С утра пораньше, еще до съемки, Флинг высмотрела на белой песчаной косе штук двадцать гигантских морских черепах с зелеными панцирями, бессильно лежащих у кромки воды после ночного путешествия на сушу, где эти дурехи снесли и бросили свои яйца, совсем не соображая, что любой может их разбить. Потом Флинг заприметила морского льва, так смешно потягивающегося после сна, что она расхохоталась. И тут же синеногие олуши начали кричать "уок! уок!" и вперевалку двинулись к ней. Да, это уж точно была любовь с первого взгляда! А пингвины! Флинг всегда думала, что они живут на Южном полюсе, но эти одетые в смокинги маленькие человечки плавали здесь на спинках, кайфуя после предрассветного лова. Что ни животное — то чудо! Такие милые мордашки! "Жизнь прекрасна!" — решила Флинг, послала пингвинам воздушный поцелуй и помчалась на съемку.

"На этом острове есть все, даже вода теплая", — блаженно думала сейчас Флинг, наполовину погрузившись в море. Она терпеть не могла, когда ее заставляли излучать тепло и принимать сексуально-солнечные позы, в то время как вода — ледяная, небо обложено тучами, а ее соски прямо-таки каменеют от холода.

Флинг взглянула на берег, где один из ассистентов копался в горе купальных костюмов, выискивая тот роскошный, белый, расшитый жемчугом, который Маркс выбрал для следующего кадра. Прочая "амуниция" была сложена в огромной черной шляпной коробке: целая куча потрясающих тюрбанов, сомбреро и прочих шляп, созданных специально для Флинг — "Богини Солнца". Вокруг, на соломенных циновках валялись груды выточенных из бальзамного дерева змей из Перу, резных индийских щитов и подносов, похожих на банановый лист, с острова Бали. Все эти вещи, собранные за много лет или только что закупленные в Нью-Йорке, Маркс упорно таскал за собой для съемок на натуре: вдруг понадобится добавить какой-нибудь особый штришок? Этими штришками были эффектно отмечены все его фотосерии. Маркс, пожалуй, был единственным в своем роде редактором иллюстрированного журнала, который даже в Шампань отправится со своим шампанским.

Что касается Флинг, то ей оставалось только надеяться, что сегодняшняя съемка окажется легче, чем та причудливая экстравагантщина, которую Маркс устроил вчера. О Боже! Ее поставили в золотых босоножках на высоченных каблуках прямо на самый край стены инкского Храма Солнца в Инга-Пирке. Шитое золотом платье от Боба Макки весило, наверное, тонну, но этого Марксу оказалось мало: он велел взгромоздить ей на голову еще и золотой тюрбан — произведение искусства от Эрика Джейвитса, футов этак пять высотой. "Если ветер дунет чуть посильней, я, пожалуй, превращусь в Летающую Жрицу, — с ужасом подумала Флинг. — Никто не понимает, как опасна порой работа фотомодели. Сперва замучат физическими упражнениями для поддержания формы, затем чуть не угробят на натурных съемках! Попробуй-ка держаться беспечно и интригующе-соблазнительно, когда чуть не падаешь с крутого обрыва, стоя в своем полупрозрачном шифоновом платье на ветру, скорость которого не менее пятидесяти миль в час, и при этом нужно, конечно, улыбаться, улыбаться и улыбаться!"

На вчерашней съемке, например, вокруг нее толклись десять парней в инкских набедренных повязках, в пелеринах и с коптящими факелами, так что Флинг думала только о том, как бы сдержать неодолимый кашель. Был момент, когда ей показалось, что она задохнется в этом дыму от факелов и дымовых театральных шашек. А Маркс совсем позабыл про нее: он отчаянно жестикулировал, вскакивал, приседал, пытаясь втолковать индейцам-инкам, нанятым по его же настоянию, что они должны делать. Очень добросовестные ребята, но ни бум-бум по-английски, а Маркс ничего не петрил в инкском… или как он там называется?

Смутные очертания храма закачались у нее за спиной, когда Флинг, пытаясь не потерять равновесия, встала на ноги и воздела руки к небу, приветствуя солнце. Щелк! Повторим еще раз? Щелк! — и съемка закончилась. Столько трудов и все это ради одного-единственного снимка. Флинг лишь молила Бога, чтобы ассистенты фотографа и в этот раз не забыли вставить в камеру кассету с пленкой.

