормалек. Любая сделка, до которой он имел касательство, становилась золотой. Любой человек, облагодетельствованный его прикосновением, превращался в ничто.