— Вы заняты. Я не могу…

— Мне тоже нужно поесть. А там отлично готовят.

— Вы думаете? — Элоиз все еще колебалась.

— Уверен. — Он свернул на узкую дорогу. — Тут недалеко.

Элоиз глядела в окно. Наверно, здесь очень красиво летом, пришло ей в голову.

— Он вам понравился?

— Да, очень.

— И вы теперь называете его Лоренсом?

— Он попросил меня.

Они подъехали к симпатичному старому английскому пабу. Крыша из черепицы, стены из грубого камня, в архитектурном стиле — смесь разных эпох.

Элоиз вышла из машины и с удовольствием вдохнула свежий зимний воздух. Не напрасно она согласилась. Здесь столько простора и так красиво!

И с нею Джем. Она повернулась и взглянула на него. Лоренс так тепло отзывался о нем, они очень привязаны друг к другу.

— Пойдемте. При входе нужно наклонить голову — слишком низкая притолока.

Элоиз понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к царившему в пабе полумраку. Свет с трудом пробивался через маленькие окошки. В дальнем конце зала горел очаг.

— Здесь симпатично, — заметила она, проходя к камину. На стенах были прибиты начищенные лошадиные подковы.

Чтобы занять себя, Элоиз принялась греть руки у огня.

Джем встал рядом.

— Что будете брать? — Он протянул ей меню. Она рассеянно заглянула туда, даже не пытаясь сосредоточиться.

— Только суп.

— А выпить?

— Кофе, пожалуйста.

Она благодарна Джему, что он не задает никаких вопросов. Она не готова сейчас говорить, поскольку сама не знает ответов.

У очага было жарко, Элоиз сняла жакет.

Мысли мешались в голове, клонило ко сну. Это следствие нервного напряжения. Скорее бы добраться до постели.

— Один кофе, — Джем поставил перед ней белую чашку и рядом положил сахар. — Заказ сейчас принесут.

— Отлично.

Он держал в руках высокий бокал с пивом и молчал. Его голубые глаза вспыхивали, когда он глядел на нее, словно читая ее мысли.

— Вы часто здесь бываете? — торопливо спросила Элоиз.

— Иногда. Здесь милый садик. Летом там хорошо посидеть после трудового дня.

— Да, наверно. Тут бывает много народу?

— Весьма. Местечко достаточно известное. О нем даже сложены легенды.

— А вы им верите?

— Я? Нет. — Джем улыбнулся. — Попросите Лоренса, пусть он вам расскажет одну из тех историй, что рассказывал мне. Не думаю, что это правда, но слушать забавно.

На ее лицо упала тень.

— Возможно. — Она положила в кофе сахар. Джем красивый мужчина. С какой стороны ни посмотри, всем хорош. Наверно, ему нелегко, но ведет он себя безупречно. Ведь она заставила переживать людей, которых он любит.

Какая ярость была написана на лице Белинды! Элоиз не ждала, что сводная сестра станет испытывать к ней родственные чувства, но все предположения померкли перед реальностью. Она ее просто ненавидит.

Чего ожидать от жены Лоренса, матери Джема? Какие эмоции может вызывать у нее незаконная дочь мужа, это неожиданно объявившееся дитя любви?

Для всех будет лучше, если она уедет…

Но ей так хочется остаться, побольше узнать об отце.

— Особенно я любил слушать о давних временах, — продолжал Джем, не представляя, о чем она думает. — Не сомневаюсь, что Лоренс сам придумывал многие истории, видя мой интерес.

Официантка принесла еду, и он замолчал. Элоиз принялась за картофельный суп. Он был горячий и очень вкусный.

— Нравится?

— Просто великолепно.

— Владелец — Ричард Кэмфорд — молодец. Он пару лет назад приобрел паб, отказавшись от жизни в городе.

— Вы ведь тоже не любите Лондон, не так ли?

— Не особенно. Хорошо съездить туда на несколько дней, но жить там не хочу. Мне больше по душе сельские пабы, чем модные рестораны. Я также не люблю шумные сборища.

— Почему?

— Предпочитаю хорошую беседу и умных собеседников. На лондонских вечеринках столько людей, которых мне вовсе не хочется видеть.

Элоиз припомнила приемы, которые посещала, — это была ее работа. Там всегда одни и те же люди.