Гарсиа окликнул ее с берега, чтобы приготовить к сегодняшней съемке. А она-то рассчитывала, что у нее будет время поиграть с морскими львами. Как только они высадились на острове, гид-натуралист предупредил, что ни до одного животного нельзя даже дотрагиваться, но Флинг рассудила, что это совсем не значит, что животные не могут сами коснуться ее. Еще он сказал, что детеныши морских львов необыкновенно любопытные и обожают приключения, поэтому запросто могут укусить за ласты, если будете проплывать рядом. Что до нее, то она совсем не против. Единственное, что ее беспокоило, так это не повредит ли она случайно что-нибудь этим малышам своими ластами десятого размера. "Морские львы — действительно прелесть, но Кингмен еще прекраснее", — подумала она и вздохнула. Ей и впрямь недоставало Кингмена.

— Очнись, Флинг! Планета земля взывает к тебе! Земля вызывает Флинг!

Это Гарсиа. И он щелкает пальцами прямо у нее перед носом. Гарсиа, один из лучших стилистов на всей планете, быстро подружился с самой красивой мордашкой девяностых. Ей нравился ее новый друг, страшно нравилось смотреть, как он работает, и все же она остро ощущала отсутствие Фредерика, который навсегда останется для нее другом номер один. Так жалко, что сейчас, когда она переживает самые захватывающие дни своей жизни, Фредерика и Кингмена нет рядом. У синеногих олуш и то есть кавалеры, а ей даже не с кем назначить свидание! И она опять вздохнула.

— Флинг, не забудь, что тебе нужно беречься от солнца. Ты и так уже загорела. Нельзя же допустить, чтобы весь мир увидел, как ты начнешь облезать.

— Но, Гарсиа, — она погладила его по модно небритой щеке, — если я — Богиня Солнца, то я должна быть бронзовой.

И Флинг одарила его своей самой обворожительной улыбкой.

— Бронзовой или нет, прячься от солнца. Шелушащаяся кожа — это совсем не так красиво, как ты думаешь.

Продолжая ворчать, он стал копаться в своем косметическом наборе, подыскивая более темный тональный крем. Его беспокоило, что Флинг начнет темнеть от снимка к снимку, нарушив тем самым колористическое единство всей фотосерии. Так ничего и не подобрав, он сорвал с себя соломенную шляпу и нахлобучил ее на голову модели, чтобы наконец закрыть ее лицо и плечи от палящих солнечных лучей. У Гарсиа впереди была ответственная работа: предстояло подвести лазурно-голубым, под цвет моря, веки Флинг.

— Гарсиа, — спросила она самым серьезным тоном, — как ты считаешь, Кингмен Беддл — самый красивый из всех мужчин?

Он смешал тени для век: аквамариновую "Ультра П" и "Карменовскую Лазурную" — с бронзовой и дотронулся кисточкой до ее век. Карменовский косметический набор "Флинг!" он позабыл на корабле. Но все равно никто не разберет на снимке в полный рост, какая здесь косметика, уж Маркс в любом случае поверит, что перед ним продукция "Кармен Косметикс".

— Я думаю, он красив, как кинозвезда. — Глаза Флинг не отрываясь смотрели на гигантскую скалу, торчащую из моря в пятидесяти ярдах от них.

— Да, пожалуй, — Гарсиа начал взбивать щеточкой брови Флинг, придавая лицу фирменное выражение — невинности и сексуальной истомы одновременно.

— Знаешь, я не могу думать ни о чем другом, кроме Кингмена.

Гарсиа не поверил своим ушам. Как могло такое восхитительное создание сходить с ума по этому коротконогому пигмею? Обычный мешок с деньгами, а эта женщина готова целовать следы его ног! Впрочем, Гарсиа, повидавший всякого, давно убедился, что чем красивее модель, тем хуже у нее со вкусом в отношении мужчин. Ну почему бы ей, например, не закрутить роман с каким-нибудь классным парнем, рок-звездой, о чем мечтают все девчонки с двенадцати и до двадцати пяти? Он стер пятнышко туши, попавшей на щеку Флинг, и заявил:

— Тебе известен мой девиз: "Любовь — это секс!". Только написанный с орфографическими ошибками.