— Но в поло играют те же самые люди.

Джем отпил пива.

— Вы правы, но лошади — интереснее.

Элоиз улыбнулась в ответ. Она уже начала приходить в себя и немного расслабилась.

Они разговаривали о разных вещах, обо всем. Ее боль и страх понемногу рассеивались. Даже пощечина стала забываться.

— Вы не спросили меня, что сказал Лоренс, — заметила она.

— Если вы захотите, то расскажете сами, а не захотите, я послушаю Лоренса.

— А вдруг нет?

— Это его привычка, — улыбнулся Джем.

— Как хорошо, что у вас такие отношения, — с горечью сказала Элоиз.

У нее не было никого, абсолютно никого, с кем она могла бы обсудить свои дела и проблемы. Раньше ее это особенно не беспокоило, но теперь, когда в жизни столько изменилось, захотелось с кем-нибудь поделиться.

— Как вы начали заниматься модой? — поинтересовался Джем.

— Во время учебы я устроилась, чтобы подработать, в редакцию: варила кофе, отвечала на телефонные звонки и наблюдала за работой стилиста.

— А потом Кембридж и первое место по английской литературе.

— Потом Кембридж. Вы неплохо осведомлены.

Джем улыбнулся, и Элоиз отвела глаза. Что с ней происходит? Почему?

С трудом она сумела вернуться к теме разговора и продолжала:

— После университета я опять пошла в журнал. Чтобы оплачивать квартиру, четыре вечера в неделю работала в тамошнем баре.

— Вы обладаете завидным упорством.

— Я не хотела жить так, как жила моя мама. — Она замолчала.

Джем сделал паузу и потом спросил:

— Это было так трудно?

— Она была несчастна. — Слезы опять подступили к глазам. — Вы себе даже представить не можете.

— Я знаю, что такое несчастье, — кратко сказал он. — И оно не всегда связано с отсутствием денег.

Элоиз озадаченно взглянула на него. Гнев в его голосе был таким же неожиданным, как и слова.

— Я думала… я думала, что вам нравится жить в поместье.

— Колдволтхэм стал моим убежищем. Но до того пришлось многое пережить.

— Да, наверно, — нахмурилась Элоиз. К пятнадцати годам она уже знала, что лишена в жизни многих вещей. Она никогда не летала на самолете, не могла поехать во Францию на учебу, не могла заниматься музыкой, потому что мама была не в состоянии оплачивать уроки.

Но Джем? Что произошло с ним?

Она вспомнила, что его отчислили из школы. Возможно, он был неуправляемым ребенком, травмированным смертью отца?

А Белинда? Она тоже была несчастна.

Элоиз стало стыдно. Она забыла, что у других людей есть собственные проблемы.

— Моя мама начала работать в аббатстве, когда ей исполнилось девятнадцать. — (Джем не поднимал глаз от тарелки, напрасно Элоиз ждала от него хоть какой-то реакции.) — Лоуренс сказал, что это напоминало удар молнии. Словно сошлись две половинки. — Она вертела в руках чашку — Его жена… — С трудом удерживая слезы, она подыскивала верные слова. — Извините… черт, обычно такого со мной не происходит.

Элоиз поставила чашку и трясущимися руками закрыла лицо.

Джем дотронулся до ее руки, она судорожно сжала пальцы. Оба замолчали. Что он мог сказать, чтобы облегчить ее муки?

— Извините, — смущенно произнесла Элоиз и вытерла слезы.

Она больше не была ледяной блондинкой, какой показалась ему при первой встрече. Она всегда будет для него женщиной, которую переполняют эмоции…

— Не могу понять, почему я плачу.

С сочувственной улыбкой Джем глядел, как Элоиз мужественно старается взять себя в руки.

Она еще раз вытерла глаза.

— Он рассказал мне о своей жене, Сильвии. О ее болезни.

— Они были женаты двадцать девять лет.

Элоиз подняла на него глаза, полные страдания. В душе Джема все перевернулось.

— У Сильвии было тяжелое неврологическое заболевание, от которого она и умерла. Жестокая участь, особенно для очаровательной образованной женщины. Лоренсу было невыносимо смотреть на это.

— Это была тяжелая затяжная болезнь, — сказал Джем, допивая пиво.